только нашим это недоступно, – буркнул неукротимый Ингвар. – А эти самые подданные – наши, конечно, не альвийские, – может, и вовсе воевать не захотят, если что! Оставят ваших Кровных одних на поле боя… Потому что те-то во дворцы вернутся, а все остальные – в бараки. Бывали когда-нибудь в рабочих бараках, Митя? Сходите, полюбопытствуйте.
– Да я!.. – вскричал Митя и осекся. Он хотел выпалить, что уж он-то бывал… Вместо этого отвернулся, чтобы взять себя в руки, и высокомерно процедил: – Порядочный человек не станет шататься… по баракам!
– Боитесь того, что там увидите? – язвительно процедил Ингвар. – Понимаете, что сами так и дня бы не выдержали?
Митя задохнулся: да, он боялся! Потому что бывал… и не понял, как так можно жить. Он бы или попросту сдох, как пес, или… одичал и убивать начал.
«А ты и начал убивать. Хоть и по другим причинам. И скоро сдохнешь. Тоже по другим. Но не все ли тебе равно? Ты будешь мертв», – напомнил ледяной голос, так похожий на его собственный.
Мисс вдруг сдавленно то ли вздохнула, то ли всхлипнула.
– Мисс Джексон? Вы… вы побледнели…
При ее нездорово-желтоватой коже бледность выглядела странно. Будто на лицо вдруг лег тончайший слой песка.
– Простить… Ах, простить, я есть такая глупый… глупая… Но я испугаться ваши слова! Я знать, что бывать, когда Дамы и Господа Холмов проигрывать фомор… А ведь альвийски лорды и леди не умирать, если их не убивать, они всегда сильны! А господин Лаппо-Данилевски говорить, что здешние Кровные Лорды… Князья… все теперь малокровны… слабы…
– Не слушайте его, мисс Джексон! – чуть не хором сказали Митя и Ингвар.
– Но ведь это есть правда? – слабо улыбнулась мисс. – Другие господа тоже так говорить.
Ингвар невольно кивнул… Мите было, что возразить, но делать этого он не собирался. Уж точно не в случайной беседе с учительницей альвийского, которая сперва удрала от своих альвийских лордов чуть ли не на другой конец континента, а теперь их превозносит.
– Хотя теперь они все время гадать, кто поднять варяжски мертвецы? Говорят, на это надо очень много Кровный Сила! Митя, вы там быть, вы должны видеть! – Маленькие бесцветные глазки уставились на Митю с обезьяньего личика – мисс была странно трогательной в своих уродстве и слабости. Как больной ребенок.
Митя терпеть не мог больных детей. Приедешь в гости к тем же Белозерским и вместо ожидаемого внимания таскаешься в одиночку по поместью, пока вся семья квохчет над болящим. Сам-то он лет после трех перестал болеть вовсе.
– При чем тут Кровные? Псевдожизнь – неприятное, но весьма распространенное природное явление, – фыркнул Ингвар. – Вы же помните, даже у нас в деревне…
– Согласен с Ингваром, – обронил Митя, отчего сам Ингвар чуть не упал со стула от изумления.
– О! – разочарованно выдохнула мисс. – Well… Вы быть правы – мое любопытство не есть уместный. Оставим этот разговор. На следующий раз я просить вас подобрать и выучить по один стихийный творений… э-э-э, стихотворений, вот! На альвионский. Ведь вы оба его немножко знать. Можно совсем коротенький, какой кому по силам. А я пока расскажу вам, что синдарин переводится с древний альвийский язык – квенья – как «серый наречий»…
Глава 14
Письмо из Петербурга
– Благодарю вас, мисс Джексон! Передайте также мои приветы Родиону Игнатьевичу и Полине Марковне… – Голос отца был отлично слышен в столовой.
Пряно благоухали замаринованные овощи, рядом с прибором ждала тарелочка с паштетом. Даже несмотря на присланный тетушкой чай, есть после целого дня беготни хотелось невыносимо, а запахи дразнили аппетит так, что терпеть не было никакой возможности. Но выдать свое нетерпение было бы дурным тоном. Как назло, и светской беседой не отвлечешься. Ниночка, насупившись, глядела в тарелку, тетушка с тревогой на нее, Ингвар задумчиво косился на Митю, но тоже не заговаривал.
Бухнула парадная дверь, послышались шаги, и в столовой появился отец.
– Прошу прощения, что заставил ждать! Ну-с, приступим, помолясь… – Он предвкушающе потер руки, и расправил салфетку. Некоторое время слышался лишь стук приборов. – Что ж… – Отец промокнул губы салфеткой, с удовольствием наблюдая, как Георгия, величественная, будто античная статуя в платье и крахмальном фартуке, водружает на стол блюдо с поросенком и начинает ловко нарезать мясо. – Мисс Джексон согласилась заниматься с Ниночкой, а после с Митей и Ингваром дважды в неделю… Благодарю, Георгия… Великолепно, впрочем, как всегда…
Георгия кивнула, явно нисколько не сомневаясь, что да, великолепно и как всегда. Наполнила остальные тарелки и поплыла к дверям, чуть покачивая пышными оборками на подоле.
– Право, не знаю… – Тетушка хмурилась, разглядывая источающее аромат розмарина мясо. – Мне она не показалась опытной учительницей: Нинуша после урока не смогла произнести ни одного слова по-альвийски!
– Но не ожидала же ты, что они на первом занятии разучат песнь Элберет? – хмыкнул отец, с явным удовольствием отрезая очередной кусок.
Митя его понимал: мясо таяло во рту.
– Тебе понравилось занятие, Ниночка? – спросил отец.
Ниночка еще ниже склонила голову, выставив вверх туго затянутые косички-рожки.
– Нина… – предостерегающим тоном сказала тетушка. – Ответь дяде: тебе понравилось заниматься с мисс Джексон?
– Нет… – выдохнула девочка.
– Нина! Ты должна быть благодарна, что дядя заботится о твоем образовании!
– А что не понравилось, Ниночка? Строгая? – перебил отец.
– Нет… – так же тихо ответила Ниночка и наклонила голову уже так, что казалось, вот-вот ткнется лицом в тарелку. – Она… гадкая…
– Нина, как ты можешь! Если дядя Аркадий считает нужным нанять эту женщину, значит…
– Погоди, Людмила… – Отец остановил ее. – Ниночка… Ты еще маленькая, но уже сейчас тебе надо научиться не судить людей по внешности. Мисс Джексон пережила много горестей, но она милая и добрая дама, которая любит своих учениц.
– Она и тебя полюбит! – подхватила тетушка.
– Нет! – выкрикнула Ниночка так громко, что в дверях появилась испуганная физиономия Маняши. – Я не хочу, чтоб она меня любила! Она гадкая, гадкая! Мерзкая, как жаба!
– Нина… Встань из-за стола, – отчеканил отец. – Сегодня ты остаешься без десерта. Ступай в свою комнату и подумай о том, что ни один человек не виноват в недостатках внешности. Только в недостатке доброты и манер.
– Нет, она виновата! Она жаба, жаба! – выпалила Ниночка, соскакивая со стула, и с ревом кинулась вон.
– Аркадий… – страдальчески пробормотала тетушка, провожая дочь взглядом.
– Людмила, такие вещи спускать нельзя. – Отец вернулся к мясу. – Позже зайди к ней и поговори подробнее.
– Да, конечно, я… зайду. И поговорю.
Чай пили в молчании, и даже приготовленная Георгией пахлава не могла развеять мрачного настроения, тем более что тетушка провожала тяжелым взглядом каждый съеденный Митей кусок – будто тот его у Ниночки отнимал.
– Зайди ко мне в кабинет, Дмитрий, – отставляя чашку, распорядился отец.
Тетушка проводила его взглядом злорадным, а Ингвар – полным сомнений: похоже, никак не мог решить, злорадствовать ему или все же сочувствовать.
Митя вот тоже не знал. С одной стороны, утренняя встреча с Урусовым прервала наконец полуторамесячное отцовское молчание, с другой… А вот сейчас и узнаем, что там с другой.
– Как ваш с княжичем визит к портному? Удался? – устраиваясь за столом, рассеянно спросил отец.
«Едва не погиб. Но не погиб же… Значит, удался», – подумал Митя, а вслух ответил:
– Еще не знаю, будет видно.
Уточнять отец не стал, видно было, что волнует его совершенно другое.
– Я… – Он переложил какие-то бумаги на столе и наконец, словно решившись, вытащил из ящика распечатанный конверт. – Как и обещал, я написал твоему дяде.
Митя замер. Отец говорил, что напишет Белозерским, но давно, сразу после Митиного первого боя и побега из дома! Он был уверен, что отец это в сердцах!
– Что… написал? – дрогнувшим голосом переспросил он.
– Правду. – Отец принялся постукивать конвертом по столу. –
