защиты психики, это оказывается совсем несложно, особенно после перенесённых психологических и физических травм. Меняют привычки, предпочтения, взгляды и даже заставляют влюбляться в себя. – Костя отложил нож, развернулся ко мне, с интересом ловя каждое мое слово. – Есть реальные факты, когда жертвы отказывались писать заявление на своих похитителей или насильников…
– Да-да, – смеющийся голос Вадима заставил вздрогнуть. Я обернулась, и на душе вмиг стало тепло… Мой мужчина стоял, прислонившись к подоконнику, и улыбался. Тонкая ткань футболки повторяла рельеф его красивого тела, лицо было расслабленным, а в глазах вновь плясали черти. И давно ли я стала его называть своим мужчиной? Давно ли он мой? Прекрасно, Леся… Просто волшебно! – Я тоже читал об этом. Стокгольмский синдром, кажется.
– Не влюбись в своего мучителя, деточка, – Костя подошёл со спины и зашептал на ухо, а мне хотелось сказать, что уже поздно… Определенно поздно. – А ты, Вадя, не обольщайся. Завтра Леся вспомнит, сколько у её прелестных ножек валялось молодых поджарых ухажёров, и забудет про тебя, зануду-старпёра. Поверь, даже твои деньги её вряд ли удержат рядом. Безнадёга, Вадик… Поэтому и ты не будь глупцом, братец. Не твой калибр.
Взгляд Вадима пугал… В нём сменялись эмоции одна за другой, словно он не в силах определиться – то ли разбить нос другу, то ли рассмеяться над не самой удачной шуткой. Он медленно переводил взгляд с меня на Костю и обратно. Ему явно не по нраву были колкие слова, оттого и прищурился он хитро-хитро. Мне бы испугаться, но вместо этого я крепче вцепилась в столешницу пальцами, чтобы не взорваться от негодования.
Забуду? Как его можно забыть? Как? Да ни одна сила в мире не сотрет из памяти ни его бархатистый голос, ни эти глаза цвета мокрого асфальта, ни по-мужски резкий профиль… Он так далеко от меня, а кажется, что я чувствую тепло его прикосновений, тяжесть его сильных рук и волнующий шепот. Зажмурилась, проживая весь спектр эмоций… Изо всех сил сдерживала рвущиеся слёзы обиды… Что он говорит? Почему я должна забыть Вадима?
– А если не забуду? – обернулась к Косте, практически вскрикивая. Этот эмоциональный порыв был настолько неожиданным для меня самой, что я залилась румянцем. – Что, если не забуду?
– Тогда я от души спляшу на вашей свадьбе «цыганочку», а после морды друзьям начищу, чтобы быть первым в списке на крещение наследника Вьюника!
– Вьюника? – тихо прошептала я.
– Кто ещё кому морды начистит. Каратицкий, ты перегрелся от плиты, что ли? – просторная кухня вдруг стало такой крошечной, когда, обгоняя друг друга, ввалились Горозия и Раевский. Они толкались, как мальчишки, спорили и совершенно не обращали внимания на воцарившееся неловкое молчание, а потом одновременно бросились мыть руки, заглядывая в светящееся окно духового шкафа, где румянилась свинина под сырной корочкой. – М-м-м… И даже не утка.
– Заткнитесь, – Вадик закатил глаза, оттолкнулся и перехватил у меня тёрку, продолжив натирать сыр для фаршированных помидоров. Движения его были нелепыми, неумелыми, но он с усердием пытался приноровиться к ручному агрегату. – Вьюник – моя фамилия, Лесь. Вьюник Вадим.
– Присоединяйтесь, братья, – Костя хрустел маринованным огурчиком, облокотившись на каменную столешницу локтями, и загадочно смотрел то на меня, то на Вадика. – Так что там ещё на уроках психологии было?
– Ну, если ты продолжаешь намекать на Стокгольмский синдром, то позволь мне немного позанудствовать, Костя, – я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Картина маслом… Взрослые дядьки пришли помогать на кухне! Умора… – Между прочим, изначально он носил название Норрмальмсторгский синдром, а уже позже трансформировался в термин Стокгольмский. И к слову, если ты вдруг решил записать меня в психички, то спешу тебя расстроить, он не включен ни в одну классификацию психических расстройств. Под этот термин в современности гребут всё и даже больше, а на самом деле – это защитно-бессознательная травматическая связь. Иными словами, это идентификация с агрессором… Наш профессор очень подробно разбирал эту тему, перенося её в рамки семейных реалий, сценарий «абьюзер-жертва» и ещё множество различных вариантов. Нет, теория рабочая, вот только правило всегда одно и то же: жертва всегда окажется жертвой.
– Строгий, наверное, был профессор, – подхватил мое выступление Гора, когда я остановилась, чтобы сделать несколько глотков воды. И даже не сразу сообразила, почему все на меня смотрят, а особенно Вадим… Он буквально замер с тёркой в руках, кроша сыр мимо миски.
– Строгий, – я кивнула и подвинула тарелку. – Полкурса отчислил после первой же сессии. Абьюзер ветхий.
– Да он изверг, – Гора сел рядом со мной, подпер кулаками подбородок, ожидая продолжения разворачивающегося спора.
– Это точно! – я рассмеялась и смахнула со стола крошки. Подготовила тарелки, выставила стаканы и бокалы, отполированные полотенцем, и пересчитала золотые столовые приборы.
– Ну и что у нас на ужин? Чем шлифовать станем оливье? – Денис Раевский не нашёл, чем занять руки, и распахнул высокий стеклянный шкаф с ассортиментом алкоголя, сравнимым с каким-нибудь новомодным алкомаркетом. Выставил четыре стопки, налил в них водку и толкнул друзьям по гладкой поверхности камня. – За профессора?
Вадик первым опустошил рюмку, откусив от куска сыра, который тер. Смотрел на меня, не отрываясь, так что я даже заёрзала от его откровенности. Взгляд его ярче всех слов…
– Мясо готово, салаты тоже, – я засуетилась, убирая в холодильник продукты. – Пойдём в столовую?
– Да нет, – Костя оттолкнул ногой стул за кухонным островом. – Давайте по-семейному? На кухне?
– Лесь, ты что предпочитаешь? Водка, джин, мартини или шампанское? – аккуратно спросил меня Денис Раевский, после того как опрокинул стопку, даже не поморщившись.
– О, нет… Алкоголь и я совершенно несовместимы, – рассмеялась, пытаясь понять, почему все на меня так смотрят. – Если хотите, чтобы я отключилась – капните в газировку спиртного, и вуаля… Живой труп, который возродить к жизни можно только капельницей. Это мне от бабушки досталось…
– От бабушки, значит, – Вадим опустился в кресло и с шумом выдохнул, словно всё это время и не дышал. Я ещё сделала несколько шагов по инерции, а потом застыла… Обрывки собственных фраз забарабанили в голове, подгоняя смысл вылетевших из моего рта слов: строгий профессор, лекции… алкоголь…
– У меня есть бабушка? – я чуть не рухнула прямо на пол, но Горозия подхватил меня под локоть и усадил на стул, поставив передо мной стакан воды.
– Ещё строгий профессор, не забывай. Пей давай, алкоголя там нет…
– Вот видишь, – Костя расставил приготовленные тарелки и начал поглаживать живот. – Беззаботная болтовня, и мы так много о тебе узнали. Сейчас ещё пообедаем, и совсем хорошо станет. Глядишь, ещё чего расскажешь.
– У меня есть бабушка… – как
