слабая добыча могла стать источником, хоть крошечным, чтобы заглушить внутреннее пламя.
Он поднимал головы убитых зверей – и вырывал их ядра, как человек достаёт сладкое из спелого плода. Его губы дрожали, а клыки становились длиннее с каждым поглощением. Не от наслаждения – от боли. Сила росла, но не приносила облегчения.
И это было самым страшным. Он уже не мог остановиться. Жертвы становились крупнее. Чуть дальше он нашёл клановое убежище старой семьи, затерянной в скалах. Его дыхание пронеслось смерчем через барьеры. Ни один не выдержал. Стена пала, как шелковая ткань под ударом пылающего копья. Он не убивал сразу.
Он… вдыхал. Они пытались защищаться. Старейшина в белом выбежал с мечом, готовый погибнуть во имя семьи. Но существо всего лишь моргнуло – и всё вокруг старца потемнело. Он закричал. Через мгновение остался только пепел, а ядро его силы – закружилось в воздухе и исчезло в пасти голодного чудовища.
В этот момент зверь снова замер. Он почувствовал… отголосок. Сила, где-то далеко. Два существа. Два ярких факела. Один – носитель Божественной сущности. Другой – Дракон, обвитый печатями древних звёзд. Его глаза, словно из жидкого нефрита, открылись шире. И где-то в глубине гор, в невидимом круге даосской судьбы, древний Пожиратель Пути зарычал. Голод не только вернулся. Он стал его смыслом.
Первые отголоски Голодного Беспамятного
Ещё до того, как горы затянул туман и небо покрыли грязно-серые облака, кое-где в отдалённых монастырях, храмах и лабораториях учёных-культиваторов, хранивших великую традицию отслеживания баланса между зверями и людьми, начали ощущаться едва уловимые волны. Они были не похожи на прорыв, не напоминали зов или дыхание пробуждающегося зверя, но несли в себе нечто худшее – голод.
Не обычное стремление к энергии, не инстинкт выживания. Это было нечто иное. Безумие, вплетённое в ткань пространства. Пепельные сны начали мучить медиумов и пророков. Те, кто ещё хранил уцелевшие свитки времён Эпохи Пепельных Небес, с тревогой узнали в их знаках предвестие явления того, кто пожирает разум, память и душу, оставляя от жертвы лишь оболочку – пустую и забывшую всё. Имя этого зверя в свитках было затёрто. В одних текстах его называли Голодным Беспамятным… В других – Тенью Звериного Сердца… В третьих – просто Безымянным Глотателем… Но суть оставалась одна. Там, где он шёл, исчезала не просто жизнь – исчезало само "я", словно целый фрагмент мира вырезали ножом из ткани реальности.
Андрей даже не сразу понял, что именно его тревожит. Цзяолин спала, свернувшись кольцом среди защитных печатей, а Соль Хва покинула долину, чтобы исполнить свой долг перед семьёй.
Оставшись наедине с ветром, что дул с северо-запада, и небом, затянутым тонкой сеткой облаков, Андрей впервые ощутил тянущуюся за гранью восприятия пустоту. Не звук. Не запах. Даже не ощущение магической ауры. Это было… Всепоглощающее отсутствие. Как если бы кто-то глянул сквозь ткань мира – и попытался утащить её за собой.
Он выронил пилюлю из рук и схватился за голову. Вспышки боли и гнетущей жажды пробежали по его позвоночнику. Дыхание участилось. На мгновение он увидел собственными глазами болото, чёрное как смоль, и в нём – отражение самого себя. Только без лица. Без имени. Без памяти.
– …это не просто зверь. – Глухо прошептал он. – Это… нечто иное.
Цзяолин, уже пробудившись, резко развернулась, поднимая чешуйчатую голову и глядя в сторону, откуда исходил этот немой зов.
“Ты тоже это почувствовала?”
Она не ответила. Только тихо зашипела и свернулась в более плотное кольцо, активируя защитные потоки вокруг долины. Даже она – дракон, переживший два прорыва – опасалась этого зова.
Андрей медленно поднялся, вдохнул воздух полной грудью и глянул на горный хребет. Где-то за ним, среди сгнивших лесов и забытых болот, уже явно пробудился третий зверь…
Уже утром Андрей сидел в тени обрыва, где над головою нависала древняя сосна, ветви которой гнулись под весом столетий. Позади, внизу – долина, насыщенная магическими потоками, в которой текли восстановленные ручьи и цвели глицинии, пробуждённые новой волной энергии. Цзяолин дремала неподалёку, свернувшись кольцом, подставив сверкающую чешую солнцу, что пробивалось сквозь листву. Даже в покое её тело излучало ауру власти, и горы, казалось, сами склонялись под её невидимым взглядом.
Но Андрей не смотрел на неё. Перед ним был развернут целый свиток с закладками и древними символами, из которых один в особенности был выделен – символ “Тянь Лун”, что в переводе значило “Небесный Дракон”. Он изучал всё. От обрывков старинных хроник до табличек, найденных в руинах, и даже те трактаты, которые ему передали через Соль Хва из личной коллекции Йонга Мина. Все следы, что могли бы намекнуть, что именно за существо теперь живёт рядом с ним.
"Тянь Лун – Владыка Восточного Ветра и Проводник Дао Небес."
Так говорилось в одном из самых древних манускриптов времён эпохи Вознесённых Династий. В другом тексте, более аллегоричном, утверждалось, что Небесные драконы не просто правят стихиями, а являются воплощением Воли Неба. Их рождение знаменует великие перемены, а пробуждение – всегда предвестник новой эры, конца эпохи или же великой беды.
– Если всё это правда… – Прошептал Андрей, – …то Цзяолин – не просто союзник. Она может быть ключом. Или проклятием.
Он склонился над другим фрагментом, копией печати, якобы запечатлевавшей энергию одного из пробуждённых Тянь Лунов в древности. Там говорилось, что в момент пробуждения их аура затрагивала каждый живой лист, каждый поток Ци в пределах тысячи ли. Сами звёзды на небе могли тускнеть, когда они в гневе прорывали покой мира.
Андрей перелистнул страницу и нашёл записи алхимиков эпохи Красного Жезла, в которых описывалось, как Небесные драконы могут соединяться с носителем через ритуалы крови и духа. Именно такие связи, какие у него и Цзяолин. А дальше шёл фрагмент с предупреждением:
“Остерегайся, ибо сердце Небесного Дракона не знает жалости, если разрушен баланс. Даже союз, заключённый в любви или верности, может быть расторгнут в миг, когда нарушена гармония мира. Хозяин, забывший об этом, станет первым, кого оно испепелит.”
Он отложил свиток и перевёл взгляд на спящую Цзяолин. Она была столь близка – и в то же время чужда человеческому пониманию. Слишком древняя. Слишком сильная. И всё же… его.
– Я узнаю всё, что смогу. – Прошептал он. – До того, как пробудится следующий.
Он уже знал, если уж Небесный дракон пробудился, хотя и с его помощью – значит, остальные тоже не за горами. А каждый такой зверь… это не просто угроза,
