Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сдавай, что ли, Петр Степанович. От скуки.
Так сказал, как будто они вчера не доиграли кон и надо сегодня доигрывать.
Они начали в пустом, холодном доме под вой осеннего ветра, под шум дождя партию в «шестьдесят шесть». К полуночи Фома проигрался в пух и прах: у него было двенадцать козлов.
— Целое стадо домой пригонишь, — заметил Петр Степанович.
— Ты запиши, запиши, — сказал Фома. — Я их к тебе обратно перегоню.
С тех пор эта партия затянулась на пятнадцать лет с лишним, то один был в проигрыше и не хотел сдаваться, не отыгравшись, то другой.
В последние годы они играли мало, больше разговаривали. Фома, понимавший в газетах не все, приходил к Петру Степановичу за объяснениями, при этом так напряженно смотрел в рот ему, точно готовился услышать тайны вселенной.
— Эх, Петр Степанович, — говаривал он со вздохом. — Тебе бы в правительстве заседать, в Москве. Решать вопросы.
— Там есть поумнее нас, которые решают, — скромно отвечал польщенный Петр Степанович.
Фома покачивал лысиной, убежденный в глубине души, что людей умнее Петра Степановича не бывает.
…Петр Степанович поставил на стол рябиновую, две рюмки, тарелку с колбасой и вдруг заметил, что Фома чем-то сильно расстроен — душа у него не на месте. Он и вздыхал, и морщился, и прикладывал платок к своей лысине.
Оказывается, обокрали пакгауз: унесли ящик чаю. Фому — хотя кража пришлась на чужое дежурство — вызывали, допрашивали. К Петру Степановичу он пришел прямо из отделения, встревоженный и смятенный.
Петр Степанович нахмурился.
— А в городе вот кооперацию обокрали.
При этом известии Фома совсем обмяк.
— Значит, шайкой работают. Что же теперь делать? А?
— Смотреть лучше надо! — Голос Петра Степановича звучал раздраженно.
Фома своими новостями вконец испортил ему настроение.
— Смотреть надо лучше, — повторил он, швыряя на стол вилки. — Спите на дежурстве в своих тулупах — вот и воруют у вас! Эх вы, разини! Кто дежурил-то?
— Буланов дежурил, Прокофий.
— Три года ему, чтобы не зевал.
Фома жалостливо ахнул и заморгал безволосыми веками, заранее прощаясь с Булановым Прокофием.
— Детишки у него…
Петр Степанович сурово молчал. Фома поглядывал на него с робостью. В молчании выпили по первой, по второй. Только на третьей Петр Степанович немного отошел и заговорил:
— Воровство есть самая главная язва на теле государства. Так и знай, Фома, ежели в твое дежурство сопрут чего-нибудь — ты мне больше не друг. И не приходи лучше.
Игра не ладилась: Петр Степанович думал о вредоносных жуликах и ворах, сердился, ладонью потирал колючий подбородок. А Фому томили и мучили опасения: завтра вечером он вступал на дежурство — вдруг обкрадут?
— Послушай-ка, Петр Степанович, — несмело сказал Фома, выкладывая на стол червонного туза. — Одолжи ты мне своего кобеля…
— Зачем тебе? — Петр Степанович в удивлении приподнял брови, покрыл туза маленьким козырем, забрал взятку. — Кобель мне самому нужен — сторож.
— Я бы его с собой на дежурство водил. Он у тебя злой, как раз подходящий.
— А я с чем останусь? Ты кобеля уведешь, а меня обворуют. Кладовку в момент очистят…
— Да что у тебя воровать?.. Эх, Петр Степанович, свое украдут — хрен с ним, казенное бы только уберечь!
Петр Степанович подумал, пошевелил усами.
— Нет, Фома, кобеля не дам. Кобеля, сам знаешь, я вот с этаких щенков растил. Он у меня домовитый, всю жизнь на дворе просидел. Он и поселка не знает — сбежит и задавят его паровозом.
Фома безнадежно махнул рукой, повесил голову.
Петр Степанович забрал у него вторую взятку.
— Ты лучше скажи заведующему, чтобы на это время сторожей по двое ставили.
Послышались шаги. Кашель. Сосед Петра Степановича, багажный приемщик, возвращаясь со службы домой, на минутку задержался у открытого окна.
— Здравию желаю.
— Здравствуй, — отозвался Петр Степанович. — Что больно поздно?
— Акт составляли. Беда! Украли у нас из багажного два чемодана.
Фома откинулся на стуле, побледнел. Петр Степанович в сердцах бросил карты и забегал по комнате. Душа его наполнилась яростным негодованием: враги наносил удары подряд. И, словно почуяв этих врагов, загремел цепью на дворе и залаял кобель.
Петр Степанович решительно сказал Фоме:
— Пойдем!
Во дворе он успокоил кобеля, снял с проволоки кольцо, передал цепь Фоме.
— Смотри не упусти.
Кобель, подняв седую морду, тыкался носом в колени хозяину, вертел хвостом и тихонько поскуливал. Фома простился с Петром Степановичем, потащил за собой кобеля. Цепь натянулась, кобель уперся всеми четырьмя лапами и вдруг завыл так горестно, словно тащили его прямо на живодерню. Фома присвистывал, чмокал — не помогало. Кобель, мотая головой, продолжал упираться.
— Обожди, я сейчас, — сказал Петр Степанович.
Он сбегал домой за картузом. Пошли вместе. Рядом с хозяином кобель бежал охотно и весело. Петр Степанович проводил Фому до самого дома. Кобеля заперли в дровяной сарай. Петр Степанович ушел быстрыми шагами, чтобы не слышать его тоскливого воя.
Перрон был, как всегда в этот час, безлюден; гравий хрустел под ногами Петра Степановича. Он шел и думал о своих врагах. Раздражение в нем не улеглось — наоборот, все больше нарастало. Он фыркал, хмыкал, грозно осматривался кругом.
В одном из окон вокзала он увидел дежурного сержанта милиции, что сидел в кресле, разбирал бумаги, курил папиросу. Не раздумывая, Петр Степанович вошел в открытую дверь. Сержант привычно спросил, не отрываясь взглядом от бумаг:
— В чем дело?
— Папироски курите, — язвительно сказал Петр Степанович.
Удивленный сержант поднял голову, посмотрел холодными глазами в упор. Но Петр Степанович не смутился.
— Это почему у вас кругом воровство? Это разве порядок? Вас зачем сюда поставили? Чтобы вы папироски курили, а кругом, значит, воровство! Смотреть надо, смотреть!.. — Петр Степанович постучал костлявым пальцем по барьеру, отгораживающему стол сержанта. — Для того вас поставили сюда, чтобы смотреть!
И негодующий, раздувая седые жесткие усы, ворча себе под нос, покинул комнату.
Когда ночь была на исходе, и темнота протаивала на востоке, и все кругом затихло в крепком предутреннем сне, и только во дворе
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза