Он и показал нам спуск.
Чудны дела твои, Господи. Джон заставил себя сказать:
– Молодец, капрал. Отбой тревоги, был закат, немедленно возвращайтесь.
Когда звено вернулось, их засыпали вопросами – как и что. Но Маллори сначала обратился к Джону:
– У нас ситуация…
Ребенок стоял позади него и с трудом поддерживал на себе безнадежно порванные шорты.
– А я не виноват, – сказал он упрямо, – что форма к заданию не адаптирована!
Парни старательно давили улыбки.
– Конечно, не виноват, – сказал Джон. И вздохнул облегченно – хотя, казалось бы, чего тревожился? – Пойдем, наденем на тебя что-нибудь другое.
* * *
Вечером, на торжественном построении, звену Маллори вручали приз. Как оказалось, среди отвесных камней в квадрате девятнадцать-пять можно было найти дорожку и тропинку и с осторожностью спуститься – если человек был достаточно молодым и проворным, а в звене у капрала такие и подобрались.
– Нашел, когда играл, – всего и сказал Джей-Би. Он стоял на площадке вместе со всеми – в футболке Джона, доходившей ему до колен, и камуфляжке. Длинные царапины на ногах Джон сам обработал ему перекисью – Док был в таком настроении, что по пустякам лучше не дергать.
– Рядовой Бенджамин, – сказал Джон. – Извольте получить награду для вашего звена.
Мальчишка просиял. Абсолютно строевым шагом дошел до Джона, забрал блок «Звезды Востока» и вернулся к своим. Несмотря на торчащие из-под майки голые ноги, это даже не выглядело смешно. Джон сглотнул; для гордости, которую он сейчас испытывал, не было никаких оснований. И все-таки…
Рядовой Бенджамин.
Так-то.
Ужинали все вповалку у костра прибереженным сухпайком: Джон втихую велел Рейну не распаковываться обратно – все равно придется сниматься с места. Парни были еще притихшими, но после «эвакуации» встряхнулись и повеселели. Рейн принес гитару. Песни были все больше печальные, времен войны за Объединение, но подпевали им старательно.
– С вас десять лейфов, ваше высочество, – учтиво сказал Маркус.
Джон фыркнул, но деньги отдал.
С Джеем честно поделились призом, но, когда он, глядя на остальных, попытался затянуться, Джон ухватил его за запястье, вынул сигарету и бросил в костер.
– Нечего.
Он не слишком хорошо понимал, почему это сделал. Просто пытался поступать как родитель. Мальчик протестовать не стал, тем более что в качестве компенсации Джон отдал ему свою плитку шоколада.
Шоколад у них тоже кончался.
Джон покосился на голые колени Джея. Теперь у тебя ребенок ходит без штанов. Отличный отец, отличный командир…
Он наклонился к Люку, чье звено уводило пленных. Тот был бледноват, но на ногах держался твердо. Джон про себя вздохнул с облегчением: хоть дизентерии в лагере не бояться.
– Как тебе наш новенький?
Тот с сомнением посмотрел на белобрысого парня, который с увлечением уплетал консервы.
– Черт его знает. Вроде шутит, а шутки такие… Если честно, сэр, я бы не хотел с ним больше дежурить. Пока.
Люк пожевал губами, будто хотел сказать что-то еще, но передумал.
Ровное гудение голосов вокруг костра усыпляло. Джон и сам время от времени зевал, а потом увидел, что мальчик свесил голову на грудь и сопит.
– Тейлор, за старшего.
Разгонять костер ему не хотелось. Ребята еще немного поболтают, доедят остатки пайка и разбредутся сами. Он подхватил Джея на руки. Волосы мальчишки щекотали ему шею, пока Джон нес его к палатке. Дома он стянул с ребенка камуфляжку и опустил на койку. Стал расстегивать липучки на кроссовках, и Джей-Би проснулся. Дернулся:
– Я сам!
Джон кивнул. Коленки у мальчика были темные, испачканные в траве. Завтра нужно непременно сводить его в душ…
Мальчик разделся, но продолжал смотреть на Джона странным взглядом: будто опасался что-то забыть.
– Завтра поедем в город. Купим тебе заодно новые штаны.
– А тебе можно в город? – прищурился Джей-Би.
– С тобой – можно. Будешь моим прикрытием.
– Так точно. – Ребенок наконец чуть расслабился, откинулся на подушку. Джон присел рядом с ним, укрыл одеялом. Снаружи раздавалось тихое треньканье расстроенной гитары и голос Рейна:
Кто смог сдержать обет, который был им дан,
Кто возвратился невредим из дальних стран,
Кто сам страдал, тот, значит, легче боль других поймет,
Не даст забыть о тех, кто больше не придет[6].
Агент
Ночью ему приснился Двенадцатый.
О Двенадцатом ему было сказано забыть, и Агент о нем не думал; но все-таки помнил.
Агент когда-то спросил у куратора, почему «Двенадцатый», а не «Тринадцатый» – его ведь создали прямо перед Агентом. Дядь Вася рассмеялся и сказал, что доктор Вернер очень суеверный и числа тринадцать боится.
Сначала Агенту снилось, как они играют, – тогда еще не ввели запрет на контакт и можно было видеться в свободное время. Иногда на площадку приходили и другие, но свободные часы не у всех совпадали, так что они с Двенадцатым оказывались вдвоем.
Разговоры, не относящиеся к делу, – то, что куратор называл «пустой болтовней», – не поощрялись, но они с Двенадцатым порой перешептывались. Он был старше и знал, где в игровой комнате слепые зоны. Иногда, чтобы их не услышали, он выворачивал звук на планшете до упора, и тогда они могли говорить. Чаще всего он рассказывал Агенту об испытаниях, которые уже успел пройти… Агент про себя считал его храбрым и сильным, а еще – странным. Как-то раз Двенадцатый спросил Агента, не хочет ли тот сбежать.
– Зачем?
Двенадцатый так и не смог ответить. Как-то он рассказал совсем дурацкое: мол, Воин на самом деле сражался против «Нойе Орднунга».
– Он был отличным бойцом, снайпером, так что Организация взяла его в плен и промыла мозги, чтобы он на нее работал.
Агент тогда не доложил о таких разговорах, хоть и полагалось, и сам не понимал почему.
Ему снилось, будто он снова в своей комнате в лаборатории и его разбудили крики за дверью в коридоре:
– Пожалуйста, не надо! Пожалуйста!
Агент прислушивался, ничего не понимая; он не сразу разобрал, что это голос Двенадцатого.
– Пожалуйста, не надо! Я не хочу!
Потом – мягкий, увещевающий голос доктора Вернера:
– Тише, агент. Ведите себя достойно.
Двенадцатый, кажется, чуть пришел в себя. Зашмыгал носом.
– Я буду достойно. Вы увидите. Я буду хорошим бойцом, честное слово! Вы же знаете, я могу быть хорошим!
Доктор Вернер сказал что-то так тихо, что Агент не услышал. А потом Двенадцатый снова закричал.
На самом деле – Агент это помнил – он тогда не сделал ничего, только ждал, сжавшись на кровати, когда закончатся крики. У него в комнате приборы пищали не переставая, потому что он нервничал, и Агент не
