ненависти и презрения, он вызывать не должен.
– Спасибо, не хочу, – ответила она и неприязненно отвернулась, поймав на себе при этом взгляд Гелены.
Колючим и холодным был этот взгляд.
Раздался звонок в домофон, и домработница Надя провела в гостиную еще одного гостя. Это был муж Гелены Петр Волков, взъерошенный и отчего-то сильно встревоженный.
– Ты опять здесь? – обратился он к жене. – Тебя отсюда теперь нужно на цепи выводить или дома запирать?
– Петя, ты чего? – опешила Татьяна. – Гелена приехала по моему приглашению.
– И давно ты приглашаешь мою жену в гости без меня?
Бывший одноклассник Эдуарда Киреева по художественной школе явно нарывался на скандал. Вести себя таким образом с вдовой только что погибшего друга было некрасиво.
– И почему ты не пригласила меня? В конце концов, другом Эда был я, а не моя жена. Или я чего-то не знаю?
– Дядя Петя… – Гриша Киреев явно был в некотором шоке от услышанного.
Татьяна молчала.
– Петр, прекрати. – В голосе Гелены послышался металл. – Ты ведешь себя неприлично.
– А ты? – тоже повысил голос Волков. – Как ты себя ведешь?
– Как хочу. Отныне и впредь я буду вести себя так, как считаю нужным.
– А с чего бы это? Что изменилось, что ты стала такая смелая? Неужели не боишься остаться без моих денег? Ты же вышла замуж за меня только ради них.
– Да! – закричала Гелена в голос. – Ради них. И с тех пор уже сто раз пожалела об этом. Деньги – ничто, когда нет любви. Да я бы за человеком, которого люблю, босиком ушла. Да только это невозможно.
Она вдруг бурно зарыдала, совсем не театрально, искренне.
– Надо полагать, что у твоего избранника с деньгами тоже все в порядке, иначе ты на него бы и не взглянула, – припечатал Волков. – «С милым в рай и в шалаше» сказано точно не про тебя. И почему невозможно? Потому что его позавчера убили?
– Петр! Петя! Прекратите этот балаган. – Голоса Горелова, Татьяны и Дорошина слились в один протестующий хор.
Волков замолчал и засопел. Обиженно, как мальчишка. Хотя в гостиной было совсем не жарко, от испытываемого им волнения он сильно вспотел, распространяя острую смесь аромата крепкого пота с каким-то явно дорогим мужским парфюмом. Горьким, древесным.
Горький древесный аромат… Приторно сладкий запах духов Гелены. Лена зажмурилась от вдруг явившегося ей откровения, но не успела ничего сказать, потому что ее опередил муж:
– Петр, вы были здесь в ту ночь, когда убили Эда?
Адвокат вздрогнул, повел свой крепкой бычьей шеей, кинул на Дорошина исподлобья затравленный взгляд. Глазки у него были тоже как у быка: маленькие, красные, залитые кровью.
– С чего вы взяли?
– Гриша, вернувшись в родительский дом за барсеткой, столкнулся с кем-то на дорожке, ведущей к калитке. И этот кто-то спрятался от него в кусты.
– И из чего вытекает, что это был я?
– Сюда возвращалась ваша жена. Это мы уже выяснили. Она якобы потеряла на вечеринке подаренное вами кольцо и вернулась за ним.
– Я просила о конфиденциальности! – взвизгнула Гелена.
Дорошин не обратил на нее ни малейшего внимания.
– Но в кустах не могла быть она. Это были вы, потому что, заметив ее уход, отправились за ней. Вы следили за своей женой, Петр.
– Я адвокат. – Волков хищно улыбнулся. Блеснули безупречные, явно искусственные белоснежные клыки. – Так что еще раз спрошу. С чего вы взяли?
– Да с того, что Гриша почувствовал запах парфюма. Это был довольно дорогой, ненавязчивый, горький аромат. Точно такой же, как у вас. Ваша жена пользуется слишком сладкими мускусными духами, от которых лично у меня уже разболелась голова. Это не могла быть она.
Бинго! Лена испытала мгновенную радость от того, что Дорошин такой умный, но и она не хуже, ведь одновременно с ним догадалась, что горький запах одеколона не принадлежал Гелене. Волков на глазах сдулся и даже как будто стал ниже ростом.
– Да. Я был здесь, – нехотя признал он. – Какое-то время назад я стал подозревать, что Гелена мне изменяет. Сначала думал, что с кем-то из балетных. Это было унизительно, но не страшно, она ни за что бы меня не бросила ради какого-то нищеброда. Но потом я выяснил, что она регулярно ездит в галерею, где работает… то есть работал Эд, и решил, что у нее роман именно с ним.
– Дядя Петя, да вы с ума сошли! Папа ни разу в жизни даже не глянул ни на кого, кроме мамы! – воскликнул Гриша.
Татьяна тоже смотрела на Волкова во все глаза и молчала. Боялась, что он может оказаться прав?
– Ты идиот! – воскликнула Гелена. – Все эти годы я жила с идиотом.
– Так, не отвлекаемся от сути, – остановил поток восклицаний Бекетов, до этого молчавший. – Господин Волков, итак, зачем вы вернулись в этот дом в ночь убийства?
– Господи, я же не мог знать, что случится убийство… – Голос адвоката дрожал. – Я вернулся домой и лег спать, понимая, что Гелена отчего-то очень расстроена. Я прислушивался к звукам из ее спальни. Думал, стоит ли пойти ее успокоить или лучше оставить одну. Она творческая натура, у нее бывают перепады настроения, я привык с ними считаться.
– Да ты ни с кем не считаешься, кроме себя, – презрительно вставила балерина.
– Ти-хо! – остановил вновь грозящую вспыхнуть перепалку Бекетов. – Продолжайте, Петр Петрович.
– По раздающимся звукам я вдруг осознал, что Гелена собирается ускользнуть из дома. Я тихонько оделся и отправился за ней. Решил проследить, куда она направится. Она вызвала такси, а я поехал на нашей машине. И очень быстро понял, что едет она на Сокол. Я сумел очутиться тут раньше ее. Оставил машину в стороне, пришел к дому пешком и чуть не столкнулся с Гришей, который подъехал к дому. Я успел спрятаться в кустах.
– Зачем?
– Я вдруг подумал, что Гелена изменяет мне не с Эдом, а с его сыном.
Лена вздрогнула, потому что тоже подозревала именно это. Гриша вздрогнул тоже, на лице его отпечаталось странное выражение, которое она не смогла считать. Удивление? Испуг? Облегчение? Гелена же застонала.
– И что было дальше? – Следователь демонстративно не замечал ни вздрагиваний, ни стонов.
– Я сидел в кустах и оттуда смотрел, как Гриша скрылся в доме. Он довольно быстро вышел обратно, сел в свою машину и уехал.
– Сколько минут Григорий Киреев провел в доме? – быстро спросил Бекетов.
Волков пожал плечами.
– Я не засекал время. Недолго. Минуты две, может, три.
– Я же говорил, что зашел в дом, взял в прихожей барсетку и тут же вышел, – не
