Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его способности оценены, германское государство предоставило свободу его инициативе, признало и обеспечило его право на частный капитал, что совершенно исключалось при Советах. И дело завораживает Лонгина, он наслаждается им, отдавая ему время и силы «до полной выкладки», живя в подгоняющем чувстве взлёта. Живёт он в просторной удобно обставленной квартире, имея четырёх человек прислуги.
64
Посланный им шофёр поехал в городское управление, когда окончился рабочий день, и привёз Клару.
Смазливая с ямочками на щёчках ровесница Лонгина провела более года в Париже, куда уехала от родителей, русских интеллигентов, которые после Октябрьского переворота поселились в Эстонии. Любознательная дева смело искала развлечений в жизни эмигрантской России во Франции, вошла в эротический кружок. Стремительно обогащаясь опытом, она знала, например, каким бесподобно-пикантным значением для ценителей обладают её скульптурные жамбоны – этим словом (от фр. jambon – бедро) именовались женские ягодицы в тесном кружке посвящённых. Вообще же женская попка звалась руфель, ударение на втором слоге, образовано слово было от польского rufa (корма).
Лонгин ждал гостью в ночной пижаме, лёжа на застланной крахмальной простынёй кровати. На стуле подле сидела одетая в светло-серое льняное платье домработница Антонида Вохина, для своих – Тося. Ей восемнадцать. Не по возрасту степенная, собранно-внимательная, она держала на коленях раскрытую книгу, читала вслух – Лонгин, не всё разбирая, слушал, однако, с видом глубокого спокойного удовольствия.
Подчинившись его взгляду, Тося не поднялась навстречу вошедшей Кларе.
Та, приподнимаясь на носки и раскидывая руки, воскликнула:
– Приф-ф-е-е-ет! – заменив «в» слегка свистящим «ф». – Опять читаем? – сказала, садясь на край кровати. – Одно чтенье-скука у вас на уме! – с напускным упрёком бросила Лонгину.
Тот остался невозмутим, а Тося произнесла с искренностью твёрдого убеждения:
– Когда подходящая девушка почитает вам про любовное – потом и любиться вам будет лучше.
– Что ты ему читаешь? – Клара схватила книгу. – Это про восстание Спартака! Какое такое любовное?
Тося отобрала томик, говоря всё так же наставительно, певучим голосом:
– Описано, как богатые праздновали с рабынями, ели с ними самое вкусное, любили рабынь и как тем это было сладко, и они старались как можно лучше сделать.
Она принялась старательно, хотя и сбивчиво читать об оргии в доме Суллы, а Клара выскользнула в другую комнату, дабы возвратиться почти голой – лишь в алых носках и туфлях на каблуке; кроме того, её талию охватывал поясок с заячьим хвостиком, прикреплённым так, что он сидел на копчике девушки.
Она держала гитару. Покружившись по комнате, повертев обращённой к Лонгину попкой, села на стол, перебирая струны, запела:
На воле гордая свирельУпёрлась в гладкую руфельИ хочет в норку под руфелью –Чтоб та зашлась в меду свирелью.
Тося отложила книгу, сняла с Лонгина пижаму, возбуждённо-радостно глядя на его вставший фаллос. Повернувшись спиной, совлекла с себя одежду и, откидывая упавшие на глаза волосы, из-под руки взглянула на растянувшегося на кровати хозяина. Он кивнул, и она выбежала из комнаты, принесла две лисьих шубы, расстелила поверх ковра на полу.
Клара перешла к другой песенке:
Локон падал на бровь, вы жамбонамиКолыхать начинали небрежно,Упивался я вашими стонами,Выносил муку плоти мятежной.
Тося надела белоснежные наколку и передник, какие носят горничные дорогих гостиниц, вскочила на стол, принялась танцевать, высоко вскидывая то одну ногу, то другую – показывая не очень густую растительность в промежности, похлопывая себя по крутым мускулистым бёдрам.
Лонгин встал с постели, протянул руку – девушка оперлась на неё, спрыгнула со стола.
– Вся горю… – виновато улыбалась.
Клара, сидя на столе, под гитару пела: «Расставляли вы ножки, но устьицеприкрывали смешливо платочком: «Буду так, пока он не опустится!» – я кусал ваши задние щёчки…»Тося сняла передник, обернула его краем торчащий хозяйский черен, пожала и поднесла ткань к губам, к носу, вдохнула запах. Затем, расставив ноги, прижала край передника к влажной нижней пастечке. Опять зазвучал чувственный голос певуньи: «Оборвало спектаклькасаньице – им безудержно сладко волнуем, я прильнув сзади к вам, приосанился, жаждя стыдным смутить поцелуем…»
Она соскочила на шубы, вместе с Тосей опустилась на четвереньки, и та повернула к ней попку, давая щупать жамбоны, подставляя пухлогубый зев. Лонгин присел на корточки, перед ним подёргивался заячий хвостик на копчике Клары, которая лизала причинное место стоящей на четвереньках Тоси.
Голый Лонгин наблюдал за ними минуту-вторую, вдруг охватил руками зад Клары, рванул к себе. Она остро встрепенулась, он повернул её, всем видом выражавшую покорность. Она стояла перед ним на коленях, поддерживаемая им под мышки, ослабевшая до того, что едва не опрокидывалась в жажде его власти над собой, словно моля: избивай! мучай! заезди до обморока!.. Но он грубо отбросил её, сел перед Тосей, широко разведя ноги, слегка согнутые в коленях.
Девушка, сев так же, раскинула ляжки ещё шире, стала надвигаться на него, упираясь руками в разостланную шубу. Клара была рядом, и когда ноги Тоси оказались поверх ног Лонгина, протянула руки, помогая любовникам свести залупу и влажный входик. Сложность теперь была в том, чтобы вогнать ствол в лаз одновременным движением двоих: так, чтобы низы их туловищ прошли навстречу друг другу одинаковое расстояние.
Получилось – двое обменялись восхитительными зарядами возбуждения. Задав ритм, в лад сдвигали низы туловищ: когда они расходились, показывался скользкий черен – живая ось, – ронялась череда крупных капель смазки.
Смычка – ось, смычка – ось, смычка – ось… она блестела, надраиваемая зевом, особенное наслаждение доставляли обоюдность усилий, дружность одинаковых действий.
В это время Клара, развернувшись, показывала Лонгину вздыбленную попку, заячий хвостик, то и дело закидывая руку на жамбон и разминая его.
Лонгин, чувствуя, что вот-вот выплеснет, повалился на спину, схватив Тосю за талию, чтобы не сорвалась с тормоза: она несколько раз неистово подскочила – и его передёрнуло на венце сладострастного исступления. Завершила и она, осела на ещё стоящий: – Ох-хх! – заёрзала попкой по мокрому паху хозяина.
Потом Клара сделала ему, лежащему навзничь, массаж груди. Он вытянул в сторону правую ногу, Тося полулегла перед ней, поместила его ступню меж своих ляжек, он пальцами ноги теребил её лобок, развитый выступчик, осязал подошвой увлажнённость сладких губ, мягко, ритмично нажимал ступнёй. И у него набряк. Клара чмокнула уголок его рта, пальцами затеребила его сосок, а другой стала полизывать, покусывать. Рука хозяина сдавила ей шею, он ощупывал её тело и хотел было подмять, но девушка выскользнула из-под него. Ей нравилось, чтобы он брал её грубо и она могла бы сопротивляться. Побежала от него на четвереньках – он поймал её за щиколотку, рванул к себе и навалился:
– От меня не уйти… не-е-т!
Кусал ей плечо и меж лопаток, дёргал за волосы, нашёл руками её ноги и потянул в стороны, телом придавливая лежащую ничком:
– Распну-у-у!
Она закинула руку на его ягодицу, щипала – и он приподнял пах. Тут же она подняла попку:
– Глубжей!!!
Он всадил… Это был пролог, за которым последовали свои ходы и приёмы.
65
Ему стало невмоготу: то работа, то отдых взахлёб – а уже более трёх недель он не видел Ксению. Выкроил время, пошёл к Усвяцовым.
Татьяна Федосеевна выгоняла полотенцем мух в распахнутое окно и словно попросила у Лонгина снисхождения к немалой вине:
– Уф-ф, пекло-то, пекло какое!
Он совал горстями конфеты в карманы младших в семье: школьника Ильи и Ани лет четырёх.
Из устроенной в большой комнате молельной каморки вышел отец Георгий, он изнемог от жары, не решаясь снять глухой шерстяной подрясник. Промокнул лицо платком, указал на насупленного Илью:
– Спрашивает меня на днях: правда, что католические попы приказывали живых русских младенцев в костры кидать? Я ужаснулся: откуда ты взял эту клевету? Да, мол, мальчик здешний, со мной вместе учится, рассказывал: до войны про это в кино показывали...
Отец Георгий передал эпизод из кинокартины «Александр Невский», когда карикатурный посланник папы римского подал знак, и тевтонские рыцари с людоедской торжественностью подняли плачущих русских младенцев над костром, картинно уронили их в пламя.
– Веди, говорю моему, к мальчику! Приходим – и тот мне всё подтверждает про кино. А у нас – вот ведь привелось! – как раз загвоздка с тевтонами.
В Риге печатается литература для русских школ – учебники, составленные по дооктябрьским образцам. Партия учебников поступила в Православную миссию – и надзирающие за нею немцы поторопились прочесть о победе, одержанной Александром Невским над тевтонскими рыцарями. Не будет ли её описание воспитывать русский национализм, направленный против Германии?
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
- Гладкое личико - Виктория Токарева - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
- Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы - Поль Фурнель - Современная проза
- Цена соли - Патриция Хайсмит - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза