— Если бы мы были одни, гражданин, — подхватил Питу, — я бы сделал следующее: я бы тебя взял правой рукой за запястье, вот так, смотри! Левой рукой я вырвал бы у тебя саблю и сломал бы ее ногой, потому что она недостойна руки честного человека, после того как побывала в руках у вора!
И Питу, претворяя развиваемую им теорию в практику, схватил мнимого патриота правой рукой за запястье, левой вырвал у него саблю, наступил на лезвие, отломал эфес и отшвырнул его подальше.
— Вор?! — взревел человек в красном колпаке. — Я, господин де Босир, — вор?!
— Друзья мои, — обратился к своим людям Питу, подтолкнув бывшего гвардейца, — обыщите господина де Босира!
— Ну что ж, обыскивайте! — поднимая руки, смиренно проговорил бывший гвардеец. — Обыскивайте!
Не дожидаясь позволения г-на де Босира, солдаты приступили к обыску; однако, к величайшему изумлению Питу и в особенности Майяра, поиски оказались тщетны; напрасно ему выворачивали карманы, ощупывали его в самых потайных местах — у бывшего гвардейца обнаружили только колоду истертых карт с едва различимыми мастями и деньги: одиннадцать су.
Питу взглянул на Майяра.
Тот пожал плечами с таким видом, словно хотел сказать: «Что поделать!»
— Обыщите еще раз! — приказал Питу, одним из главных качеств которого, как мы помним, было терпение.
Босира обыскали еще раз, но и повторный обыск оказался столь же бесплодным, как первый: кроме все той же колоды карт и одиннадцати су, у него так ничего и не нашли.
Господин де Босир ликовал.
— Ну что, — спросил он, — вы по-прежнему считаете эту саблю опозоренной из-за того, что она побывала в моих руках?
— Нет, сударь, — отозвался Питу, — и вот доказательство: если вас не удовлетворят мои извинения, один из моих людей отдаст вам свою саблю, а я готов дать вам любое удовлетворение, какое пожелаете.
— Спасибо, молодой человек, — приосанился г-н де Босир, — вы исполняли приказ, а я, бывший солдат, знаю, что приказ — вещь священная! А теперь, должен вам заметить, госпожа де Босир, должно быть, волнуется, что меня так долго нет, и если мне можно идти…
— Идите, сударь, — кивнул Питу, — вы свободны.
Босир непринужденно поклонился и вышел.
Питу поискал взглядом Майяра: тот исчез.
— Кто видел, куда пошел господин Майяр? — спросил он.
— Мне показалось, — сообщил один из арамонцев, — что он поднялся по лестнице.
— Правильно вам показалось, — подтвердил Питу, — вон он спускается.
Майяр в самом деле спускался в это время по лестнице; благодаря длинным ногам он шагал через одну ступеньку, так что очень скоро уже был в вестибюле.
— Ну что, — спросил он, — нашли что-нибудь?
— Нет, — отвечал Питу.
— А мне повезло больше вашего: я нашел футляр.
— Значит, мы напрасно его обыскивали?
— Нет, не напрасно.
Майяр открыл футляр и достал оттуда золотую оправу, из которой кто-то выковырял все до единого драгоценные камни.
— Гляди-ка! — удивился Питу. — Что бы это значило?
— Это значит, что малый оказался отнюдь не простак: предвидя возможный обыск, он вынул бриллианты и, сочтя оправу чересчур обременительной, бросил футляр с оправой в кабинете, где я только что его подобрал.
— А где же бриллианты? — удивился Питу.
— Да уж, видно, он нашел, как их припрятать.
— Ах, разбойник!
— Давно он ушел?
— Когда вы спускались, он выходил через ворота среднего двора.
— А в какую сторону он направился?
— Свернул на набережную.
— Прощайте, капитан.
— Уже уходите, господин Майяр?
— Хочу пройтись для очистки совести, — заявил бывший судебный исполнитель.
И, широко шагая, он поспешил вдогонку за г-ном Босиром.
Это происшествие привело Питу в недоумение; он еще находился под впечатлением этой сцены, когда ему вдруг почудилось, что он узнает графиню де Шарни; затем последовали события, уже описанные нами в свое время, поскольку мы не вправе перегружать их рассказом, который, по нашему мнению, должен занять в этом повествовании положенное ему место.
IX
СЛАБИТЕЛЬНОЕ
Как быстро ни шагал Майяр, он не смог нагнать г-на де Босира, имевшего три преимущества: прежде всего, он вышел десятью минутами раньше; кроме того, уже стемнело; наконец, на площади Карусель было довольно многолюдно, и г-н де Босир смешался с толпой.
Однако выйдя на набережную Тюильри, бывший судебный исполнитель Шатле пошел дальше: он жил, как мы уже рассказывали, в Сент-Антуанском предместье, и дорога к его дому проходила по набережным до Гревской площади.
На Новом мосту, а также на мосту Менял наблюдалось большое скопление народа: на площади Дворца правосудия были сложены тела погибших, и каждый спешил туда в надежде, вернее в страхе, найти там брата, родственника или друга.
Майяр последовал за толпой.
На углу Бочарной улицы и площади Дворца жил один его приятель, фармацевт, или, как говорили еще в те времена, аптекарь.
Майяр зашел к своему приятелю и сел поболтать; к фармацевту заходили хирурги за бинтами, мазями, корпией — одним словом, за всем тем, что требовалось для перевязки раненых, ибо среди кучи мертвых тел время от времени раздавался крик, стон, вздох, и если какой-нибудь несчастный еще был жив, его вытаскивали, перевязывали и относили в Отель-Дьё.
Итак, в лавочке почтенного аптекаря царила суматоха; однако Майяр не был помехой, к тому же, в те дни приятно было принимать у себя такого патриота, как Майяр, ведь его встречали и в городе и в предместье с распростертыми объятиями.
Он сидел у аптекаря уже около четверти часа, подобрав свои длинные ноги и стараясь занимать как можно меньше места, как вдруг в лавочку вошла женщина лет тридцати семи-тридцати восьми, в облике которой, несмотря на самую отвратительную бедность, угадывалась былая жизнь в богатстве, а в манерах — аристократизм, если и не врожденный, то приобретенный с годами.
Но что особенно поразило Майяра, так это ее необычайное сходство с королевой; он вскрикнул бы от изумления, если бы не его самообладание, в котором мы уже имели возможность убедиться.
Женщина вела за руку мальчика лет восьми-девяти; робко подойдя к прилавку и пытаясь, насколько это было в ее силах, скрыть свою нищету, еще больше подчеркивавшую аккуратность, с которой она ухаживала за своими руками и лицом, она заговорила.
Некоторое время слов невозможно было разобрать из-за царившего в лавочке гомона; наконец, стало слышно, как она обратилась к хозяину заведения:
— Сударь! Мне нужно для мужа слабительное, он заболел.
