необходимо. Но у нее, как и у актера Розова, как и у многих-многих других советских людей – от мала до велика, – тот же внутренний приказ: «Я должна быть там, где всего труднее».
С радостью сообщает матери, что ее, наверное, примут на курсы медсестер. Но… возникает возможность еще более трудного и опасного дела. Точнее, находит она такую возможность. И страстно начинает добиваться ее осуществления.
Подумать только: московский комсомол отбирает ребят и девчат для борьбы с оккупантами во вражеском тылу. А он уже совсем недалеко от столицы, тот тыл – враг вплотную приблизился к Москве. Поистине решается вопрос: быть Советской стране или не быть. Остановить фашистов во что бы то ни стало – важнее задачи нет.
Наверное, узнала Зоя о наборе в какую-то особую, секретную воинскую часть, будучи в своем райкоме комсомола. Оттуда ее направили в горком. Наверняка ей сказали при этом, что берут самых сильных, крепких, закаленных. Подойдет ли она, такая хрупкая на вид?
Конечно же, отбирают самых отважных и смелых. Самых убежденных, с надежным внутренним стержнем, чтобы не сломался, даже если попадешь в лапы к врагу. Об этом ей, может, и не сразу было сказано, однако потом говорилось непременно, поскольку при таком отборе иначе просто нельзя.
Где это было потом? В специальной комиссии, которая работала с утра до позднего вечера. И по всем воспоминаниям, которые я читал и слышал от непосредственных участников тех событий, в коридорах ЦК и МК комсомола, с утра до вечера было полным полно молодого народа.
Добровольцы… Знаковый феномен Великой Отечественной. Длинные очереди из желающих пойти на фронт, которые выстраивались перед военкоматами уже с 22 июня 1941-го. Явление, какого в подобных масштабах не было нигде и никогда. Так проявилась совершенно особенная сила советского патриотизма, и на этом слове – советский! – надо сделать особое ударение. Все лучшее, что было воспитано в этих людях за советские годы, поднялось тогда, в роковые для Родины дни.
И нетрудно понять горчайшую обиду тех, кому выпало пережить самую страшную войну, когда про них во время так называемой перестройки вдруг начали говорить, будто воевали они – «под дулами автоматов». То есть их всех якобы заставляли воевать! Они не хотели, а их принуждали…
– Я не могу слышать такое! – возмущалась ближайшая подруга Зои по воинской части 9903 Клавдия Александровна Милорадова. – Это кто же нас заставлял, если мы буквально рвались воевать?!
– Мы были комсомольцы-добровольцы, и это самое главное, – вторила ей другая однополчанка Зои – Клавдия Васильевна Сукачева.
Во время борьбы за светлую Зоину память я познакомился со многими из оставшихся в живых бойцов легендарной разведывательно-диверсионной части, которой командовал не менее легендарный Артур Карлович Спрогис. Его самого уже не было, но еще оставался заместитель командира Афанасий Кондратьевич Мегера. Именно он сменил в свое время Спрогиса на посту командира. И он же возглавил группу бывших своих подчиненных, приехавших ранней осенью 1991-го в «Правду», чтобы отстоять правду о своей прославленной боевой подруге.
Так вот, они и стали первыми, от кого как из самого достоверного источника узнавал я подробности формирования, учебы и последующих действий необыкновенного боевого объединения, в котором прошли последние недели краткой Зоиной жизни и откуда суждено ей было уйти на подвиг – на смерть и в бессмертие.
А наиболее тесные отношения изо всех ее однополчан и однополчанок сложились у меня с упомянутыми двумя Клавами – Клавдией Милорадовой, которая была, как я уже сказал, ближайшей, лучшей подругой Зои по в/ч 9903, и Клавдией Сукачевой. Первая пришла в эту воинскую часть будучи студенткой пединститута, вторая, окончив школу, работала и готовилась поступать в институт. Все они были молоды, все комсомольцы. Биографии, понятное дело, отличались одна от другой, но схожим было воспитание. И вот теперь, много лет спустя, в пожилых и не очень здоровых женщинах я остро ощущал вдруг ту страсть идейной убежденности, которая жила в них с комсомольских лет.
Как захватывающе увлеченно пела Клавдия Александровна одну из любимых песен своей юности, когда снимались мы вместе с ней в документальном фильме о Зое!
Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди…
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один.
И как яростно отстаивала Клавдия Васильевна высокую правду своего поколения, когда снова и снова на нее покушались, извращали ее и оскорбляли! Да для них обеих, как, наверное, и для всех фронтовиков, не было большей боли, чем эта.
Глядя на очень пожилых уже людей, я видел перед собой тех девчат 1941 года, которые, не позволяя себе ничего похожего на равнодушную позицию стороннего наблюдателя и стремясь к делу самому ответственному, трудному и опасному, добивались, чтобы их взяли в ту никому тогда неизвестную, а впоследствии прославившуюся подвигами многих героев боевую часть.
Среди них была и Зоя Космодемьянская.
Какая радость – она стала бойцом!
Да, она, школьница-десятиклассница, была среди них, молодых рабочих и работниц, студентов и студенток, начинающих учителей, врачей, инженеров, оставивших прежние занятия, чтобы защитить Москву, спасти дорогую свою Советскую Родину.
Выделялась ли чем-то? Отличалась ли от других? Есть воспоминание Артура Карловича Спрогиса, командира в/ч 9903, в интервью, которое он дал журналисту Валентину Лаврову в 1978 году:
«Когда Зоя пришла на комиссию, ей только недавно исполнилось 18 лет. Немного смуглая, приятная, хорошенькая девочка. Разведчик же среди общей массы не должен выделяться. Ну представьте: появляется такая в населенном пункте, занятом врагом. Естественно, у немцев сразу проснется к ней интерес. В наши планы такое не входит. Поэтому я сказал: “Идите домой, когда надо будет, мы вас позовем”. Когда мы закончили работу поздно ночью, видим: в приемной сидит человек. Это Зоя осталась на ночь возле нашего кабинета, чтобы еще раз к нам обратиться. Твердо мне заявляет: “Хочу воевать за Родину!”»
Как бы там ни было, а она убедила и командира Спрогиса, и секретаря Московского горкома ВЛКСМ по военной работе Александра Шелепина, и всех других, кто в комиссию входил, что ее надо взять. Обязательно надо!
Осталась запись в заветной ее книжке, сделанная тогда: «Секретарь Московского комитета – скромный, простой. Говорит кратко, но ясно. Его тел. К 0-27-00, доб. 1-14». О Шелепине, наверное?
И тут же – большие выписки из «Фауста» Гёте. Кое-что читается как отзвук переживавшегося ею в те дни:
Лозунг мой в этот миг —
Битва, победный крик…
Пусть!
