Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сказала:
– Августа уехала на ферму Саттерфилда проверять ульи. Сказала, что я должна помочь тебе здесь. Что ты хочешь, чтобы я делала?
– Наверное, вынь рамки вон из тех ящиков и помоги мне зарядить станок для распечатки сот.
– Так кто тебе нравится больше, Фэтс Домино или Элвис? – спросила я, вставляя первую рамку.
– Майлз Дэвис, – ответил он.
– Я не знаю, кто это.
– Разумеется, не знаешь. Но он лучший трубач в мире. Я бы отдал что угодно, чтобы играть как он.
– Что, и от футбола бы отказался?
– А откуда ты знаешь, что я в футбол играю?
– Я много чего знаю, – сказала я и улыбнулась ему.
– Ага, вижу, – он старался не улыбнуться в ответ.
Я подумала: мы подружимся.
Он перекинул выключатель, и центрифуга начала вращаться, набирая скорость.
– Так как получилось, что ты здесь гостишь?
– Мы с Розалин направляемся в Виргинию, чтобы поселиться у моей тетки. Мой папа погиб при несчастном случае с трактором, а матери у меня нет с раннего детства, так что я пытаюсь добраться до родственников, пока меня не сдали в приют или еще куда.
– Но как ты оказалась здесь?
– А-а, ты имеешь в виду – у Августы… Мы ехали автостопом, и нас высадили у Тибурона. Мы постучались в дверь к Августе, и она дала нам приют. Вот и все.
Он кивнул, словно я рассказала ему действительно правдоподобную историю.
– А ты давно здесь работаешь? – спросила я, радуясь возможности сменить тему.
– С тех пор как перешел в старшие классы. Когда нет футбольного сезона, приезжаю каждое воскресенье и еще все лето. Я купил себе машину на деньги, что заработал в прошлом году.
– Это тот «Форд»?
– Ага, «Форд Файрлайн» пятьдесят девятого года, – кивнул Зак.
Он снова перекинул рубильник, и центрифуга, останавливаясь, застонала.
– Идем, я тебе покажу.
На поверхности машины я видела свое отражение. Наверное, подумалось мне, он каждую ночь полирует ее собственными майками. Я прошлась вдоль машины, ведя по ней пальцем; он остался чистым.
– Ты можешь поучить меня водить, – сказала я.
– Только не на этой машине.
– Почему?
– Потому что по тебе видно, что ты наверняка что-нибудь разобьешь.
Я развернулась лицом к нему, готовясь защищаться, но увидела, что он ухмыляется. И снова на его щеке была ямочка.
– Наверняка! – заверил он. – Ты наверняка что-нибудь да разобьешь.
Каждый день мы с Заком работали в медовом доме. Августа и Зак уже вывезли бо́льшую часть меда с пасек, но на паллетах вокруг стояли еще несколько штабелей магазинных корпусов.
Мы включали нагреватель и спускали жидкий воск в жестяной чан, потом загружали рамки в центрифугу и отфильтровывали мед сквозь новенький нейлоновый чулок. Августа любила оставлять в меду немного пыльцы, потому что она полезная, так что мы еще и за этим следили. Иногда мы отламывали кусочки сот и клали в банки, прежде чем заполнить их медом. Нужно было внимательно смотреть, чтобы это были новые соты, без пчелиных яиц, поскольку никому не нравится вылавливать из меда личинок.
А когда не занимались всем вышеперечисленным, мы заполняли формы для свечей воском и отмывали банки для меда, пока у меня руки не становились жесткими от порошка, как кукурузные листья.
Единственным неприятным моментом за весь день был ужин, когда приходилось терпеть общество Джун. Казалось бы, человек, играющий на виолончели для умирающих, должен быть более любезным. Я так и не сумела разобраться, почему она терпеть меня не может. Почему-то даже то, что я белая и навязалась к ним постоялицей, не казалось мне достаточной причиной.
– Как поживаете, Лили? – спрашивала она каждый вечер за столом. Словно репетировала эти слова перед зеркалом.
Я отвечала:
– У меня все благополучно, благодарю вас. А как поживаете вы, Джун?
Она бросала взгляд на Августу, которая следила за нами с невероятным интересом.
– Замечательно, – отвечала Джун.
Покончив с приветствиями, мы разворачивали салфетки и до конца трапезы старательно игнорировали друг друга. Я знала, что Августа пытается загладить грубость Джун по отношению ко мне, но мне хотелось сказать ей: Ты и впрямь думаешь, что нам с Джун Боутрайт есть хоть какое-то дело до того, как кто из нас поживает? Да брось!
Однажды вечером после обычных многократных «Радуйся, Мария» Августа сказала:
– Лили, если желаешь коснуться сердца Мадонны – пожалуйста. Верно, Джун?
Я глянула на Джун, которая одарила меня натянутой улыбкой.
– Может быть, как-нибудь в другой раз, – вежливо ответила я.
Я вам так скажу: если бы я лежала при смерти на своем топчане в медовом доме и спасти меня могла лишь Джун при единственном условии – потеплеть ко мне душой, я встретила бы свою смерть и отправилась прямиком на небеса. Или, может быть, в преисподнюю. Я уж и сама не знала куда.
Лучшим временем дня был обед, который мы с Заком съедали в холодке под соснами. Мэй собирала нам с собой сэндвичи с колбасой чуть ли не каждый день. Еще мы могли ежедневно рассчитывать на «свечной салат» – половинку банана, воткнутую в кружок ананаса. «Давай-ка я зажгу тебе свечку», – говорила она и чиркала воображаемой спичкой. Потом втыкала в кончик банана консервированную вишенку на зубочистке. Словно мы с Заком были детсадовцами. Но мы подыгрывали ей, рассыпаясь в восторгах при виде того, как она «зажигала» банан. А на десерт мы хрустели кубиками кул-эйда, который она замораживала в формочках для льда.
Однажды мы сидели после обеда на траве, слушая, как ветер хлопает простынями, которые Розалин развесила на веревках.
– Какой у тебя любимый предмет в школе? – спросил Зак.
– Английский.
– Спорим, тебе нравится писать сочинения, – сказал он, закатив глаза.
– Между прочим, нравится! Я планировала стать писательницей, а в свободное время – учительницей английского.
– Планировала? – переспросил он.
– Не думаю, что теперь у меня есть какое-то будущее, ведь я сирота.
В смысле беглянка, скрывающаяся от правосудия. Учитывая текущее положение вещей, я вообще не знала, вернусь ли в школу.
Он принялся рассматривать свои пальцы. Я ощущала резкий запах его пота. На его рубашке были пятна меда, привлекавшие орду мух, от которых он беспрестанно отмахивался.
Через некоторое время он сказал:
– Я тоже.
– Ты тоже – что?
– Не думаю, что у меня есть какое-то будущее.
– Это еще почему? Ты же не сирота.
– Нет, – отозвался он. – Я – негр.
Я смутилась.
– Ну, ты мог бы играть в футбол за университетскую команду, а потом стать профессиональным футболистом.
– Почему все считают, что спорт
- Гарвардская площадь - Андре Асиман - Русская классическая проза
- Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова - Русская классическая проза
- Мамбо втроём - Ариадна Сладкова - Русская классическая проза
- Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел - Русская классическая проза / Триллер
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Высокие обороты - Антонина Ромак - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Теория хаоса - Ник Стоун - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Почти прекрасны - Джейми Макгвайр - Прочие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Канцтовары Цубаки - Ито Огава - Русская классическая проза
- Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов - Русская классическая проза / Юмористическая проза