Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы снялись в главной сцене, которая была Ане нужна, чтобы потом дальше что-то продолжать, и я вернулась в больницу. Лечилась я там долго. Поднялась, начала ходить, уже не на костылях, а с палочкой. И вот наконец смогла выйти и пройти по коридору, а коридор длинный-длинный – из моего корпуса в главный. Первое, что я сделала, как только почувствовала, что могу ходить с палкой, – поползла туда. Потому что мне хотелось увидеть Ирэнку, а она была там.
Я кое-как дошла, вечер уже, и вижу – стеклянная будочка. Там настольная лампочка, стол, и спиной сидит такая большая полная черноволосая женщина, мелким бесом завитая, и курит, рука, ногти длинные, и дым, дым, поэтому у нее такой низкий хриплый голос. Я так тихо-тихо подхожу и свою «морду» в стекло – бум, стою, на нее смотрю и улыбаюсь. Она не поняла, подняла глаза, а потом: «А! Ирина!» И я увидела вот это чудо. Эту Ирэнку. Эту венгерскую очаровательную, полную (мне тогда казалось, потому я сама была длинная, сухая) женщину. Которая по ночам на протяжении полутора месяцев без конца меня соединяла с Москвой.
Я думаю, через столько лет могу это написать, но наверняка, если бы тогда там кто-нибудь узнал, ее бы за это взгрели. Это был невероятный акт доброты, человечности и понимания.
Конечно, позже я просила тех, кто летел из Москвы, передать то, чем можно было порадовать. Хохлому, всякие разные сувениры, икру, водку. Всю эту ерунду, которую можно прислать, чтобы хоть каким-то образом отблагодарить за сердечность, за невероятное тепло, которое шло от этих людей. И от Ирэнки, и от врачей, которые меня поднимали. И от всех, кто там был, потому что все знали, что я из Советского Союза, что я актриса, что я очень больна, что я там снимаюсь, продолжаю работать, и все знают, как это больно.
Когда ходить я еще не могла, меня возили на улицу на коляске – на какие-то процедуры. А на улице зима. И вот, представляете, я в пижаме, в халате, во всем этом больничном облике, а поверх него – моя роскошная норковая шуба за пять с половиной тысяч, которая куплена в долг. И я сидела в этой коляске и думала: «Елки-палки, все на меня смотрят». Потому что в Венгрии одевались очень красиво, но в принципе скромно. Нельзя сказать, что каждый второй ходил в норковой шубе в советские социалистические времена. Это элитарная одежда, вечерняя одежда. Ну уж не больничная – точно.
«Господи, а как я буду это все отдавать?! Один фильм закрылся, на второй, который мне предлагали в Москве, взяли другую актрису. В Венгрии я не знаю, что заработаю, потому что лежу тут в больнице. Конечно, я должна буду все это отдать! Дай бог, чтобы у меня “дебет с кредитом” сошелся, потому что меня лечат тут в первоклассной клинике. Мне моего хилого гонорара просто не хватит за этот телевизионный фильм, не такой уж и большой. И сижу я здесь в этой норковой шубе и не знаю, как мне из всего этого дела вырулить. И зачем я ее купила? Какая странная жизнь. Как она мгновенно поворачивается то одной стороной, то другой. Как она бьет по затылку. Только что, совсем недавно, я ехала встречать старый Новый год вся расфуфыренная, роскошная, совершенно не думая о том, что может со мной произойти. С радужными мыслями – три фильма, все в порядке. Все хорошо и вообще все идет как нельзя лучше. Ан нет. Дома стоит разбитый автомобиль, еще была проблема, куда его убрать, чтобы он не сгнил на улице после этой аварии. Сесть за руль? Я даже представить себе это не могу, потому что нога вообще – не моя. Делать мне эту операцию или не делать? И где? Здесь, в Венгрии, или в Москве? А какая я буду после операции? И как вообще быть?»
Для меня эта страна, Венгрия, стала, по большому счету, сказкой. Потому что в результате меня там спасли, мне стало лучше. Когда я выписывалась из больницы, я еще хромала, но в то же время нога стала оживать, и врачи мне сказали, что, может быть, есть шанс обойтись без операции. Хотя мой замечательный доктор поставил несколько условий: «Всю жизнь бассейн. Никогда не поднимать больше двух килограммов, никогда не вставать на каблуки и уж тем более никогда не скакать на лошади и не ездить на лыжах».
Ну, из всего этого я нарушила только одно предписание. Я все-таки встала на каблуки, а позже, когда стала петь, отпела более тысячи концертов на высоченных каблуках. У меня были совершенно замечательные туфли, я их потом оставила в театре для чего-нибудь, может, на спектакле использовать на каком-то. Эти потрясающие тряпочные черные туфли-«лодочки» с высоченным загнутым каблуком я купила в «Ди-джей коллекшн», отплясывала в них и отпела массу концертов. Они у меня были концертные, именно певческие.
А людям, которые открыли мне фантастически красивую страну и совершенно изумительно ко мне отнеслись, я могу высказать только мои сердечные слова благодарности и нежности.
Забрала меня из больницы, конечно, Аня Берец. Приехала на машине, с Марьянкой, поселили меня в замечательную партийную гостиницу. Что приятно, бесплатно. Потому что, конечно, они могли это позволить, я приехала по приглашению, как актриса, снимающаяся, а не просто как друг с визитом.
Это была прекрасная гостиница на центральной улице, я жила там на полном пансионе, никаких проблем. Нужно было только принимать лекарства, выгуливать себя и заканчивать фильм. Я приезжала озвучивать, еще там нужно было что-то сделать, что-то доснять, какие-то планы. А после этого, по вечерам, я ходила гулять.
Там есть изумительный парк. С удивительным газоном, с потрясающими кафешками. И там было специальное кафе, где собирались пенсионеры-старушки, это было модно. Аккуратненькие, хорошо одетые, чистенькие, с какими-то розовыми косыночками, кто с сигаретами, кто как, сидели, пили кофе, на соломенных креслах, на подушках, и бегали вокруг официанты в белых длинных фартуках.
Сейчас это можно увидеть и у нас, но тогда для меня это все было абсолютно в диковинку, центр Европы, который я узнавала. И я была среди них. Я уже начала говорить по-венгерски. И мне было там легко и просто. Более того, у меня стали зарождаться идеи: а может, мне сыграть в их театре? Я встретилась и по телефону поговорила с
- Репетиция - любовь моя - Анатолий Васильевич Эфрос - Биографии и Мемуары / Культурология
- О Михаиле Кедрове - Михаил Смирнов - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Я был секретарем Сталина - Борис Бажанов - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Булгаков и Лаппа - Бояджиева Людмила Григорьевна - Биографии и Мемуары
- Елизавета Петровна в любви и борьбе за власть - Николай Федорович Шахмагонов - Биографии и Мемуары / История
- Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой - Вивьен Ли - Биографии и Мемуары / Публицистика
- О судьбе и доблести - Александр Македонский - Биографии и Мемуары
- Олег Стриженов и Лионелла Пырьева. Исповедь - Олег Стриженов - Биографии и Мемуары