Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светлоусый вынул из кармана газету и закрылся ею.
Скоро поезд остановился. Это была последняя перед Омском станция.
Человек в макинтоше вскочил, надел шапку, взял в левую руку чемоданчик, а в правую цепочку, за которую привязана была собака, и пошел к выходу.
— Вот так, давно бы пора! — сказал ему вдогонку матрос.
Все захохотали.
Однако, веселье это оказалось преждевременным.
Минут через пять в вагон вошел военный в форме сотрудника ОРТЧК. Макинтош с собакой следовал за ним. Военный подошел к приятелям.
— Вам, товарищи, придется забраться в другой вагон, для курящих, — спокойно сказал военный.
Слова его вызвали возмущение.
— Что это еще такое?! Откуда такие порядки?! — закричал матрос. — Спекулянтишка какой-то расселся с сукой своей, так и курить нельзя и на гармошке нельзя. Не нравится ему, так пускай на площадке стоит, а мы не пойдем.
— Ну, ну, поторапливайтесь, товарищи, — сказал военный. — А то поезд тронется скоро, тогда на себя пеняйте, если останетесь на станции.
Матрос негромко выругался и принялся собирать свои вещи. Товарищи тоже.
— Ну, на что это похоже?!.. — возмущался матрос, застрявший с багажом своим в узком проходе. — Небойсь, когда Сашу Керенского за манишку брать стали, так к нам на крейсер «Аврору» прибежали: «Товарищи, звезданите по Зимнему дворцу», а теперь вон что получается!
Его возмущение, вероятно, вышло из всяких границ, если только на омском вокзале ему удалось увидеть, что макинтоша и его собаку дожидался автомобиль.
На заднем сиденьи сидел человек в сером пальто и шляпе — высокий, сутулый, в огромных очках на длинном и остром носу.
Он открыл дверцу автомобиля и, протянув руку человеку в макинтоше, помог ему войти в автомобиль. Однако, видно было, что радостная улыбка, растянувшая его худое лицо, относилась к собаке, а не к владельцу ее.
Он прижался в угол, давая ей место в середине.
М-ль Гера с сознанием собственного достоинства села и, подняв морду, скромно облизнулась.
Шофер дал гудок. Автомобиль тронулся.
3 «Угрозыск, проснись!»Разгневанный начальник уголовного розыска сидел за своим письменным столом. Высокий человек в больших очках стоял сбоку, держа в руках шляпу.
На столе лежала раскрытая газета.
— Вот полюбуйтесь, товарищ Коршунов, — сказал начальник, отчеркнув синим карандашом какую-то заметку.
Коршунов стал читать.
В заголовке заметки крупным шрифтом стояло: «Угрозыск, проснись!». Дальше шло следующее:
«Мы уже упоминали несколько раз о том, что в нашем городе появилась гнусная и, по-видимому, неуловимая шайка отъявленных хулиганов — насильников над женщинами.
За последнее время, за короткий сравнительно срок, произошло более десяти случаев изнасилований, иногда в самых людных местах города. Преступники до сих пор не выявлены.
Угрозыск, проснись!».
— Ну, что? — спросил начальник, когда Коршунов отложил газету.
— Что ж... ничего... обычная заметка, — невозмутимо сказал Коршунов, снимая очки и вытирая стекла носовым платком. Только зря они напечатали это: все-таки это как бы дискредитирует, а в конце концов не можем же мы опубликовывать секретную работу, которая иногда годами ведется.
— Совершенно верно, — сказал начальник угрозыска. — Об этом у меня еще будет разговор с редактором. Так нельзя. Но, видишь ли, брат, какое дело... Ты, вот сам сейчас признал, что заметка эта вредна для нашей работы, потому что ты хорошо знаешь, что значит в нашем деле авторитет... Так?
— Так, — сказал Коршунов.
— Стало быть, что же теперь приходится делать? — Ясно: поскорее эту заметку обезвредить. А это тогда только получится, когда эта же самая газета напечатает: вот, дескать, вся шайка выловлена.
— Ясно, — подтвердил Коршунов.
Начальник, видимо, был доволен, что Коршунов поддакивает:
— Ну, вот, — улыбнулся он. — Значит, нужно это дело ускорить, чтобы результаты были налицо. А кто у меня сейчас на этом деле? — молодняк! Послать было некого, сам знаешь. Так что выходит, что только тебя на это дело.
Коршунов отшатнулся.
— Меня?! — испуганно спросил он. — Да ты что — шутишь?
— Ничего, брат, не шучу, — печально вздохнув, сказал начальник. — Сам же ты признаешь, а кроме тебя мне не на кого положиться.
— Нет, как хочешь, — не могу! — сказал Коршунов, вставая и взволнованно жестикулируя. — Это хоть кого угодно убьет. Ты подумай: занялся я убийством командира Яхонтова — сам знаешь, какое это дело — ну, и совсем, кажется, на мази было, и вдруг — извольте: нате вам другое дело! Сам же ты тогда бузу поднял: скандал, политическое убийство! — займись, Коршунов!.. Ладно. Занялся. Опять как будто уж все ниточки в руку собрал, и опять срываешь! Третье дело подсовываешь... Нет, это безобразие, так работать нельзя! — закончил он.
— Ты знаешь, — добавил он, видя, что начальник сидит спокойно. — Ведь я специально для этого дела ищейку с проводником выписал. Это чего-нибудь стоило или нет?!..
— Пустяки, — сказал начальник угрозыска, — собака тебе и в этом деле понадобится. А изнасилования надо раскрыть. Брось Яхонтова и политические эти убийства. Да к тому же вряд ли они политические. Ведь вот уже сколько времени прошло, а больше ни одного... Да, должно быть, и там так же думают, — мотнул он головой в сторону окна. — Так что ты уж, Коршунов, с теми делами повремени. Пресса, брат, — ничего не поделаешь!
Коршунов стоял в раздумьи.
— Ну, ладно, — наконец, согласился он мрачно. — Только боюсь, что ты меня на четвертое дело сорвешь. Так, знаешь, не полагается.
— Да я и сам знаю. Да так уж получилось... А насчет четвертого дела не бойся, — улыбаясь, сказал начальник. — Ну, так, значит, берешься? Насчет всего этого ты у Миши спроси — у него это дело.
— Ладно, — сказал Коршунов и пошел к двери.
— Погоди, — окликнул его начальник, — а как у тебя относительно того... с деревянной ногой... по яхонтовскому делу?
— Так что — как? Стоит он себе возле моста, милостыню собирает. Насчет его нечего беспокоиться — с деревяшкой не ускачет! А, кроме того, он у меня в роде как бы под негласным надзором: я каждый день его вижу, как через мост еду.
— Так что, значит, та и за это дело держишься? — засмеялся начальник. — Ну, а как та у тебя?
— И за той присматриваю малость, — сказал Коршунов и тоже рассмеялся.
— Ну, всего хорошего.
— До скорого...
Коршунов вышел. У подъезда его ждал мотоциклет с прицепной кареткой.
Когда мотоцикл проезжал через мост, Коршунов приказал замедлить. Силантий Пшеницин действительно стоял здесь, но не совсем на прежнем месте, а несколько пониже и влево—в сторону Люблинского проспекта. Место было куда хуже прежнего, потому что здесь в деревянную чашечку Силантия перепадало только от тех, кто проходил но боковой улице. Да и самая фигура Силантия не обращала здесь на себя такого внимания, как там — на мосту, где рука его, словно шлагбаум, преграждала путь всем прохожим. Здесь к тому же Силантий большею частью не стоял, а сидел на маленьком ящике из-под гвоздей, потому что стоять было тяжело: не было перил, на которые можно было бы опереться. Кроме того, отступя шаг, за его спиной был обрыв берега и легко было оступиться.
Словом место было во всех отношениях хуже, чем старое.
Когда Силантия выпустили из угрозыска, обязав подпиской о невыезде, ему ничего не оставалось делать, как взять свою деревянную чашечку, которую он было применял уже для хозяйственных надобностей, и отправиться на прежнее место — на мост — просить милостыню.
Так он и сделал. Но каково же было его изумление, а сначала и негодование, когда он увидел, что его место, единственное место на мосту, где можно было стоять, не мозоля особенно глаза, не подвергаясь опасности быть раздавленным и в то же время не пропуская ни одного прохожего, — было занято другим! Но скоро негодование Силантия прошло, потому что соперник его был воистину жалчайшее существо.
Это был нищий, совершенно слепой и не владеющий ногами, хотя обе они были целы. Вследствие этого последнего обстоятельства он посажен был так, чтобы ноги его приходились вдоль намостного тротуара и не мешали бы прохожим. Немного поодаль, где тротуар загибался в боковую улицу, стояла тележка, на которой привозили и увозили калеку.
Силантий подошел к своему сопернику. Слепой сидел на какой-то тряпке, держа в руках деревянную чашечку, и что-то гнусил про себя.
— Здравствуй, слепес! — сказал Силантий, останавливаясь возле него.
— Здравствуй, — ничего не выражающим голосом сказал слепой и не пошевельнулся даже, как будто он разговаривал с кем-то внутри себя.
— Ты давно тут сидишь? — спросил Пшеницин.
— С паски.
— Так... — сказал Силантий и замолчал, не зная, что ему теперь говорить и делать.
- Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.) - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Предпринимательские организации в России. Историография, источники, история - Евгения Воронцова - Прочая научная литература
- Безумные идеи - Ирина Радунская - Прочая научная литература
- Алтайские герои. Февраль - Дмитрий Афанасьевич Кобзев - История / Прочая научная литература
- FRICONOMICS ФРИКОНОМИКА МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА-ДИССИДЕНТА О НЕОЖИДАННЫХ СВЯЗЯХ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ И ЯВЛЕНИЯМИ - Стивен Левитт - Прочая научная литература
- FRICONOMICS ФРИКОНОМИКА МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА-ДИССИДЕНТА О НЕОЖИДАННЫХ СВЯЗЯХ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ И ЯВЛЕНИЯМИ - Стивен Левитт - Прочая научная литература
- Сирийские перекрестки цивилизации - Андрей Скляров - Прочая научная литература
- Находки в Сибири - Виталий Ларичев - Прочая научная литература
- Похолодание, а не потепление - Василий Поздышев - Прочая научная литература
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература