Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей Андреевич хрустко разжевал солёный груздь, извлёк из нагрудного кармашка мундштук: вещица была скрупулёзно сработана из цветной пластмассы.
– Подарок, который изготовил для меня пленный боец, – проговорил веско, вставил в мундштук папиросу. – Красноармеец, запертый в лагере, искал и подбирал материалы, вытачивал и отшлифовывал каждое колечко. Какое чувство вкладывал он в свой труд? Надежду, что сможет вернуться на родину не с клеймом труса и его после немецкого концлагеря не засадят в сталинский. Я стараюсь, чтобы надежда сотен тысяч таких, как он, сбылась.
Лонгин оценил аргумент на «отлично». Генерал изучающе смотрел на него сквозь очки.
– Итак вы с немалым успехом работаете на немцев? – произнёс с подковырочкой.
«Теперь меня щёлкают по носу как не имеющего подобного аргумента», – сказал себе молодой человек. Он хотел быть проще. Собрался поведать, что верит в свою звезду, и коли она ему осветила его пути в месте, где до немцев был всего шаг, он просто пошёл за звездой. С приятной учтивостью начал:
– Видите ли, я не торопился к немцам, но после того как отнеслись ко мне наши… – и вдруг смутился, замолчал.
– Я вас прекрасно понимаю, – Власов щёлкнул зажигалкой, поднёс огонёк к папиросе и закурил. – Вы думали об одном: чтобы наши не погнали вас под пули. А перейдя к немцам, вы увидели, что им нужны ваши услуги. Тут уж будь не промах.
Лонгин с тоскливой скукой подумал: «А у тебя, разумеется, было не так».
– Не нужно обижаться, – Власов затянулся, сосредоточенно-плавно выдохнул дым и разогнал его рукой. – Я не сказал, что вы лишены того, ради чего сделают вот это… – держа мундштук большим и средним пальцами, он пристукнул по нему указательным. – Я не думаю, что, несмотря на вашу молодость, вы не чувствовали антинародность сталинского режима, – добавив эту мысль, он начал рассказывать, как по намёкам, по оброненным словам улавливал: многие командиры высокого ранга были готовы бороться против Сталина. Страдания народа, в особенности крестьянства, не могли не открыть глаза.
– Но в то время нельзя было делать решительных шагов, – кратко подытожил он, вздохнув.
Лонгин не удержался:
– Почему же?
– Дорогой мой Лонгин Антонович, – доверительно промолвил Власов, – отвечаю вам! Вы не хуже, чем я, понимаете, что политика Сталина и его клики псевдонациональна, их патриотизм – поддельный. И, однако, нас считают изменниками! – он, негодуя, взмахнул рукой и взял рюмку. – А я считаю изменниками тех, кто не воюет против Сталина!
Они обменялись взглядами и выпили.
– Вот вам моя идейно-политическая позиция! – не без важности произнёс Андрей Андреевич.
«Да, но где же ответ на мой вопрос?» – сказал себе Лонгин.
– Против Сталина уже воюют сотни тысяч русских, – напомнил он, имея в виду не только роты и батальоны из вчерашних красноармейцев, но и то, что какое-то их количество имелось почти в каждом германском полку.
Глаза гостя за стёклами очков похолодели:
– Это наёмники, состоящие на германской службе!
Лонгин несколько озадачился:
– Меня восхитило, когда я узнал, что мобилизованные германские солдаты получают жалование. Чего же плохого в том, что его получают и русские в германской форме?
– Германские солдаты выполняют свой долг, воюя за Германию! – разделяя слова, произнёс повышенным тоном Власов. – Как можно не видеть разницу?
Гость и хозяин сидели друг против друга за накрытым столом, думая, о чём у них спор.
– Вы говорили, – промолвил с видом истой любезности хозяин, – что вы сами и многие военные понимали антинародность режима, сочувствовали разорённому и угнетённому крестьянству... Немудрено, что и другие понимали и потому пошли воевать. Так почему они – наёмники?
– Перестаньте! – раздражённо бросил Власов. – Вы прекрасно понимаете. Для человека – родина, государство, законы есть данность! Если каждый станет определять, каков режим и нужно ли выполнять долг, всегда найдётся предлог уклониться от долга... У этого увели корову, у того раскулачили родню, у третьего... словом, будет дурно пахнущая отсебятина, сведение счётов.
– Но это же так естественно, – заметил Лонгин непроницаемо.
– Это естественно, как естественны пороки, себялюбие и всё доморощенное. – Андрей Андреевич выпил, закусил и воодушевлённо продолжил: – Военный, да и гражданин вообще – это, прежде всего, обязанности. Нарушить присягу можно только ради более или менее признанных принципов.
«Более или менее… вы очаровательны!» – мысленно воскликнул Лонгин.
Власов поделился:
– Даже немцы, когда я им рассказывал, что творил со своими Сталин, называли это преступлениями и не сомневались – с ним надо бороться.
– А с Гитлером? – ввернул молодой человек. – Вы их не спрашивали?
– А вы? – и Власов с заразительным добродушием расхохотался.
Лонгин, которому ничего не оставалось, как хохотать вместе с ним, наконец кашлянул и сообщил, что читал листовки с обращением генерала к Красной Армии: Сталин, его присные осуждались резко, доходчиво.
Власов кивнул.
– Но призыва переходить на сторону неприятеля там не было! – сказал он довольно.
– Действительно, не было, – вспомнил молодой человек и полюбопытствовал: – Почему? Вы посчитали, что не откликнутся?
– То есть как? – обиделся генерал. – Откликнулись уже и на такое воззвание, без призыва! Число перебежчиков выросло. Оно увеличивается – это вам немцы подтвердят. Но надо оставить на дальнейшее...
Лонгин, как бы в усилии понять, неопределённо хмыкнул. Власов стал разъяснять:
– Немцы должны упираться лбом в условие – обращаться к Красной Армии может только русское национальное правительство!
«Браво! – мысленно вскричал Лонгин и заключил: – А не попади он в плен, и не было бы такого великолепного Андрея Андреевича!»
Генерал многозначительно поведал, что немало высокопоставленных немцев поддерживают план создания Русской Освободительной Армии:
– Когда советские солдаты увидят перед собой Русскую Армию, её патриотический лозунг борьбы с антинародным режимом – наступит перелом.
Он нахмурил брови и пожаловался:
– Но Гитлер и кое-кто около него тянут время. Крах под Сталинградом должен бы повлиять, но самые убедительные доводы для них пока ещё неубедительны. Я требую выделения русских подразделений из германских частей и сведения их в русские национальные дивизии: они должны быть не под германским, а под нашим командованием. Я настаиваю на учёте всех русских добровольцев и передаче их нам, а мне твердят: германские полевые командиры их ценят, это хорошие солдаты, командиры не желают ослабления своих частей.
– Но я знаю своё! В Русской Освободительной Армии окажется до полутора миллионов бойцов! – сказал, как молотком пристукнул Власов.
– А если Гитлер вам не доверяет? Почему вы не ожидаете такого? – спросил молодой хозяин.
– Ожидаю и чего похуже. Ему не может нравиться моё отношение к евреям. В наши программные документы мы не включили и не включим, несмотря на давление, ни слова против евреев. Мы – не антисемиты! Я вообще считаю ненужным скрывать принципы. Мы и марксизм не отметаем огульно.
Лонгин не без влияния винных паров бодро кивнул и пожелал гостю скорейшего создания РОА.
68
Андрей Андреевич отлучился по надобности, и в кабинет скользнула Вохина в строгом платье, шепнула хозяину:
– Немецкие госпожи ох и злющие! того гляди, без спроса войдут!
Беттина из военной комендатуры и сотрудница армейского отдела пропаганды Керстин давеча просили его устроить встречу с русским генералом. Им было велено на кухне ждать приглашения.
Возвратился Власов. Хозяин указал ему взглядом на Тосю:
– Ну как вам? – и заговорщицки понизил голос: – Но есть и германский вариант. Две службистки готовы пыхнуть азартом в отдыхе от службы.
Андрей Андреевич, возвышаясь над девушкой, осматривая её сверху и чуть прикасаясь ладонью к её волосам, проговорил:
– Тебя, русскую пяточку, напоследок русской ночи потопчу. А сейчас постелешь перины вот тут? – он кивнул на стоявшую поодаль от окна оттоманку и повернул голову к хозяину: – Хочу, как помещик, в перине утонуть. Гоголь больно зримо описывает, как для Чичикова взбивала перину… у помещицы Коробочки это было… эх, забыл.
– Фетинья, – назвал имя служанки Лонгин, в детстве обожавший представлять персонажи Гоголя.
– Отличником были в школе! – воскликнул Власов. – Знала бы ваша учительница, кому пятёрки ставит!
Тося приготовила пышную постель, пожалуй, нисколько не уступив Фетинье, и Андрей Андреевич шлёпнул её по ядрёному заду:
– Присылай немок! Кстати, – он обернулся к Лонгину, – при них можно продолжать разговор?
– Без опасений. Их знания русского исчерпываются непечатным резервом.
Раздались бойкие шаги, и две молодых женщины в военной форме, которая весьма шла им, быстро вошли в кабинет. Керстин, высокая, тощенькая, с длинным носом и небольшими зоркими глазами, чуть косолапила, что придавало ей своеобразную пикантность. Беттина была крепка, и фигура и волевое лицо выдавали в ней спортсменку. Она строго взглянула на перину, в то время как Керстин, вскинув руку так, словно держала пистолет, прицелилась в лоб Власова указательным пальцем:
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
- Гладкое личико - Виктория Токарева - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
- Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы - Поль Фурнель - Современная проза
- Цена соли - Патриция Хайсмит - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза