всего, и произошло. Мозг, как говорят сведущие люди, вообще орган темный и малоизученный. В смысле, конечно, известна каждая его загогулина, но вот многое из того, что, как и почему он именно так поступает, остается загадкой. Это как с электричеством, с которым, с одной стороны, тоже все понятно: наука знает, что и как именно происходит, но, с другой стороны, с ответом на вопрос, почему это происходит, сплошные проблемы. Есть, конечно, принятые гипотезы (даже не теории), но там всё мутно. Это мне Сурок как-то рассказывал, я не до конца, если честно, вкурил, кроме того, что мы, люди, научились широко использовать явление, природы которого до конца не понимаем. Вот и с мозгом такая же фигня: уже многое о нем знаем, но столько еще не знаем, что ученым работы хватит не на одно поколение.
Короче, как бы там ни было, но урок я, получается, тогда не выучил, и лето 1979 года так и осталось роковым и поворотным в моей судьбе. С луноходами я продолжил встречаться еще какое-то время, думаю, просто потому, что больше не с кем, другой компании не было, а одному тусоваться не в кайф в таком возрасте, молодежь — понятие стайное. Мы тогда перестали практиковать гоп — стопы, и все наши тусовки свелись к банальным детским летним купаниям на речке, походам на танцы по выходным дням, да периодическим стычкам с другими такими же конкурирующим тусовками.
А где-то, через месяц я стал постепенно отходить от этой «лунной» компании, и сходиться с другими ребятами, центровыми — как их называли. Это была совсем другая компания, главным интересом которой служили иностранные туристы. И в этом моя жизнь, казалось бы, изменилась. И, знаете, что? Я стал постепенно забывать свою прошлую судьбу, которая буквально у меня на глазах выветривалась, заменяясь новой версией. Это было так странно: вот, только что я что-то помнил, а потом с удивлением обнаруживал, что все было совсем не так, и прежняя версия событий уже выглядела как сон, который, проснувшись, еще почти помнишь, но очень быстро начинаешь забывать.
В новом своем прошлом (я еще помнил, что оно новое, но уже стал забывать почему), с одной стороны, все было иначе, а с другой стороны — результат как бы даже не хуже, в итоге.
Тут я, сообразив, что со мной происходит, забежал в барак и уже в нашем отсеке, достав тетрадь и ручку, игнорируя удивленные реплики Нечая, стал быстро записывать ускользающие воспоминания о прошлом варианте моей жизни. А когда дописал, отложил тетрадь и выкурил сигарету, то уже не помнил, что там написано. Пришлось все прочесть для того, чтобы все снова осело в памяти, но, как я заметил, осело в ней не как что-то происходившее со мной, а как какой-то рассказ о жизни, которая могла бы быть у меня, если бы все случилось так, как написано. Но на самом деле все было иначе. Парадокс? Да хоть и парадокс, хрен бы с ним!
Главное, что мне опять удалось что-то изменить, но на этот раз поменять, не как в прошлые разы шило на мыло, а еще и ухудшить свою судьбу в каком-то смысле. Короче, для затравки, теперь мы с Нечаем скентовались еще на малолетке, в воспитательно-трудовой колонии (ВТК) для несовершеннолетних, где вдвоем сумели противостоять беспредельщику рогу отряда и его прихлебалам. На малолетке все не так, как на взросляке, все гораздо жестче и перепутано до удивления. Скажем, в авторитете там «бугры», то есть — официальные бригадиры, назначенные администрацией и ею же поддерживаемые. Такой авторитетный бугор может быть «рогом» отряда или даже всей колонии, и это правильным пацанам как бы в падлу — с одной стороны, но, с другой стороны, хрен против этих бугров попрешь, они все здоровые и вокруг себя здоровых парней группируют, подкармливают их и помогают им, обирая всех остальных. А малолетки, сами понимаете, тянутся к тем, у кого сила и власть. При этом ни хрена не задумываясь о завтрашнем дне, мозгов для этого еще не хватает. Короче, такого беспредела как на малолетке, таких идиотских, но очень жестоких правил и понятий нет больше нигде во всей системе исполнения наказаний. Даже вспоминать за те два года не хочется, хотя есть чем гордиться: нас все же стали уважать и сторониться даже самые отмороженные бугры рогатые. Как мы там с Нечаем выжили и не скурвились, я до сих пор понять не могу. Но с тех пор Нечай для меня как брат, я за него любого порву, как и он за меня.
В общем, возвращаясь назад, в новой «центровой» компании мне нравилось, тут и девчонки свои были, которым нравилась та «красивая», как им казалось, жизнь, которую мы вели. А денежки у нас водились, не Бог весть какие, но хватало на то, чтобы угостить девчонок коктейлем в интуристовском баре. Ну, как интуристовском, на самом деле до шести вечера территория древнего кремля, где располагался международный молодежный центр (ММЦ) с двумя барами и рестораном, была, как это ни странно, открыта для всех желающих. Даже в гостиницы для интуристов, сделанные частично прямо в крепостной стене, проход никем не охранялся. Чем мы, кстати, и пользовались. Ну а после шести вечера ворота, конечно, закрывались, и вход на территорию кремля был только по пропускам, но для знающих нас вахтеров пропуск у нас был всегда готов. Обычно таким пропуском служила бутылка красного сухого вина с незатейливым названием «Яблочное», «Грушевое» или «Осеннее». Стоил такой пузырь тогда рупь две копейки, и пить эту гадость было совершенно невозможно, но пили, конечно. Мы же, считавшие себя чуть не городской элитой, предпочитали в своей компании употреблять крымскую «Мадеру» или краснодарский «Рислинг», девочки обожали ликер «Кофейный». Ну и, конечно, время от времени мы с шиком потребляли продававшийся в баре ММЦ кубинский ром «Havana Club», стоивший там аж целых 18 рублей за бутылку — целое состояние. Иногда позволяли себе сигары, но это больше для понтов. Уж больно они глоткораздирающие, а мы тогда не то что не понимали, мы просто не знали, что курить их надо не затягиваясь.
Кстати, если кто-то считает, что в СССР семидесятых сигары были предметом роскоши, то он сильно ошибается. Сигары продавались практически в каждом табачном отделе любого магазина и профильных киосках — как в коробках, так и поштучно. Если не ошибаюсь, стоила одна сигара что-то около восьмидесяти копеек (или немного меньше), но это, если кубинская,
