— Значит, она вам писала?
Шарни промолчал.
— A-а! Она вам писала, признайтесь! — вскричала Мария Антуанетта.
— Она передала моему брату Изидору письмо для меня.
— И вы прочли это письмо?.. Что она вам написала? Что она могла вам написать?.. Ах, ведь она мне поклялась!.. Ну, отвечайте скорее!.. Итак, в этом письме она вам написала… Говорите же! Вы же видите, я вне себя!
— Я не могу повторить вашему величеству, о чем говорилось в письме графини: я его не читал.
— Вы его разорвали?! — обрадовалась королева. — Выбросили его в огонь не читая? Шарни! Шарни! Если вы это сделали, вы самый преданный из всех мужчин и я была не права, когда жаловалась на судьбу: еще ничто не потеряно!
Королева протянула графу обе руки, словно призывая в свои объятия.
Однако Шарни не двинулся с места.
— Я его не разорвал и не бросил в огонь, — возразил он.
— Так почему же вы его не прочли?! — изумилась королева, бессильно опускаясь в кресло.
— Мой брат должен был передать мне это письмо в том случае, если я буду смертельно ранен… Увы! Не мне было суждено умереть, а ему… После его гибели мне принесли его бумаги; среди них было письмо графини… и вот эта записка. Прочтите, ваше величество!
Шарни подал королеве записку Изидора, приложенную к письму.
Мария Антуанетта дрожащей рукой взяла листок и позвонила.
Пока происходила только что изображенная нами сцена, стемнело.
— Свечи! — приказала она. — Скорее!
Камердинер вышел; в наступившей тишине слышалось лишь прерывистое дыхание королевы да стремительное биение ее сердца.
Камердинер вернулся с двумя канделябрами и поставил их на камин.
Королева не могла дождаться, когда он уйдет, и, пока он шел к двери и затворял ее за собой, она приблизилась к камину с запиской в руке.
Дважды она принималась за чтение, но так ничего и не разобрала.
— О! — прошептала она. — Это не бумага, это настоящий огонь!
Проведя рукой по глазам, словно пытаясь вернуть им способность видеть, она в нетерпении топнула и вскричала:
— О Боже, Боже!
Наконец усилием воли она уняла дрожь и к ней снова вернулось зрение.
Она прочла хриплым, совершенно незнакомым голосом:
«Настоящее письмо адресовано не мне, а моему брату, графу Оливье де Шарни: оно написано его супругой, графиней де Шарни».
Королева немного помолчала, а затем продолжала:
«Если со мной случится несчастье, прошу того, кто найдет это письмо, переслать его графу Оливье де Шарни или вернуть графине».
Королева опять остановилась и, покачав головой, продолжала:
«Я получил его от графини со следующими указаниями…»
— A-а! Посмотрим, что за указания! — прошептала королева.
Она еще раз провела рукой по глазам.
«Если предпринятое графом дело окончится для него благополучно, вернуть письмо ей».
Дыхание королевы становилось все более прерывистым по мере того, как она читала дальше.
Она продолжала:
«Если он будет ранен опасно, но не смертельно, попросить его оказать своей супруге милость, позволив ей приехать к нему».
— О, это понятно! — пробормотала королева; дальше она читала совсем невнятно:
«Если, наконец, рана его окажется смертельной, вручить ему это письмо, а в случае если он будет не в состоянии разобрать его сам, прочесть ему письмо вслух, чтобы он перед смертью узнал заключающуюся в нем тайну».
— Ну что, вы и теперь станете отрицать? — вскричала Мария Антуанетта, окинув графа испепеляющим взглядом.
— Что именно?
— О Господи!.. Да то, что она вас любит!..
— Кого, меня? Графиня меня любит?.. Что вы говорите, ваше величество? — воскликнул Шарни.
— О я несчастная! Я говорю правду!
— Графиня меня любит? Меня? Это невозможно!
— Почему? Я же вас люблю!
— Если бы графиня меня любила, то за шесть лет она бы мне об этом сказала, дала бы мне это заметить.
Для бедной Марии Антуанетты настало время такого страдания, что она почувствовала необходимость загнать боль, словно кинжал, в самое сердце.
— Нет! — вскричала она. — Нет, она не дала вам ничего заметить, она ничего вам не сказала; но если это и так, то только потому, что она не может быть вашей женой.
— Графиня де Шарни не может быть моей женой? — повторил Оливье.
— Она отлично понимает, — продолжала королева, приходя все в большее возбуждение от собственной боли, — что между вами есть тайна, способная убить вашу любовь.
— Тайна, способная убить нашу любовь?
— Она прекрасно знает, что, как только она заговорит, вы станете ее презирать!
— Чтобы я стал презирать графиню!..
— А разве не достойна презрения девица, ставшая женщиной и матерью без мужа?
Теперь настала очередь Шарни смертельно побледнеть; он ощупью поискал опору и схватился за спинку ближайшего к нему кресла.
— Ах, ваше величество! Ваше величество! — воскликнул он. — Вы сказали слишком много или слишком мало, и я вправе потребовать от вас объяснения.
— Объяснения, сударь? У меня, у королевы, — объяснения?!
— Да, ваше величество, — кивнул Шарни, — я требую объяснения.
В эту минуту дверь отворилась.
— Что вам угодно? — в нетерпении вскричала королева.
— Ваше величество изволили предупредить, что вы в любое время готовы принять доктора Жильбера, — отвечал камердинер.
— Так что же?
— Доктор Жильбер просит позволения засвидетельствовать вашему величеству свое нижайшее почтение.
— Доктор Жильбер? — переспросила королева. — Вы уверены, что это доктор Жильбер?
— Да, ваше величество.
— Так пусть войдет, пусть войдет! — приказала королева.
Она повернулась к Шарни.
— Вы желали услышать объяснение по поводу госпожи де Шарни, — возвысив голос, проговорила она, — ну так попросите об этом господина доктора Жильбера: он больше чем кто бы то ни было способен вам его дать.
В это время Жильбер как раз входил в комнату. Он услышал последние слова Марии Антуанетты и замер на пороге.
Королева швырнула Шарни записку его брата и шагнула было по направлению к туалетной комнате; однако граф опередил ее и, преградив ей путь, схватил ее за запястье.
— Прошу прощения, ваше величество, — остановил он ее, — но это объяснение должно происходить в вашем присутствии.
— Сударь! — процедила сквозь зубы Мария Антуанетта, бросив на него испепеляющий взгляд. — Вы, кажется, забываете, что я королева!
