Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА XI
О СВОЕОБРАЗИИ СВОБОДЫ ПРИ СТАРОМ ПОРЯДКЕ И ЕЕ ВЛИЯНИИ НА РЕВОЛЮЦИЮ
Читатель, остановившийся в чтении данной книги на этом месте, смог бы составить лишь очень неполное впечатление о правительстве времен Старого порядка и плохо бы понял перемены, привнесенные в общество Революцией(7).
При виде граждан, живших обособленно и замкнуто в условиях разветвленной и могущественной королевской власти, можно подумать, что дух независимости исчез вместе с общественными вольностями и что все французы были одинаково приучены к покорности. Но ничего подобного не было: хотя правительство самовластно и неограниченно вторгалось во все общественные дела, она было еще далеко от подчинения себе всех индивидов.
Дух свободы еще витал во множестве государственных институтов, но по сути своей уже подготовленных к абсолютной власти. Но это была особая свобода, о которой в наши дни очень трудно составить мнение, поэтому ее нужно проанализировать со всей тщательностью, чтобы понять, какую пользу и какой вред она могла бы. нам принести.
Центральное правительство подменяло местные органы, все больше подчиняя себе всю сферу государственной власти. В то же время оставленные или создаваемые им институты, старинные обычаи, древние нравы и даже заблуждения стесняли свободу его действий и поддерживали во многих душах искру сопротивления, помогая сохранить твердость и выразительность характеров.
Централизация уже обрела ту же природу, те же приемы и намерения, какие свойственны ей в наше время, но она не имела еще ( стр.89) той же силы. Правительство в своем стремлении все обратить в деньги, пустив в продажу большую часть общественных должностей, само лишило себя возможности раздавать и отбирать их по своему усмотрению. Таким образом, одна из его страстей в значительной степени повредила развитию другой: его алчность явилась мощным противовесом властолюбию. Тем самым в своих действиях оно было вынуждено беспрестанно сталкиваться с ограничением, им же созданным и которое оно не могло подвергнуть разрушению. Правительству часто приходилось видеть, как самые решительные его намерения при исполнении утрачивали энергию и силу. Такой странный и порочный характер государственных должностей выступал своего рода политической гарантией против всемогущества центральной власти. Он был своеобразной беспорядочно построенной плотиной, сдерживающей силу правительства и ослабляющей его натиск.
В те времена правительство не обладало таким бесконечным множеством льгот, пособий, почестей и денег, какие оно может расточать ныне. Иными словами, у него было гораздо меньше средств как для подкупа, так и для принуждения.
Впрочем, само правительство плохо осознавало пределы своей власти. Ни одно из его прав не было ни должным образом признано, ни точно установлено. Сфера его деятельности была огромной, но действовало оно еще неуверенно, словно в темноте и неизвестности. Вместе с тем грозный сумрак, скрывавший пределы всех видов власти и окутавший все права, способствовавший посягательствам государей на свободу своих подданных, часто выступал в качестве защиты последней.
Администрация, хорошо осознавая свое недавнее и незнатное происхождение, в своих поступках всегда была робка, едва только какое-либо препятствие встречалось на ее пути. Поразительное зрелище открывается при чтении переписки министров и интендантов XVIII века: правительство, столь напористое и неограниченное, когда ему безоговорочно подчиняются, утрачивает уверенность при малейшем сопротивлении со стороны населения. Малейшая критика приводит его в смятение, малейший шум повергает в ужас, и оно как бы застывает на месте, колеблется, вступает в переговоры, смягчает свои предписания и часто не доходит до естественных пределов своей власти. Вялый эгоизм Людовика XV и терпимость его преемника легко мирились с таким положением. Впрочем, сии государи и не предполагали, что кто-то вздумает лишить их трона. Они ни в коей мере не обладали тем беспокойным и твердым характером, которым страх наделил позднейших правителей. Эти короли попирали ногами лишь тех людей, которых не видели.
Среди привилегий, предрассудков, ложных идей, более всего противившихся подлинной и благодатной свободе, было немало ( стр.90) таких, что у значительного множества людей поддерживали дух независимости и располагали их к упорной борьбе со злоупотреблениями властью.
Дворянство глубоко презирало администрацию, хотя иногда было вынуждено обращаться к ней. Даже утратив свою былую власть, дворяне еще сохранили остатки отличавшей их предков гордости и были враждебно настроены как к раболепию, так и к порядку. Их вовсе не интересовала свобода граждан, и они охотно перенесли бы притеснения правительства по отношению ко всем, кто их окружал, но им вовсе небезразлично давление правительства, оказываемое непосредственно на них. Они готовы были пойти на любой риск, дабы избежать этого. К началу Революции дворянство, которому предстояло уйти в прошлое вместе с престолом, все еще держится :по отношению к королю и особенно к его приспешникам несравненно более свободно и высокомерно, чем третье сословие, которое вскоре низвергнет монархию(8). Дворянство во всеуслышанье требует почти всех тех гарантий против злоупотреблений властью, какие нам принесли 37 лет представительного правления. Вопреки предрассудкам и странностям дворянства, его наказы открывают нам некоторые из великих черт аристократии. И можно лишь сожалеть о том, что дворянство уничтожили и искоренили вместо того, чтобы подчинить его всевластию закона. Поступив подобным образом, Революция лишила нацию необходимых элементов ее существования и нанесла свободе незаживающую рану. Класс, на протяжении стольких веков стоявший во главе общества, в длительном и никем не оспариваемом величии приобрел известное благородство души, естественную уверенность в своих силах, привычку быть предметом общего внимания, т. е. черты, превращавшие дворянство в общественный элемент, наиболее склонный к сопротивлению. Дворяне не только обладали мужественным нравом - они воспитывали мужество в других классах. Уничтожив дворянство, Революция обескровила всех, даже врагов дворянства. Эта утрата невосполнима, дворянство никогда не сможет возродиться. Прежние титулы, имущество еще могут быть восстановлены, но душа предков - никогда.
Духовенство, которое впоследствии в гражданских делах так рабски служило любому земному властителю и расточало самую смелую лесть в ответ на малейшее намерение правительства покровительствовать Церкви, в то время являло собой наиболее независимую часть нации, с особыми привилегиями которой приходилось считаться.
Провинции уже утратили свои вольности, города же сохранили лишь тень былого величия. Без особого разрешения короля, десяток дворян не могли собраться для обсуждения какого-либо дела. Французская же Церковь до конца сохраняла право на периодические ( стр.91) собрания(9). В своих кругах церковная власть имела свои пределы, и они строго уважались. Низшее духовенство обладало серьезными гарантиями против тирании высших чинов и не было подготовлено безграничным произволом епископата к слепому послушания государю. Я не собираюсь подвергать оценке старое церковное устройство, но утверждаю лишь, что оно не могло потворствовать политической покорности священнослужителей.
Впрочем, многие священнослужители имели дворянское происхождение и перенесли на Церковь гордость и непокорность людей своего класса. Кроме того, все они занимали высокое положение в государстве и пользовались соответствующими привилегиями. Владение феодальными правами, столь пагубное для морального могущества Церкви в целом, каждого из ее членов в отдельности наделяло духом независимости по отношению к гражданским властям.
Но более прочего развитию у духовенства гражданских идей, потребностей, а часто и страстей способствовала земельная собственность. Я имел терпение прочесть множество текстов, докладов и прений, относящихся к 1779 и 1787 гг., дошедших до нас от бывших провинциальных сословных собраний, в особенности из провинции Лангедок, где духовенство самым тесным образом было связано с государственным управлением. Изучая эти документы с позиций своего времени, я удивлялся, что епископы и аббаты, многие из которых отличались святостью жизни, равно как и своими познаниями, делали доклады о прокладывании дороги или канала с глубоким знанием дела, с большой мудростью и искусством обсуждали средства повышения сельскохозяйственной продукции, обеспечения благосостояния жителей и процветания промышленности. При этом они не уступали, а часто и превосходили светских людей, занимавшихся теми же делами(10).
В противоположность широко распространенному и прочно укоренившемуся мнению я осмелюсь предположить, что народы, лишающие католическое духовенство всякого участия в землевладении и превращающие все церковные доходы в жалованье, оказывают услуги исключительно папскому престолу и светским государям и лишают себя тем самым значительного элемента свободы.
- Этнокультурная история казаков. Часть IV. Разрушение дома. Книга 5 - А. Дзиковицкий - История
- Французская революция, Гильотина - Томас Карлейль - История
- Право - Азбука, Теория, Философия, Опыт комплексного исследования - Сергей Алексеев - История
- Завоевание. Английское королевство Франция, 1417–1450 гг. - Джульет Баркер - История
- Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины - Лора Олсон - История
- «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России - Андрей Буровский - История
- Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории, 1500-1850 - Джек Голдстоун - История
- Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века - Пётр Пискарёв - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том пятый - Коллектив авторов - История
- Международные отношения в Новое время (1789-1871 гг.) - Андрей Тихомиров - Историческая проза / История / Юриспруденция