еще больше набычился и поджал губы. Было заметно, что он хочет что-то сказать, но гордость пересилила. В этом весь Хуошан.
— Так и будем стоять на пороге, или впустишь в дом? — поинтересовался я.
— Чего надо? — грубо буркнул Хуошан.
Я вздохнул, собрался с мыслями и, глядя ему в глаза, сказал:
— Пришел извиниться. Ты был прав насчет коварства Лозы.
* * *
— Я знал! Я предупреждал, что нельзя им верить! — громыхал Хуошан, выслушав меня. — А ты…
— Да, я ошибся. До смерти будешь вспоминать? — осадил я друга, вновь ставшего самим собой. — Давай лучше думать, как спасти учителя и остальных мастеров.
— А что тут думать? — отмахнулся Хуошан. — Надо сейчас же идти на гору и вызволять.
Сколько времени осталось у наставника Лучаня? У нас? Тэнг Цзымин вроде сказал, год. Сердце требовало согласиться с Хуошаном и немедленно отправиться к горе Тяньмэнь. Но доводы разума все-таки победили.
— Во-первых, до Тяньмэнь несколько дней пути. Во-вторых, мы с тобой всего лишь ученики, а значит, потребуется разрешение наставников, чтобы покинуть деревню, иначе нас обвинят в побеге. В-третьих, даже если мы туда доберемся, мы не знаем, где держат мастеров Шипа, а блуждать наобум там можно целую вечность.
— Добудем карту — делов-то.
— Я уже был сегодня в архивах. Нужные нам карты доступны только мастерам или с их разрешения. Если я обращусь к наставнику Цзымину, он наверняка что-то заподозрит, и тогда наша затея обречена на провал.
— Значит, мы их выкрадем!
— Архивы опутаны сетью защитных чар, — покачал я головой. — С нашими умениями через них не пройти.
— Маогуй [дух кошки] им в сердце! — Хуошан врезал кулаком по столу так, что подскочили кружки. — Но надо что-то делать! Мы не можем сидеть, сложа руки!
Взрывной нрав Хуошана, как всегда, подействовал на меня отрезвляюще. Глядя, как бушует огонь в его глазах, как раздуваются от гнева ноздри, а кулаки сжимаются в нетерпении кому-то навалять, я внутренне собрался и начал искать решение. Ну не идти же на поводу у этого вспыльчивого дурака! Себя погубит и всех нас подставит.
— Ну что ты молчишь⁈ — не унимался Хуошан. — Может, расскажем все Юйсяну, и он согласится выдать нам нужные свитки без разрешения?
— Остынь! — остудил я порыв друга. — Господин Юйсян хоть родом из Шипа, вряд ли будет так рисковать только из-за наших слов. Он и так помог мне сегодня.
— Ты это называешь помощью? — фыркнул Хуошан. — Да книжный червь потешался над тобой, подсунув эти сказочки. Ставлю свой пояс с медальонами, что после твоего ухода он еще долго посмеивался над олухом Саньфэном.
— Раз ты такой прозорливый, то скажи, зачем ему понадобилось так меня дурачить?
— Ну-у-у… — Хуошан почесал в затылке. — Старику скучно днями сидеть в своем мрачном пыльном логове, вот и решил поразвлечься.
Я выразительно закатил глаза. Хуошан нахмурился и сложил руки на груди.
— Предложи объяснение получше, — обиженно буркнул он.
— Если верить легенде, то вершина горы Тяньмэнь — особое место. Возможно, там находится какой-то мощный артефакт.
— Зачем Лозам держать наших мастеров рядом с источником силы? Я бы точно воспользовался этим источником и поднял мятеж!
— Лучше головой воспользуйся, — осадил я друга. — Может, свойства этого источника не позволяют черпать из него силу всем подряд, или для мастеров Шипа он бесполезен…
— Сидя на месте, мы это не выясним!
— Первая толковая мысль от тебя за сегодня.
— Тогда завтра с утра…
— Ты чем слушал все это время? Без карты нам там делать нечего, — остудил я пыл друга. — Да и наше отсутствие сразу заметят, встанут на след — и поймают.
— Ну и чего ты предлагаешь? — засопел Хуошан.
— Через полгода испытания на адепта. Мы обязаны попасть на экзамен.
Глава 13
Светившийся салатовым побег медленно, сонно проклевывался сквозь покров опавшей листвы, устремляясь навстречу взошедшему над горизонтом рыжему солнцу. Дав ему прорасти локтя на три, я набросил сверху сеть изумрудного фохата. Дестабилизированная печать задрожала, грозясь развеяться. Или взорваться. Или… Опорные точки совместились, две разных структуры сплелись в одну — неряшливую на вид, но стабильную.
Получилось!
Я с удовлетворением посмотрел на ощетинившуюся шипами лозу, лежавшую передо мной на земле. Связка техник двух Домов была, конечно, далека от идеала, но на последних тренировках у меня получались две из трех совмещенных печатей, а значит, можно говорить об определенном прогрессе. Да что там! О прорыве!
Жаль, речь шла лишь о соединении техник первого уровня.
— Баловство это! — раздраженно буркнул Хуошан, безрезультатно попробовав повторить плетение. — И чем оно поможет нам на горе Тяньмэнь?
Возможно, что ничем, но я собирался использовать любой шанс. Особенно теперь, когда, как наставник Цзымин и предупреждал, поле фохата ослабло настолько, что сильнейшие печати Шипа мне больше недоступны.
Старшие техники Лозы нам с Хуошаном тоже не давались. Я зазубрил схемы наизусть, но воплотить их что-то мешало, какой-то внутренний барьер — и нельзя было сказать, виновато ли тело, не успевшее сродниться с чужой энергией, или разум, подсознательно не желавший принимать ее.
Наставник Цзымин полагал, тренировки рано или поздно помогут мне вернуться на привычный уровень. После обмана про учителя Лучаня я скептически относился к его словам, но предпочитал разделять зерна знаний, которые давал мне Дом Лозы, и плевела фальшивой заботы. За полгода достичь того же, на что в первый раз ушло более шести лет — пожалуй, это могло считаться неплохим результатом. Было бы у меня больше времени… Но времени как раз почти не осталось.
Воздух Садов Тишины полнился запахом хризантем и сыростью близящихся дождей. Склоны гор покрылись пеной золотого османтуса, и ветер, налетавший с вершин, дышал холодом.
Миновало полгода с объединения Домов, и до экзамена на адепта оставались считанные дни. Но даже их отнимали всякие назойливые личности.
— Саньфэн! Так и думал, что вы здесь прохлаждаетесь с самого утра! Надеюсь ты не забыл, через полчаса нас ждет учитель? И я бы очень не рекомендовал опаздывать.
— Мамочка твоя явилась, — зло бросил Хуошан.
Я коснулся терния, заставляя его скрыться в земле. Поднял взгляд на приблизившегося Вэя, пытаясь понять: видел или нет? Белобрысый гений, как обычно, изображал саму невинность и дружелюбие.
—
