есть аномалия — напротив, они представляют собой мотор развития общества. Бесконфликтное общество бывает только на кладбище. Этот отправной пункт и приводит Эль-Мафаалани к выводу, который он формулирует как «парадокс интеграции»: чем более она успешна, тем более интенсивными и сложными становятся общественные напряжения и противоречия (т. е. конфликты). Это конфликты статусные, вызванные изменениями в социальной структуре (например, поднимаясь на более высокие ступени социальной лестницы, успешные выходцы из мигрантской среды начинают покидать «этнические кварталы» и селиться в более престижных частях города, что приводит к росту цен на жилье и понятной реакции местных жителей). Это конфликты социально-психологические, связанные с недовольством как автохтонного населения — изменившимися отношениями господства, — так и самих мигрантов — дискриминацией. Это конфликты индивидуально-психологические, обусловленные взаимным непониманием отцов и детей в семьях мигрантов. Это конфликты культурные, порождаемые несовместимыми представлениями о том, какое место должны занимать в публичной сфере символы культурной (прежде всего религиозной) отличительности. Но в конечном итоге практически все, о чем здесь идет речь, — это конфликты признания. Автор почему-то не счел нужным отослать читателя к фундаментальному труду еще одного немецкого классика — гегелевской «Феноменологии духа», где человеческая история как таковая предстает в качестве истории борьбы за признание. Между тем и метафора стола, которую Эль-Мафаалани придумал для демонстрации своего «парадокса», и приводимые им примеры иллюстрируют именно борьбу за признание в миграционном обществе, стремление быть признанным, отказ в признании, болезненные реакции на такой отказ и т. д.

Еще одно свойство книги, которое, как мне кажется, не идет ей на пользу, — это повторы. Правда, такой упрек могли бы предъявить автору лишь читатели старой формации: не исключено, что Эль-Мафаалани адресуется к другой аудитории, в которой распространено клиповое мышление. Здесь вообще читают лишь фрагментами, так что лишний раз повторить хорошую мысль не просто не грех, а единственный шанс достучаться до сознания потенциального реципиента.

Мы сильно ошибаемся, когда представляем себе Германию в виде «национального государства» (в этническом смысле слова «нация»), которое, открывшись для иммиграции в последние десятилетия, столкнулось с размыванием гомогенного этнического ядра. Интенсивный приток нового населения был свойствен Германии давно. Сколько поляков въехало сюда еще во времена кайзера Вильгельма II, никто не считал, но это были огромные массы людей. Нацистская диктатура на короткий период полностью закрыла страну, но после Второй мировой войны началась весьма интенсивная демографическая динамика. Итальянцы, «югославы», греки, португальцы, испанцы, турки (все они считались в тогдашней ФРГ «гастарбайтерами»), «работники по контракту» (Vertragsarbeiter) из Мозамбика и Вьетнама в тогдашней ГДР (восточногерманский аналог «гастарбайтеров»), беженцы и соискатели политического убежища из Польши и Ирана в 1980‐х годах, беженцы из Хорватии и Боснии в 1990‐х — счет приезжих шел на миллионы. Многие из них так и осели в Германии. Добавим сюда мигрантов, подпадавших под категорию «переселенцы» (они же — «этнические немцы»), из Румынии, Польши и бывшего СССР (а после его распада из Казахстана, России и с Украины). Они считались немцами, но вся их «немецкость» сводилась к записи в свидетельстве о рождении — зачастую они совсем не говорили по-немецки. Только за четверть века, с 1945 по 1989 год, в страну въехало около 15 млн представителей этой группы — в культурном отношении они не принадлежали Германии и нуждались в интеграции так же, как и прочие мигранты. Словом, население Германии в этническом отношении гораздо более мозаичное, чем мы себе представляем. Поскребите любого немца, и вы найдете…

Однако в существование этнически гомогенного немецкого национального государства верят не только россияне. В него долго верили и немецкие элиты. Запустив в середине 1950‐х годов программы рекрутирования иностранных работников, правительство ФРГ исходило из того, что эти люди со временем вернутся в страны исхода. И хотя уже к середине 1970‐х стало ясно, что большинство тех, кого считали «гастарбайтерами», останутся навсегда, иллюзия временности миграции долгое время сохранялась. Даже когда у сотен тысяч новоприбывших родились и выросли дети (то есть люди, родиной которых стала Германия, а не страна исхода их родителей)[224], немецкое правительство продолжало настаивать на том, что имеет дело с временной миграцией. Нежелание смириться с фактом превращения в миграционную страну проявлялось не только в публичной риторике («Wir sind kein Einwanderungsland [Мы не иммиграционная страна. — нем.]», — настаивали консервативные политики), но и в правовой системе. Законодательство о гражданстве, в частности, крайне затрудняло натурализацию постоянно живущих в стране мигрантов и не предусматривало автоматического права на получение гражданства их детьми по достижении совершеннолетия. К концу 1980‐х — началу 1990‐х годов противоречие между установкой на «национальное государство» и новыми социально-демографическими реалиями обострилось настолько, что побудило группу немецких интеллектуалов выступить в 1994 году с манифестом, призывавшим руководство страны признать очевидное: Германия — иммиграционная страна[225]. Но понадобились годы, прежде чем подписанты были услышаны. В 1999 году бундестаг одобрил новый закон о гражданстве, благодаря которому немцем можно было не только родиться, но и стать[226]. Еще через несколько лет были приняты поправки в миграционное законодательство, облегчавшие приток в страну тех, кто ориентирован на постоянное жительство.

Миф о временном характере миграции стал причиной того, что запрос на признание со стороны представителей «второго поколения» прозвучал в Германии позднее, чем в соседних странах. Если во Франции дети магрибцев и других «визуально отличных» мигрантов заявили о своем стремлении быть услышанными в начале 1980‐х годов[227], то в ФРГ структурно аналогичное явление — хотя и в другой форме — фиксируется лишь в середине 1990‐х. Речь идет о движении Kanak Attack. Слово Kanake в разговорном немецком с 1960‐х годов служило пейоративным обозначением гастарбайтеров из южных стран (в основном из Турции), его русский аналог — «чурка». В 1990‐х годах дети из семей турецких мигрантов, которые рутинным образом сталкивались с этим наименованием со стороны внешнего окружения, превратили его в самоназвание. Да, мы — «чурки», и мы этим гордимся. Произошло переозначивание термина, в результате чего возник новый социолект — Kanak Sprak[228], появились поющие на этом жаргоне рэп-группы. В высшей степени примечательно, что к «канакам» причисляли себя и некоторые из рэперов, принадлежавших по происхождению к коренным немцам, — этим ярлыком они пытались указать на свое ущемленное социальное положение.

Словом, появилось протестное молодежное движение, выдвигавшее на повестку дня вопросы дискриминации. Достаточно скоро, однако, это движение претерпело любопытную трансформацию. С одной стороны, происходит его коммерциализация. Артисты кабаре эксплуатируют образ «канака», собирая на свои (достаточно дорогостоящие)

1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 54

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность - Владимир Сергеевич Малахов бесплатно.

Похожие на Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность - Владимир Сергеевич Малахов книги

Движение Талибан: социально-религиозные аспекты деятельности сообщества - Горунович Михаил Владимирович - История
Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе, XVI-XVII вв. - Оуэн Чедвик - История / Религиоведение / Религия: христианство
В поисках своего лица - Джордж Найт - История / Прочая религиозная литература
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - Андрей Андреев - История
Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев - История
Портреты первых французских коммунистов в России. Французские коммунистические группы РКП(б) и судьбы их участников - Ксения Андреевна Беспалова - Биографии и Мемуары / История
Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина - Зарубежная образовательная литература / Обществознание / Природа и животные
Культура как стратегический ресурс. Предпринимательство в культуре. Том 1 - Сборник статей - Культурология
История средних веков - Арон Яковлевич Гуревич - Детская образовательная литература / История
Либеральные реформы при нелиберальном режиме - Стивен Ф. Уильямс - История / Экономика

Оставить комментарий