Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапная боль иглами пронзает ноги. Я замираю на полупальцах и больше не могу пошевелиться.
Что происходит? Кто-нибудь, скажите, что происходит?
Внезапный шум и голоса за сценой рассеяли видение: я снова одна в пустом зале. Сообразив, что из-за кулис вот-вот кто-то появится, я спрыгнула в оркестровую яму и спряталась под сценой. Спустя несколько секунд на месте, где я только что стояла, уже было полно народу.
Всё вокруг ожило. Со сцены лился свет, а её пол задрожал над моей головой: похоже, рабочие тащили какую-то громоздкую декорацию. Я укрылась в укромном уголке оркестровой ямы и практически ничего не видела, зато слышимость была отличная. И властный трубный голос, вдруг огласивший сцену, я узнала сразу: это был сам Царсинский – худрук театра. Его раскатистый бас гремел поверх шума передвигаемой бутафории, стука, топота. Ему отвечал другой мужской голос, высокий и тонкий. Они остановились у края сцены, так что я могла слышать каждое слово.
– …Всё, как в классической нашей постановке, пусть работают в тех же условиях. Самсонов говорит, что дети готовы ко всему, но… Сам понимаешь, сюрпризы не нужны.
– Владимир Семёнович, по приглашениям, – послышался высокий голос его собеседника, и над моей головой зашуршали листы бумаги. – Тут опять замены. На днях скончалась Ржевская…
– О, Маришка? Помню её. Неужели уже всё? – без тени эмоций уточнил Царсинский.
– Э-э… Тут написано Елена Ильинична.
Худрук покашлял.
– Возможно. Всех не упомнишь. Ладно, вычёркивай.
– Ещё Берков попал в реанимацию, потом… у Саениной отнялись ноги – она не придёт…
– Вадим, ну сами как-нибудь разберитесь! – нетерпеливо оборвал его Царсинский. – Не этих, так других зовите – у нас что, мало отставных балетных? Или в Вагановку отдайте лишние контрамарки, пусть Самсонов снарядит детей – они и раздадут! Вот тебе и связь поколений: одинокая, осыпающаяся песком старушка – бывшая корифейка – слышит звонок в дверь. Дрожащей рукой открывает она её, а там… Юное балетное дарование вручает ей контрамарку на спектакль в её же честь. Идеально! Главное, чтобы при слове «Мариинский» старушка не заперлась на сто замков!
Он захохотал так, что надо мной задрожал выступ сцены.
– Ну что вы, Владимир Семёнович, до сих пор никто не запирался. Старушки умилялись и едва не плакали в трубку: «Родной театр помнит!»
– Как же, забудешь их! Сами придут, живьём сожрут – балерины со стажем!
Тут Царсинский переключился на декораторов, которые криво установили фон, и его утробный голос зазвучал ещё мощнее, а тяжёлые решительные шаги, под которыми вздрагивали доски, удалялись от меня, направляясь в глубину сцены. На мгновение я выглянула из своего укрытия и подметила мужчину, только что говорившего с ним. Потом снова нырнула под сцену и, пройдя кулуарным проходом, оказалась у основного сценического выхода. Я ждала его.
Как только он появился, я подскочила так резво, что, похоже, напугала его – он вздрогнул от неожиданности. Сообщив, что я из Вагановки, я соврала, что ректор послал меня уточнить, нет ли лишних контрамарок к спектаклю в пятницу.
Через пять минут они были у меня в руках – семнадцать штук, по количеству человек, отказавшихся в последний момент. Мне нужна была только одна. Остальные я отнесла Самсонову.
Он едва не затрясся, когда я положила контрамарки ему на стол.
– Да что же это такое! Ну, ну, ну как? – Он схватился за голову и натянул кожу на лице так, что глаза превратились в щёлки. – Слов нет! Они десять контрамарок раздать не могут! Просто нет слов! Он думает, что мне тут, похоже, заняться нечем накануне премьеры! Ну, Царсинский!
Когда-то Самсонов работал под его началом, был премьером. Но в конце карьеры их отношения, по слухам, разладились. Самсонов ушёл из театра с помпой, а Царсинский остался. Сколько лет пройдёт, прежде чем он, услышав фамилию бывшего ведущего танцовщика, перепутает его имя с другим?
– Там полсписка – его бывшие любовницы! – продолжал распаляться Самсонов. – И то не все приглашены! Так почему остатки-то им же не раздать? Нет, суёт мне! Я и детей готовлю, я и балет ставлю, я и контрамарки распихиваю!
Я отвела глаза.
– И с самого начала с этим спектаклем какой-то кошмар наяву! Голова кругом, ей-богу… Я на нервах, седею, лысею день ото дня! Расчёсываюсь утром, и клок волос остаётся, ну можешь ты представить?
Он резко дёрнулся, откинувшись на спинку кресла, и закрыл лицо руками. Его голос звенел так, что казалось, он вот-вот разрыдается. Но нет. Когда он отнял руки от лица, резко вскинув их вперёд, как будто пытался отбросить что-то чужое, маской налипшее на кожу, глаза его были сухи.
– Заберите, дорогая, – он махнул рукой в сторону контрамарок. – Отдайте Алле. Пусть найдёт, кому раздать и кто раздаст. Только не выпускникам! Им не до того. Пусть ребята помладше раздают.
Я уже хотела выйти, но Самсонов остановил меня:
– Подождите, дорогая. Присядьте.
Я шлёпнулась на стул.
– Теперь два слова о вас. Вы получили роль… Это прекрасно. Но вы должны понимать ответственность. Мы вас не так хорошо знаем. И это… Это, скорее, некий кредит доверия вам, понимаете меня? Его надо оправдать.
Я подалась вперёд, готовая вскочить со стула:
– Иван Аркадьевич, я знаю, я всё понимаю… Но вы… Я… Я очень хочу танцевать! Пожалуйста, дайте мне шанс! Я смогу! Но только не в заднем ряду, пожалуйста! Не одной из сильфид! Прошу вас, я готова танцевать главную партию! Я её наизусть знаю, я готова!
– Тише-тише… Подожди… Какую партию? – переспросил Самсонов, словно не понимая.
– Главную. Партию Сильфиды.
В оглушающей тишине заводная балеринка на его столе вдруг звякнула отголоском музыки и тут же снова замерла. Он посмотрел в сторону миниатюрной куколки, которая лишь едва дёрнулась на остатках предыдущего завода, не совершив даже четверти оборота. «Вот это твоя партия» – говорил его взгляд.
– Дорогая моя, это ведь не только моё решение. Я оценил вас на смотре, но… С вами занимается Виктор Эльдарович. Ему и решать. Он видит вас каждый день и уже успел понять, к чему вы готовы, а к чему нет… И я не могу вот так… Без его одобрения… К тому же вы не репетировали… Нет… Это невозможно… Никак.
Он нахмурился и быстро-быстро замотал головой, как будто говоря: «Нет-нет… Никогда… Никогда…», а ещё: «Идите, идите, идите уже от меня…».
Я собрала со стола рассыпавшиеся контрамарки и зашагала к двери. Виктор во всём виноват. Это из-за него меня поставили на задворки.
На столе у Аллы, которой я всучила злополучные контрамарки, стояла коробка с только что отпечатанными программами к спектаклю. Она достала одну, чтобы похвастаться тем, как всё теперь замечательно удалось. Классический дизайн Мариинского: просто и изящно. И Самсонов одобрил. Я открыла буклет и увидела собственное имя – в самом
- Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров - Екатерина Неволина - Ужасы и Мистика
- Ты - Светлана Уласевич - Ужасы и Мистика
- Утопленница - Кейтлин Р. Кирнан - Триллер / Ужасы и Мистика
- Крики за стеной - Кирилл Зоркий - Социально-психологическая / Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Графские развалины - Виктор Точинов - Ужасы и Мистика
- Дни безвременья. О чём молчит волчица - Алина Шефер - Ужасы и Мистика / Фэнтези
- Мегалодон - Стив Олтен - Ужасы и Мистика
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Большая книга ужасов – 55 (сборник) - Эдуард Веркин - Ужасы и Мистика