по-настоящему яркий восторг приносили эмоции? То, что творилось и сейчас у Михи на сердце и в душе.
Ильза…
Прав был старик Бляхер, когда уверял: когда все всерьез, когда один конкретный человек становится самым важным в жизни, все остальное не так и важно. Пока живы, все можно исправить, переосмыслить и понять. Было бы желание и время…
Кстати, о нем! Часы на разбуженном телефоне показывали, что полночь осталась давно позади… Но Миха все равно не удержался и, найдя Ильзу в телеге, написал ей: «Моя постель пахнет тобой. Люблю тебя».
Глава 28
Сообщение никто не прочел, как ранее никто не отвечал на звонки, и стало совсем тревожно.
Но Миха уверил себя, что абонент, который что-то совсем не абонент, наверняка просто давно спит, а потом, прокрутившись еще немного, все-таки съел ту самую «вкусную таблетку», которой угощал давеча Ильзу, и наконец срубился…
А вот когда ничего не изменилось и на следующий день, поздним утром, после того, как Миха уже обошел своих больных; сцепился с зав. отделением из-за графика дежурств, ставшего тяжким крестом уже не только для младшего медицинского персонала, но и для врачей; выгрыз удобный режим для предприимчивой и целеустремленной Тони, а заодно и для всех тех, кто, помимо работы, еще и учился; сообщил ей об этом, заодно с разбегу подключив ее к поискам архивной информации о пребывании Ильзя Эргле в больнице; попил предложенного ему кем-то из хирургических дам успокаивающего чая с булкой, но от всего этого как раз совсем не успокоился, стало ясно: жопа. Совсем.
Неужели Ильза наказывает его за то, что он влез в ее телефон? Или в чем вообще дело?! Миха осознал, что отлично знает, она как гоняет на своем чертовом мотоцикле, как плачет или занимается любовью, а вот о том, как Ильза обижается или злится и что при этом говорит или делает, понятия не имеет… Да блин! Как бы она ни привыкла поступать, зачем такой детский сад устраивать: с игнорированием звонков? Или и вовсе отключением телефона! Поговорили бы и…
Миха провел ладонью по лицу и нервно рассмеялся. Маринка, которая вечно страдала из-за того, что он забывал ей отзвониться, сейчас наверняка могла бы почувствовать себя отомщенной. Зря все-таки говорят, что нет в мире справедливости.
«Ладно! Или сама проявится, или у Левши ее подкараулю. Поговорю, извинюсь. И правда: взрослые ведь люди! Ну, а пока будем действовать по плану. А что там у нас на повестке дня? Звонок Княжичу у нас на повестке дня!»
Памятуя о том, чем закончился его «секретный» разговор с Германом во вроде как пустой комнате отдыха, Миха выбрался на улицу, вытащил из кармана телефон… И набрать нужный номер не успел, потому что в этот самый момент трубка в руке нервно завибрировала. Сердце совершило абсолютно подростковый кульбит, полный надежды. Но это оказалась не Ильза, а вовсе даже дочь Васька.
Они поболтали немного. Причем вскоре стало ясно, что Ваську особо интересует как раз не отец, а Ильза. Точнее Михины с ней отношения. Пришлось признать, что да: встретились и даже немного больше.
— Свадьба-то скоро? Это ж так круто — гульнуть на свадьбе собственного отца.
На заднем фоне послышался чей-то взволнованный голос, и Миха с ужасом понял, что узнает его: его родная маменька, Васькина бабушка.
— А ты, что ли, у бабули теперь гостишь? — задушено проблеял он. — И она, что ли, все слышала?..
— Да! Она слышала и просила передать тебе, Миш, что тоже очень рассчитывает все-таки дожить до того момента, когда ты подаришь ей новых внуков. Я-то уже внучка старая, с вышедшим сроком годности для понянькаться, а ей хочется!
— Бли-и-ин! — провыл Миха, прекрасно понимая, чем ему все это грозит.
Мама звонила редко, не желая беспокоить сильно занятого взрослого сына. Сам он (скотина такая!) вспоминал, что давно не набирал ее номер, еще реже. Неправильно это было, но что поделать, если все вот так складывается?
«Вот если бы Ильза…»
Миха вздохнул тяжко, поинтересовался маминым здоровьем, узнал, что все, слава богу, хорошо, передал привет новому маминому мужу (кажется, третьему по счету), которого, если честно, недолюбливал, и начал прощаться. Мама, как раз в этот момент завладевшая Васькиным телефоном, в ответ спросила, чем именно ее сын занят в данный момент по жизни (ну, кроме того, что, конечно же, готовится к тому, чтобы познакомить родных со своей невестой), и Миха в раздражении вывалил на нее список плановых операций на неделю вперед. Мог бы и дольше, но сам задолбался.
— Ты у меня большой молодец, — неожиданно кротко сказала мама. Подумала и добавила: — Береги себя. И не лезь ни на какие баррикады с шашкой наголо, а то я тебя знаю.
На баррикады, понимаешь, с шашкой… В очередной раз поразившись материнскому чутью (вот уж кто точно про затеянное расследование и его непростые обстоятельства не знал!), Миха простился сначала с мамой, а потом с Васькой и полез в адресную книгу телефона.
Так… Все-таки Княжич…
Отыскав его, Миха тыкнул в высветившийся номер, а после стоял дурак дураком и слушал долгие гудки. Не берет? Тоже? Как и Ильза? А этот-то почему? Потому что что-то такое о повышенном интересе Михи к его сыну уже знает? Потому что у самого рыло в пушку? Или все проще, и телефон валяется где-то, и Княжич его просто не слышит?
Миха уже собрался отбить звонок, когда ему наконец-то ответили.
— Не звони сюда больше, пиздюк! — выдохнул кто-то негромко, а после в трубке звякнуло и наступила тишина.
Миха отнял телефон от уха и некоторое время рассматривал его, взвешивая в руке и недобро усмехаясь. Просто кино и немцы, блядь! Кто это был-то? Антоша вышел на тропу войны теперь и против Михи? Ну не дебил ли? Датский сад — штаны на лямках. Как с отцом-то объясняться будет, когда Миха позвонит в следующий раз и трубку поднимет ее настоящий владелец?
Выждав немного, Миха снова позвонил Княжичу, но услышал лишь короткие гудки. А потом еще и еще раз. Отцовский телефон все еще в руках Антоши-дебилоида и тот отбивает Михины попытки пообщаться? Ситуация была почти нереальной. Княжич, конечно, мог оставить телефон где-то на столе или возле кресла, отправляясь, к примеру, в сортир, но после-то! Не был он раньше замечен в том, чтобы оставлять «трубу» надолго. Да и кто теперь так делает? Люди просыпаются с телефоном и засыпают с ним же. Особенно люди, занятые
