ему на шею и никуда не отпущу. Потому что мне без него страшно, мне без него теперь никак.
Глава 32
— Готовы, Людмила Павловна? — спрашивает меня врач, а я сглатываю ком в горле, киваю.
Мое кресло разворачивают к зеркалу, и я какое-то мгновение просто смотрю на женщину в отражении. Сегодня мне сняли все повязки с лица и головы, и я, наконец, могу увидеть свое лицо. Мой глаз, что открывался лишь на две трети, теперь открыт полностью. На лице есть отечность со стороны, где были шрамы, и синяки, которые уже стали черно-синими. В остальном же кожа идеальна, даже через чур, но это не я.
Мне как минимум сбавили лет пять, да и сам образ, что остался в моей памяти, исчез полностью. Вместо округлых пухлых щек идеальные скулы, маленький изящный носик, губы не вульгарно пухлые, а красиво очерчены. Трогаю их пальчиком осторожно, словно они чужие. Веду по щекам, поднимаюсь к вискам.
— Эта отечность спадет через дня три, синяки примерно через неделю. Останется едва заметная полосочка, но и она пропадет через пару недель. Я выпишу вам специальные уходовые маски и крем для смазывания шрамов, чтобы быстрее убрать последствия, но недели через три вы сами перестанете их замечать.
— Спасибо большое, а как быть со спиной?
— Там мы все поправили, сможете через месяц примерно уже не бояться ходить в купальнике, — улыбается хирург. — Но от солнечных лучей придется поберечься, желательно полгода, да и потом не усердствовать. Ничего полезного для кожи в этом нет. Там тоже постарайтесь накладывать мазь и, если нужно, скрывающий крем. Сейчас швы еще видны, если специально разглядывать, но нужно время.
— Благодарю, — чувствую, как в глазах закипают слезы, и отвожу взгляд от зеркала. Там чужая мне девушка, красивая, изящная, но придется привыкнуть. Теперь я другая, прежней Валерии больше нет.
Хирург уходит, уступая место медсестре, которая обрабатывает мои швы, втирает мазь в спину, что ускорит заживление рубцов. Завтра меня выписывают, и я очень сильно боюсь выходить из клиники. Был бы рядом Илья, я перенесла все спокойнее, но его нет. Он мне даже не звонил все это время.
Я его могу понять, он сделал свое дело и теперь старается забыть обо всем. А мне именно эти воспоминания про тайгу, домик Афанасия, снег стали очень ценными. Поменялась ли я не только внешне, но и внутренне? Конечно. Теперь я и сама чувствую, что стала совсем другой, более уравновешенной, даже циничной. Думала, что буду не доверять людям, а оказалось наоборот. Вокруг меня столько хороших людей было последнее время, что я стала разбираться в них, верить, но не как раньше, словно слепая. Теперь я видела, как человек ко мне относится, что ему от меня нужно.
Мир неожиданно разделился на плохих и хороших людей, а не как раньше, все добрые, умные и меня любят. Сейчас никто не любил, но и ненависти не было. Ко мне относились просто как к хорошему человеку, а не как к Княжиной, принцессе и папиной дочке, которая без денег ничего не стоит.
И вот моя легенда готова, я держу в руках новые документы. В целом моя жизнь похожа на старую, кроме одного, я все решаю сама. И да, я снова папина дочь, только сделали из принцессы королеву. По легенде отец трагически погиб, мать еще раньше от болезни, а я владею огромным состоянием и развлекательными заведениями в городе Сочи. Если кто и будет проверять, то умные хакеры оформили все так, что не подкопаться. Любая информация обо мне есть в сети, даже детские фотографии загружены. Конечно, все это липа, но на какое-то время хватит. Счет в банке у меня приличный, особняк в Москве, три машины. На все денег, естественно, не хватило, но по документам везде хозяйка я. Как все это провернули старики-друзья Афанасия, я просто не представляю. Да и не вникала в это.
Также не вникала в работу стилистов, когда меня на пару недель привезли в дом около моря. Там из меня делали суперженщину, учили, как ходить, сидеть, говорить. Каждый вечер я подходила к зеркалу, что отражало меня в полный рост, и смотрела на себя. Я не узнавала эту женщину в отражении, я боялась ее. Во мне изменилось все, даже взгляд стал другим, более уверенным, чуть стервозным. От мягкости Валерии не осталось ничего.
В тот день, когда я прилетела в Москву и вышла из аэропорта Шереметьево, на меня буквально нахлынули воспоминания об отце, Быстрицком, сестре. Я попросила водителя, что меня встречал, проехать мимо нашего с Даном дома, и этот самый дом, что подарил мне на свадьбу папа, оказался чужим. Я даже испугалась этих изменений. Дом, который я обустраивала под свой вкус, там каждая ваза, каждая ложка носила отпечаток прежней Валерии. Теперь это был просто дом, чужой дом.
На встречу с Быстрицким я собиралась с особой тщательностью. Вспоминала, какие женщины нравились Даниилу, теперь я понимала, как далеко была от его идеала. Представляю, как тяжело ему было играть любовь ко мне, как противно. Какая же я была наивная и слепо любила. Таких только и нужно наказывать, учить жизни, но не убивать.
Боялась ли я встречи с бывшим мужем? О да. Мне казалось, что я тут же выдам себя, брошусь на него с кулаками или начну кричать, обвинять во всем. Я думала, что Быстрицкий сразу узнает меня, начнёт смеяться, а потом задушит на глазах у всех. И когда я входила в помещение клуба, который сама же и подарила мужу, мое сердце билось так сильно и быстро, что было больно. Руки стали ледяными, и когда Быстрицкий коснулся своими губами моих пальчиков, мне показалось, что я обожглась. Едва сдержалась, чтобы не отдернуть руку.
Я убеждала и успокаивала себя тем, что Даниил не может меня узнать никак. У меня другое лицо, тело, одежда, даже другие духи, специально подобранные, чтобы соблазнять. Мои глаза с цветными корректирующими контактными линзами тоже не должны меня выдать.
Первое мгновение я внимательно наблюдала за Быстрицким, его взглядом, улыбкой. Искала в нем узнавание, что вот сейчас мой убийца объявит, что за цирк я тут устроила. Почему вдруг ожила? Но ничего не происходило. Дан вел себя учтиво, обходительно, много улыбался, сжимал мою руку, чтобы согреть, заметив, какие у меня холодные пальцы. Задавал вопросы обо мне, моей семье, ответы на которые я выучила уже давно наизусть.
И внезапно я
