Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крыло А, где лежали такие, как его мать, было самым тихим и самым похожим на отель. Обитатели крыла А не гуляли по коридорам в пижамах и халатах, не стонали и не требовали лекарств, и размеренную тишину нарушали лишь тихая музыка, включенная кем-то из посетителей, и бесконечное пиканье аппаратов, поддерживающих жизнь. И еще это было самое постоянное крыло, за 2 года здесь почти ничего не изменилось, только один мужчина тихо умер, так и не попрощавшись с красивой женщиной, часто навещающей его.
Посетители этого крыла за годы успели узнать и даже привыкнуть друг к другу, не все здоровались и почти никто не общался, но все при встрече окидывали друг друга одинаковыми взглядами, в которых читались узнавание и печаль. Иногда они кивком головы приветствовали собратьев по несчастью, иногда кто-то одаривал кого-то легкой улыбкой, но разговоры велись крайне редко, как будто люди боялись нарушить священную тишину этого места. Антон и сам был таким, едва он переступал порог крыла А, как тишина обрушивалась на него, запечатывала рот и делала движения очень осторожными, чтобы не дай Бог не вызвать шум. Мы как призраки, думал иногда Антон, те, к кому мы пришли нас не видят, а друг другу нам нечего сказать.
Сегодня он и правда был похож на призрака, он стал почти прозрачным, и если бы не ярко рыжая копна волос, он запросто мог бы слиться со стенами. Даже медсестра на проходной, обычно такая же молчаливая и задумчивая, увидев его, спросила, здоров ли он.
– Не совсем, – ответил Антон и, увидев, как поползли вверх ее брови, поспешил добавить. – Это не грипп или другая инфекция, я просто переутомился, на работе завал.
– Очень надеюсь на вашу сознательность, – недоверчиво пробормотала женщина, критическим взглядом пробегая по его изможденному лицу и похудевшей фигуре. – Наши пациенты ослаблены, и малейшая инфекция может стать для каждого из них губительной.
– Я знаю, – кивнул Антон, меньше всего ему хотелось препираться, сил на это просто не было, – поверьте, я не опасен.
Еще один критический взгляд из-под тяжелых век, намазанных зелеными тенями, Антон буквально чувствовал его, как будто тысячи крошечных ножек пробегали по коже.
– Проходите, – она подсунула ему журнал, он расписался, – и не вздумайте чихать или кашлять, не подставляйте меня.
И вот он шел по этому бирюзовому коридору, тяжело переставляя ноги, слабость никуда не делась, едва он открыл глаза сегодня утром – опять гораздо раньше, чем собирался – как понял, что уже устал. Устало его тело, его мозг, но не душа, именно это заставило его подняться с кровати. Была среда, но он не спешил на работу, после того опоздания и кровавого фонтана, ему дали тря дня.
– Похоже, тебе и правда худо, – заявил шеф, впрочем, никакого сочувствия в голосе не слышалось, – у тебя есть 3 дня, отлежись, а лучше – обратись к врачу.
Антон услышал только «3 дня», а остальное пропустил миом ушей, вряд ли кто-то мог советовать ему, что делать, особенно сейчас. Первый день он действительно пролежал дома, большую часть проспал, вернее, просто «отсутствовал», потому что эти провалы не приносили ни отдыха, ни сновидений. Он поговорил с соседками по телефону, но в дом их не пустил, сказал, что у него грипп, у него просто не было сил на других людей. Что там, их и на себя уже почти не хватало. Он почти ничего не ел, аппетита не было, а пища потеряла свой вкус, как будто он ел пластик, но все же, он заставлял себя поесть, он все еще не собирался сдаваться, он хотел жить.
Тишина и одиночество – лучший союз для размышлений, и он много думал, но ничего нового не решил. Выхода было три: обратиться к врачу и перестать гоняться за зелеными чертенятами; признать, что то, что с ним случилось, имеет магическую природу и попытаться найти того старика или просто обратиться к какой-нибудь «бабке»; ну и самый легкий или самый сложный (у этого решения, как и у монеты, было две стороны) – ничего не делать, а просто ждать, плыть по течению и надеяться, что оно не принесет к водопаду.
К вечеру он понял, что пока не может принять ни одно из них. Если бы он мог посоветоваться с кем-то близким и родным, но он был один. В закатном свете он лежал на разобранном диване, укутавшись в плед, хотя на дворе стояло лето, и крутил в руках злополученную монету. В глубине души он знал, что она всему виной, знал уже в первый же день, и теперь эта уверенность только крепла. Но если это правда, что ему делать теперь? Выбросить ее? Вряд ли это так просто, если бы все проблемы решались вот так, одним взмахом руки, старик бы и сам выбросил ее, не так ли? Однако он отдал ее Антону, значит… по логике вещей, он тоже мог ее просто отдать. Или это не сработает? Вдруг надо произнести какое-то заклинание или еще что? Антон понимал, что это абсурдные мысли, но твердо решил не отвергать больше ничего, потому что где-то в этом хаосе теорий, возможно, лежало его спасение, и он не хотел его упустить.
– Откуда ты взялась, проклятая штуковина, – прошептал он, поднимая монету на уровень глаз, она как будто становилась тяжелее с каждым днем. А может просто он становился все слабее. – Из какой преисподней ты выкатилась?
Монета ничего не ответила, но в закатном свете ее грани блеснули зловещим кровавым светом. Возможно, это и был ответ.
Страх, как туман проник в сердце Антона, заползая все глубже и скрывая под собой все разумные мысли. Это был древний страх, не ищущий причини и не стремящийся к пониманию, этот был тот страх, что кричал: беги или умрешь; дерись изо всех сил, или умрешь; иди до конца, или умрешь. И страх этот становился еще острее на фоне одиночества. Антон понял, что как никогда хочет, чтобы его мать была с ним, если бы он мог рассказать ей все, да хоть просто обнять, жизнь бы наверняка не казалась такой безнадежной. Вместе они бы справились, они бы нашли решение… но единственное, что он мог, это поехать в другой конец города и просто увидеть ее, мог рассказать ей все, но она не дала бы ему совета, формально она еще была с ним, но на деле…
И все же это был его единственный родной человек, а надежда умирает
- Омар и просвещение - Фаддей Булгарин - Русская классическая проза
- Том 5. Лесная капель. Кладовая солнца - Михаил Пришвин - Русская классическая проза
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган - Русская классическая проза
- Барышня. Нельзя касаться - Ксюша Иванова - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Ты такой светлый - Туре Ренберг - Русская классическая проза
- Тысяча одна страсть, или Страшная ночь (сборник) - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Десять минут второго - Анн-Хелен Лаэстадиус - Русская классическая проза
- Большая книга ужасов – 29 - Ирина Щеглова - Ужасы и Мистика