Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я правда не хотел, чтобы все случилось ТАК. Я об этом как-то не подумал. Нужно перезвонить боссу.
– Промысловский, отдыхаешь? Чурок своих отправил?
– Еще как отправил.
– Вот и чудно.
Хуршед лежит неподвижно, мордой вниз. Я просовываю пальцы за воротник его рубашки, чтобы нащупать пульс. Он шепчет:
– Руки убери, да?
– Иди на хуй.
Он со стоном поднимается на четвереньки, встает, расправляет плечи. Отряхивает землю с колен, поправляет челку. Ему даже в пятак не дали – наверное, сразу кверху жопой лег, чтобы уйти с минимальными потерями. – Бахтиёр, вставай, – я тормошу мелкого.
– Не хочу, – он морщится, как капризный ребенок.
– Хоть ногами пошевели.
– Зачем? – Бахти скребет землю подошвами кроссовок.
– Ну, слава богу.
Хуршед отходит подальше от забора:
– Алло, Наим?
Наим, хуим. Я осторожно беру Бахти за руки и тяну на себя.
– Не надо, болно, – его губы медленно вспухают, темнеют, истекают соком, как треснувшая черешня. – Посмотри, зубы шатаются?
– Не плачь, детка, мы тебе золотые вставим. – Я сую ему палец в рот, вроде не шатаются. Надеюсь, челюсть не сломана, как ему тогда невесту целовать? Или они на своих свадьбах не целуются?
– Саша-джон, мне дышат болно.
– Давай я тебе скорую вызову.
– Не надо! – Он перекатывается на бок. – Не надо, я дома Точикистон пойду. Паспорт нерусский.
– Дурак, они всех обязаны брать.
– Не надо. – Бахти пытается улыбнуться, у него выходит не очень. Правая бровь рассечена, глазками теперь не постреляешь. – Эт хуйня. Мне два год назад солдат из поезд выкинул, сотрясение мозга.
По траве проплывает полоска света. Хуршед первый понимает, что случилось, и бежит через поле, размахивая телефоном.
– Стоять! – серая фигура срывается за ним.
Второй мент садится на корточки рядом с Бахти:
– Ты пострадавший?
Бахти щурится, прикрываясь ладонью:
– Нет.
– Документы есть?
Мент переворачивает Бахти лицом вниз и шарит у себя в районе жопы, где висят наручники.
Я откашливаюсь:
– Не надо, у него, наверное, ребра сломаны.
Мент поднимает удивленные глаза. Щелк!
– Саша-джон, мне болно, скажи ему.
– Че ты там лепечешь, баран? – мент выпрямляется и поддевает его носком ботинка.
– Не трогайте его, ребро может легкое проткнуть. Или печень.
– Может, может. – Мент чешет бритую щеку. – Он вообще откуда?
– Из Таджикистана.
– Ну, понятно, – отвечает мент. – У преступности есть лицо. И это лицо – таджикской национальности.
Его напарник возвращается, тяжело дыша:
– Быстро бегает, сука… Короче, второй подозреваемый скрылся.
– Ну и заебись, – отвечает наш. – Ты тут посторожи чурку, я с молодым человеком поговорю.
Он деликатно берет меня под локоть и отводит на несколько шагов в сторону. Где-то в районе солнечного сплетения появляется приятное чувство страха.
* * *Восьмера катится непривычно тихо, Наим курит и стряхивает пепел в окно:
– Эт хуйня. Я, когда на пятерк ездил, падрэзл ментовск тачку. Ани в бардюр заехли. Из мащины витащили, отпиздили нахуй, дэвть тысч атабрали. Все щт с собой было.
Бахти косится на меня:
– Саша, ты сколько дал?
– Не помню.
На самом деле, конечно, помню. Две тысячи восемьсот пятьдесят рублей. Столько стоит один таджик.
Хуршед оборачивается на переднем сиденье:
– Сам виноват, нехуй было рыпаться.
Бахти шепчет:
– Саша, пердай ему, он мудак, я с ним не разговариваю.
Старший, конечно, снова пристроил жопу впереди. Его ведь «тоже избили». Младшего заставил пробираться на заднее, через спинку кресла, согнувшись в три погибели. Бахти рухнул мне на руки, я сам его втащил – он даже рта не раскрыл. Я бы, наверное, так заорал, что у Наимовой тачки повылетали все стекла.
* * *Я режу старую простыню. Нужно было купить бинты, но я постеснялся сказать Наиму, он и так нас довез бесплатно. Бахти лежит на моей кровати и смотрит двд, где немецкая телка ссыт в рот пьяному бомжу. Это, кстати, не мой диск, мне их дал один друг-азербайджанец, сразу штук десять, потому что у самого их немерено, некуда складывать, а он с матерью живет. Краем глаза я замечаю, что Хуршед включает мой ноутбук. Таджики любят раскладывать пасьянсы, с важным видом, как будто работают на Билла Гейтса.
– Слышь, сделай мне интернет.
– Не «слышь», а «Александр Евгеньевич». Совсем охуел.
Он сам включает вайфай, я продолжаю резать простыню.
– Во я дурааак… – Хуршед цокает клавишами. – Бляяять, какой я идиот!
– Я даже не сомневался, что ты идиот.
Он щелкает мышью и ржет:
– Слышь, иди, посмотри.
Я читаю:
Качественный евроремонт, быстро и недорого.
Одиноким женщинам – скидки.
8 905 580 13 33, Хуршед.
Карие глазищи Хуршеда масляно блестят, он ждет, что я тоже засмеюсь. Он вспотел, от недавно мытых волос тянет овчиной. Закусил губу, постукивает беспроводной мышью о стол – молчание затянулось. У него красивые белые зубы, никакого золота. Золото носят только дикари, он выше этого, он белый человек.
Я закрываю ноут.
– Хуршед, его нужно раздеть.
– Тебе надо – ты и раздевай.
Моя рука с ножницами застывает в воздухе.
– Вон из моего дома.
– И куда я пойду? – он развалился в кресле, не верит, что я смогу его выгнать.
– На хуй.
Бахти на кровати ойкает – наверное, повернулся неловко. Так и есть, приподнялся на локте, хочет слезть. Я укладываю его обратно, он послушно откидывается назад и смотрит, опустив веки, мутными глазами-половинками, маленький, несчастный обкурыш. У таджиков всегда хорошее настроение, я еще ни разу не видел грустного таджика. Нужно загадать желание.
Хуршед лютует в коридоре: пинает сумки, вжикает молниями, раскидывает обувь. На кухне что-то обваливается с жутким грохотом, я бегу смотреть. Плитка вылетела над раковиной, три ряда, клали год назад мои же рабочие. Сверху мне на голову падает еще один кусок кафеля. Хули от баранов ждать, не руки, а копыта.
Хуршед кидает мне в лицо скомканные тысячные купюры:
– На, подавись.
Он хлопает входной дверью, еще один ряд кафеля вылетает из стены, я едва успеваю прикрыться локтем.
Я беру Бахти за руки и помогаю ему сесть, расстегиваю и снимаю рубашку. Он дышит едва-едва, глубже не может. На месте печени темное пятно. Наверное, просто синяк, иначе он давно бы потерял сознание. Ребра прощупывать не нужно, они и так видны. Я вожу пальцами по его груди, Бахти постанывает, когда я попадаю на место переломов.
– Выдохни.
Я туго обматываю его грудь полосками ткани. Надеюсь, я все делаю правильно. Несколько слоев вокруг торса и еще один крест-накрест, на шею. Закалываю английской булавкой. Бахти сидит смешной, как стриженая девочка в белом топике:
– Можно дышат?
– Можно.
Прикладываю ватку со спиртом к его губе, прижигаю рассеченную бровь. Бахти жмурится, по лицу текут слезы:
– Саша, мне болно.
Я не знаю, что ответить. Наверное, когда ломают ребра, это и правда больно.
– Я не хочу домой. Мне там нечего делат. – Его забинтованная диафрагма вздрагивает от рыданий. – А здес я никому не нужен.
– Подумаешь, я тоже никому не нужен. Что из-за этого, вешаться?
– Неее, нихуя, – он улыбается разбитыми губами. – Ты хороший человек. Ты мне нужен.
У Бахти невероятно тяжелые сумки, я чуть коньки не отбросил, пока
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Избранное - Хуан Хосе Арреола - Русская классическая проза
- Между Бродвеем и Пятой авеню - Ирина Николаевна Полянская - Русская классическая проза
- Истинный борец - Александр Сергеевич Мильченко - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза
- Восхождение к Шамбале - Илья Николаевич Баксаляр - Русская классическая проза
- Герой нашего времени. Маскарад (сборник) - Михаил Лермонтов - Русская классическая проза
- Божий контингент - Игорь Анатольевич Белкин - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Высокие обороты - Антонина Ромак - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Изнутри. Сборник литературных миниатюр - Наталья Александровна Стефанова - Русская классическая проза