Дома молитвы, а Галина, вернувшись домой, отправила детей на кухню накрывать на стол, а сама отнесла пакет в сарай, чтобы без свидетелей рассмотреть его.
Содержимое пакета поразило ее. Какая–то разорванная офицерская фуражка времен революции, поношенная солдатская гимнастерка, искромсанные штаны. Все это было затхлым и сырым. А из приложенной рядом записки следовало: «Этот сувенир, может быть, напомнит вам о том, как мои родители боролись за победу социализма. Мой отец отдал свою жизнь за коммунистические идеалы, за счастье простых людей. У него нечего было есть, но он боролся и пал как герой революции. А вот нашему пастору недостаточно тех денег, которые платит ему церковь, и он посылает свою малолетнюю дочь на работу, чтобы иметь побольше денег. Церковь об этом не знает, ее обманывают!!!»
Вернувшись домой, Олег заметил, что дверь сарая немного приоткрыта. Он хотел уже, было, закрыть ее, как вдруг услышал плач Галины. Он вошел и увидел стоящую рядом Лену, которая держала в руках записку. Молча, Олег взял из ее рук записку, пробежал по ней взглядом и отправил Лену в дом. Не сказав ни слова, он присел рядом с Галей, прижал ее к себе и провел своей рукой по ее волосам.
Что он мог сказать? Он вспомнил весь свой жизненный путь, по которому они с Галиной шли все эти годы. Уже 18 лет он являлся служителем. До того, как он полностью не перешел на работу в церковь, он не получал никакого вознаграждения. Издержки за поездки на конференции для пасторов он всегда покрывал из собственного кармана. Об оплате расходов на поездки никто и не думал. Для того, чтобы обеспечить свою растущую семью, Олегу приходилось наряду с основной работой брать еще и сверхурочные приработки, как, например, ремонт дома по улице Гоголя, 49… При этом он взял себе за правило 50% от всех доходов жертвовать Богу. И к тому же он считался нетрудоспособным. По состоянию здоровья Олег мог пройти освидетельствование и получить инвалидность, но он понимал, что его пенсии им просто не хватит. Ведь и без того приходилось нелегко, хорошо хоть загородный участок земли выручал, да кролики, которых выращивали дети.
Вскоре возникла еще одна проблема, о которой его жена ничего не догадывалась. Свой дом Сименсы построили сами из глиняных блоков, так называемого самана. И лишь недавно горисполком сообщил, что дом их находится в зоне строительства многоэтажных домов, поэтому подлежит сносу с выплатой компенсации. Сумма же ее была настолько мизерной, что едва хватило бы лишь на стройматериал. Как же строить? К тому же в недалеком будущем надлежало расширять Дом молитвы. Власти утвердили проект расширения, предложенный братским советом. Связи Маргариты Ляшко способствовали этому. Но вот с деньгами было туго. Пожертвования на строительство снизились, когда Олег отказался наделять особым правом голоса тех членов церкви, которые лучше зарабатывали, и, соответственно, платили большую десятину. Однако пастор нашел достаточно молодых братьев и сестер, которые были готовы собственными силами реконструировать Дом молитвы. В общем, у него было достаточно причин для депрессии! Между тем он заботливо вытер слезы с лица своей жены, поцеловал ее и помог встать на ноги.
— Улыбнись, мое сокровище! Дети не должны ничего знать, а Лена будет молчать.
— Улыбаться от такой жизни, когда выть хочется?! Ах, закатить бы им скандал! Почему бы пастору не «изгнать при помощи кнута из храма всех торговцев»? Почему он должен терпеть то, что верующие требуют от него уступок только потому, что они платят ему за его работу?
Один пожилой брат поучал нас как–то, рассказывая о старых баптистских традициях: «Пастор должен быть мягким и, если не хочешь растревожить паству, поменьше говори о своих трудностях». Иной раз мой темперамент мешал мне помнить об этом во время моих проповедей, а Олег старался быть именно таким. Лишь однажды, беседуя наедине с братом, который не только изменил своей жене, но и избил ее, он назвал его подлецом. На его беду этот брат принадлежал к тем самым воинствующим членам церкви, которые натравливали других братьев и сестер против пастора и строили из себя стражей порядка. Теперь к агентам КГБ, которые, несомненно, вращались за спиной Олега, прибавились добровольные надзиратели, подстрекаемые злопамятным недругом.
Когда Маргарита Ляшко через Бориса узнала об этом, она призвала таких духовников прекратить преследование своего пастора. Организаторы травли отреагировали немедленно, распустив слух, что их пастор состоит в интимной связи с Маргаритой. Как мог Олег противостоять этому? Члены областного пресвитерского совета расследовали это обвинение и постановили, что это гнусная клевета и рекомендовали этой «партии благочестивых» покинуть церковь, но они запротестовали: «Бог утвердил нас быть стражем церкви. И в наши обязанности входит следить за поведением пастора и членов братского совета».
Я услышал эту историю от членов нашей церкви, так как Олег умалчивал о ней. Меня охватил святой гнев, и я поспешил к Олегу:
— Как ты можешь терпеть таких фарисеев в своей церкви? — возмущался я.
Он лишь улыбнулся.
— Разве ты не читал, что Иисус сказал о плевелах в 13 главе Евангелия от Матфея? — вежливо спросил он. — Не нужно их выдергивать, чтобы, выбирая плевелы, не выдергать вместе с ними пшеницы. Давай оставим. расти вместе то и другое до жатвы, до Божьего суда.
В этом я был не согласен с Олегом. Прелюбодеев и развратников его церковь исключала, а сторожевых псов она терпела. Я не мог понять такой непоследовательности. Ведь Павел четко говорил в Первом послании к коринфянам 9:11, что христианин не должен сидеть за одним столом не только с блудниками, но и с лихоимцами, идолослужителями, злоречивыми, пьяницами и грабителями!
Однажды как–то во время нашей беседы с ним он сказал мне:
— Я не могу так просто применить видение церкви апостолом Павлом к нашей ситуации. То, что он говорил женщинам о необходимости покрывать головы, неприменимо для нашей церкви! Я против того, чтобы они везде ходили в платках! Ты ведь знаешь, что предписания такого рода касаются конкретной ситуации в жизни и относятся к тем церквам, которые основал Павел. Нельзя ту культуру ставить наравне с нашей. А вот отношение к аморальности должно быть нетерпимым как тогда, так и сейчас, и Божьи предписания по поводу брака однозначны. По–новому мы должны осмыслить концепцию церковного развития в свете нашего времени и культуры. К этому относится и то, что мы терпим в церкви благочестивых «стражей порядка».
В моем присутствии Олег мог так говорить. К сожалению, я
