Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обращаясь к последней главе «Феноменологии», Маркс противопоставляет свой взгляд на человека как на объективное, естественное существо гегелевскому представлению о человеке как о самосознании. Если свести человека к самосознанию, возражал Маркс, то он сможет установить вне себя только абстрактные объекты, которые являются конструктами его разума. Эти объекты не имели бы самостоятельности по отношению к самосознанию человека. Взгляд Маркса на природу человека совершенно иной: «Когда реальный человек из плоти и крови, стоящий на твердой, круглой земле и вдыхающий и выдыхающий все силы природы, выставляет свои реальные объективные способности, в результате своей экстериоризации, как чуждые объекты, не сам этот процесс оказывается субъектом; это субъективность объективных способностей, действие которых должно быть, следовательно, объективным» [179]. Маркс называл свою точку зрения «натурализмом» или «гуманизмом» и отличал ее как от идеализма, так и от материализма, утверждая, что она объединяет то, что существенно как для идеализма, так и для материализма.
Вслед за этим Маркс написал два кратких параграфа (очень напоминающих предыдущий раздел о частной собственности и коммунизме) о значении натурализма и объективности. Природа, по мнению Маркса, означала все, что противостоит человеку, что дает ему простор для деятельности и удовлетворяет его потребности. Именно эти потребности и стремления и составляют природу человека. Маркс назвал свои взгляды «натурализмом», поскольку человек был ориентирован на природу и удовлетворял свои потребности в ней и через нее, но также, что более важно, потому что человек был частью природы. Таким образом, человек как активное природное существо был наделен определенными природными способностями, силами и движущими силами. Но являлся не менее ограниченным, зависимым, страдающим существом. Объекты его влечений не зависели от него, но он нуждался в них, чтобы удовлетворить себя и выразить свою объективную природу. Таким образом, «существо, не имеющее своей природы вне себя, не является природным существом и не имеет никакого отношения к миру природы» [180]. Маркс заключает: «Быть разумным значит страдать. Человек как объективное, чувствующее существо есть, следовательно, страдающее существо и, поскольку он есть существо, отзывающееся на свои страдания, страстное существо. Страсть – это способности человека, энергично стремящиеся к своему объекту» [181]. В этом были отголоски французских материалистов XVIII века, Гольбаха и Гельвеция, но главным источником идей и терминологии Маркса при обсуждении природы и объективности была «Философия будущего» Фейербаха [182].
После отступления касательно собственной концепции природы человека Маркс продолжил критику «Феноменологии», подчеркнув, что Гегель, похоже, приравнивал отчуждение к любой объективности и, таким образом, преодолевал отчуждение только в мысли: следствием было то, что для Гегеля человек являлся по-настоящему человечным только тогда, когда занимался философией, и что, например, наиболее подлинно религиозным человеком был философ религии[61]. Последние несколько страниц рукописи совершенно невнятны. Действительно, на протяжении всей этой части Маркс так мучительно боролся с диалектикой Гегеля, что современному читателю, должно быть, трудно уследить за аргументами. В той мере, в какой аргументы могут быть поняты, «здравый смысл» склонен согласиться с Марксом против Гегеля – хотя, конечно, это Гегель, преломленный через самого Маркса [183]. Однако следует помнить о густом идеалистическом тумане (созданном, в частности, учениками Гегеля), который Марксу следовало рассеять, чтобы прийти к какому-либо «эмпирическому» взгляду.
Сам Маркс не дал никакого заключения к «Парижским рукописям», и невозможно сделать его из столь разрозненной работы, включавшей в себя обсуждения экономики, социальной критики, философии, истории, логики, диалектики и метафизики. Хотя в каждом разделе доминировала отдельная тема, в какой-то степени все они рассматривались одинаково. Здесь впервые предстали вместе, если еще не объединились, три составных элемента мысли Маркса, которые Энгельс назвал немецкой идеалистической философией, французским социализмом и английской экономикой. Именно эти «Рукописи», прежде всего, переориентировали (по крайней мере, на Западе) интерпретацию Маркса – до такой степени, что их даже стали рассматривать как его главную работу. Они не были опубликованы до начала 1930-х годов и привлекли внимание общественности только после Второй мировой войны; некоторые аспекты «Рукописей» были вскоре ассимилированы с экзистенциализмом и гуманизмом, бывшими тогда в моде, и представляли собой более привлекательную основу для несталинского социализма, чем учебники по диалектическому материализму.
Если рассматривать эти «Рукописи» в их правильной перспективе, то они были для Маркса не более чем отправной точкой – первоначальным, буйным излиянием идей, которые должны были быть подхвачены и развиты в последующих экономических трудах, особенно в «Очерке критики политической экономии» (Grundrisse der Kritik der politischen Ökonomie) и в «Капитале». В поздних работах темы «Рукописей 1844 года», конечно, будут разрабатываться более системно, подробно и на гораздо более прочном экономическом и историческом фундаменте; но центральное вдохновение или видение должно было остаться неизменным: отчуждение человека в капиталистическом обществе и возможность его освобождения – управления собственной судьбой через коммунизм.
IV. Последние месяцы в Париже
Пока Маркс лихорадочно работал над «Рукописями» в Париже, Женни заново погружалась в провинциальную жизнь Трира. Она была рада воссоединиться с матерью, по которой так часто плакала во Франции; но благопристойная бедность, в которой вынуждены были жить Вестфалены, и нахлебничество ее бесхребетного брата Эдгара угнетали Женни. Ребенок, которому теперь была предоставлена кормилица, вскоре оказался в безопасности, и в письмах Женни к Марксу дочери были посвящены длинные абзацы любящих описаний. Когда ее старые друзья и знакомые приходили повидаться с ней и посмотреть на ребенка, она чувствовала себя так, как будто выдерживала судилище. Она, как могла, отбивалась от расспросов о том, какую именно работу Маркс получил в Париже. На самом деле она была полна опасений, о которых писала мужу: «Дорогой, я слишком беспокоюсь о нашем будущем, как в долгосрочной, так и в краткосрочной
- Профессионалы и маргиналы в славянской и еврейской культурной традиции - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Убийства от кутюр. Тру-крайм истории из мира высокой моды - Мод Габриэльсон - Биографии и Мемуары / Прочее домоводство / Менеджмент и кадры
- Моя жизнь и моя эпоха - Генри Миллер - Биографии и Мемуары
- Судьба России и “великая потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению” - Иван Фролов - Публицистика
- Исповедь - Валентин Васильевич Чикин - Биографии и Мемуары
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Маркс – Энгельс – Ленин - Е. Мельник - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары