она и прочую его алчную родню перестреляет? 
Вороны на дороге укоризненно закаркали. Искоса поглядывая круглыми желтыми глазами на нарушительницу спокойствия. Громко хохочущую одинокую всадницу на белой альталедке.
  3
 Посетителей в таверне — негусто. Несколько постояльцев. И просиживающий с утра до ночи дед Жан — неотъемлемая часть обстановки. Не налить кружечку старине Жану — в Больших Дубах дурной тон.
 Деревенские обычно подтягиваются в «Горячую кружку» под вечер. А что еще делать зимой — когда так рано темнеет? Не спать же ложиться вместе с солнцем. Если герцогская племянница почтит своим присутствием таверну вечером — не так бросится в глаза, как днем.
 Конечно, герцог уже знает если не всё, то многое. Но где гарантия, что следом не тащится еще чей-нибудь соглядатай?
 Ирия приветливо кивнула уже веселому деду. И подсела за привычный угловой стол. Дожидаться Клода или Себастьена.
 Причем ставим Снежинку против дряхлой клячи старины Жана — в Больших Дубах гостит самый веселый из липовых художников. Дарлену дважды на неделе со службы не отпроситься.
 Поймав чей-то пристальный взгляд, Ирия резко обернулась… И едва подавила вздох облегчения.
 Всего лишь счастливо улыбается дед Жан.
 Фальшивая баронесса и не менее фальшивая герцогская племянница ответно растянула губы. Может, старик сразу переключится на выпивку — как всегда? Благо, очередная еще почти полная кружка как раз исходит паром у деда под носом. Кажется, его любимого горячего глинтвейна.
 Но словоохотливый старик неожиданно встал. И уверенно (почти не шатаясь!) поплелся в угол Ирии. Где, кроме нее, других собеседников нет!
 — Милостивая герцогиня, — склонился он в пародии светского поклона, — угостите пивом того, чей карман отощал.
 А глинтвейна Жану Литару уже мало? Или решил смешать разные напитки? В лучших традициях более изысканных забулдыг? «Чтоб лучше шло».
 На старого Жана сердиться невозможно. Рассмеявшись уже вполне искренне, девушка выудила монетку. Не самую мелкую. Деду хватит на весь вечер. А может, и на несколько.
 — Я — баронесса. Но вы можете выпить за здоровье настоящего герцога. Моего дяди.
 Раз ее здесь всё равно давно выследили — чего теперь скрываться, в самом деле?
 Герцогская племянница до того отбилась от рук, что периодически просиживает вечера в трактире. И беседует то с художниками из Лютенской Академии, то с вечно пьяным дедом Жаном. Набралась на севере чего не надо, бывает…
 Люди склонны пририсовывать всему чужому и далекому хвосты и рога. Очень колоритные. Север — Югу, Юг — Северу. И все не любят центральные провинции.
 А уж что говорят о Мидантии и Квирине… Впрочем, что бы ни говорили — этому далеко до баек о Мэнде и Хеметис.
 Старик ловко для его веселости упрятал в рукав монетку. И склонился в новом поклоне. А разогнувшись, неожиданно-тихо произнес:
 — Это вопрос времени, госпожа фрейлина. Прошлого, госпожа графиня. Настоящего, госпожа баронесса. Будущего, госпожа герцогиня.
 — Кто вы⁈ — враз пересохшие губы послушались с трудом.
 — Я? — всё так же тихо переспросил дед. — Я — Жан Литар. Бедный старый Жан Литар, пропивший последние умные мысли в голове. Если они вообще там были. Остались только глупые, госпожа баронесса. Не слушайте старого Литара, госпожа графиня. Будущее — не неизменно, госпожа герцогиня…
  4
 — Ирэн! Баронесса!..
 Черные глаза Себастьена. Тревожные блики бледных свечей и тревога в угольном взгляде.
 Творец и все голуби Его! Ирия пропустила приход друга. Проспала⁈
 — Себастьен, где дед Жан?
 — Ушел… Утром был, а сейчас я спустился — нету. А что? Он за нами шпионит⁈
 Шпионит не Жан. Кто угодно, но не он.
 — Нет… Он… Неважно! — Ирия резко тряхнула отрастающими волосами.
 Их опять ждет мучение краской. Будто шиньона с них мало!
 А Себастьен сейчас примет ее за пьяную. Или того хуже — за сумасшедшую.
 Ирии всё это приснилось! Умудрилась заснуть за столом — в таверне!
 Если узнает герцог — в Большие Дубы не будет ходу до нового Явления Творца Всего Сущего!
 Решительно — по ночам нужно не книги с дурацкими легендами читать, а сны смотреть. Нормальные! Без привидений в зеленом и Свитков Судьбы. Или Древних Башен, окруженных древними же армиями.
 И уж тем более — без сумасшедших дедов. С их бредовыми предсказаниями!
 — Ирэн!
 Реагируй нормально. А то у Себастьена уже глаза — в пол-лица. Два черных встревоженных провала — на враз побледневшем лице. Как в легенде.
 — Клод добрался без затруднений?
 Даже другу не признаться, что заснула. Никому незачем знать, что Ирия спит на ходу. И ее, оказывается, можно брать голыми руками.
 — Я его еще не видел. Там такие новости, Ирэн! Главное, со стула не упадите. Сейчас расскажу, — фальшивый художник жестом подозвал подавальщицу.
 Еще не успел сделать заказ — это радует. А то если бы сейчас выяснилось, что Ирия столько времени просидела в его присутствии, не шевелясь и ни на что не реагируя…
 — Знаю: Леон в Тенмаре, — успела усмехнуться она. Прежде чем молодая подавальщица оказалась возле их стола.
 Та самая, Ивонн, что и в первый визит. Как символично!
 Еще не было знакомства ни с герцогом, ни с герцогиней. Как и лихорадки. И истории бессмертной любви Ирии Таррент и Анри Тенмара. Еще жили и дышали Люсьен Гамэль и Вихрь…
 Себастьен аж рот разинул. Но ничего переспросить в присутствии пышнотелой служанки не смог. Быстро заказал вина «себе и другу».
 И даже не заметил усмешки тертой подавальщицы. Дескать, знаем мы этих «друзей». Пусть хоть трижды мужчинами переодеваются.
 Интересно, девица раскусила только Ирию? Или еще и Лауру?
 — Новости летят быстрее меня, — вздохнул художник. — Клод к нему еще присмотрится. Узнает, что там этот северянин наплел и зачем явился. А то мне в поместье ходу нет. Я — не дворянин ни с одного боку…
 Клод и Лаура — дети дворянки, выскочившей замуж за простолюдина. Это Ирии известно еще с Воцарения Зимы.
 А Себастьен — сын священника. И действительно студент Академии. На год оставил учебу — «по недостатку средств».
 В самом деле, этой теплой компании не хватало только Ирии. Хоть и чистокровной дворянки, зато — дважды смертницы и государственной преступницы. Числилась прежде в розыске, а ныне — в покойниках.
 Таким никто из троицы не похвастается. Если ничего не скрывают, а скрывают они наверняка.
 Даже запросто — врут почти всё. Ирия на их месте врала бы напропалую. Под пытками предают все. А значит — откровенничать нельзя ни с кем.
 Так что, возможно, единственная правда — взаимные чувства Клода и Ирэн, Себастьена и Лауры…
 А разве этого мало?
 Пусть даже их история