Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ФАБРИКАНТЫ ОПТИМИСТОВ
(ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ)Не то грипп,не то инфлуэнца.Температура ниже рыб.Ноги тянет. Руки ленятся.Лежу. Единственное видеть мог:напротив — окошко в складке холстика —«Фотография Теремок,Т. Мальков и М. Толстиков».Весь день над дверью звоночный звяк,а у окошка толпа зевак.Где ты, осанка?! Нарядность, где ты?!Кто в шинели, а кто в салопе.А на витрине одни Гамлеты,одни герои драм и опер.Приходит дама, пантера истая —такая она от угрей пятнистая.На снимке нету ж —слизала ретушь.И кажется этой плоской фанере,что она Венера по крайней мере.И рисуется ее глазам уж,что она за Зощенку выходит замуж.Гроза окрестностей, малец-шалопайсидит на карточке паем-пай:такие, мол, не рассыпаны, как поганки по́ лесу,—растем марксизму и отечеству на пользу.Вот по пояс усатый кто-то.Красив — не пройдешь мимо!На левых грудях — ордена Доброфлота,на правых — Доброхима.На стуле, будто на коне кирасир,не то бухгалтер, не то кассир.В гарантию от всех клевет и огорченийколенки сложил, и на коленки-споставлены полные собрания сочинений:Бебель, Маркс и Энгельс.Дескать, сидим — трудящ и старателен,—ничего не крали и ничего не растратили.Если ты загрустил, не ходи далеко —снимись по пояс и карточку выставь.Семейному уважение, холостому альков.Салют вам, Толстиков и Мальков —фабриканты оптимистов.
Саратов«ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?»
Слух идет бессмысленен и гадок,трется в уши и сердце ёжит.Говорят, что воли упадоку нашей у молодежи.Говорят, что иной братишка,заработавший орден, нынепро вкусноты забывший ротишкопод витриной кривит в унынье.Что голодным вам на завистьокна лавок в бутылочном тыне,и едят нэпачи и завыв декабре арбузы и дыни.Слух идет о грозном сраме,что лишь радость развоскресе́нена,комсомольцы лейб-гусарамипьют да ноют под стих Есенина.И доносится до нассквозь губы́ искривленную прорезь:«Революция не удалась…За что боролись?..»И свои 18 летпод наган подставят — и нет,или горло впетлят в ко́ски.И горюю я, как поэт,и ругаюсь, как Маяковский.Я тебе не стихи ору,рифмы в этих делах ни при чем;дай как другу пару рукположить на твое плечо.Знал и я, что значит «не есть»,по бульварам валялся когда,—понял я, что великая честьза слова свои голодать.Из-под локона, кепкой зави́того,вскинь глаза, не грусти и не злись.Разве есть чему завидовать,если видишь вот эту слизь?Будто рыбы на берегу —с прежним плаваньем трудно расстаться им.То царев горшок берегут,то обломанный шкаф с инкрустациями.Вы — владыки их душ и тела,с вашей воли встречают восход.Это — очень плевое дело,если б революция захотеласо счетов особых отделовэту мелочь списать в расход.Но, рядясь в любезность наносную,мы — взамен забытой Чеки —кормим дыней их ананасною,ихних жен одеваем в чулки.И они за все за это,что чулки, что плачено дорого,строят нам дома и клозетыи бойцов обучают торгу.Что ж, без этого и нельзя!Сменим их, гранит догрызя.Или наша воля обломаласьо сегодняшнюю деловую малость?Нас дело должно пронизать насквозь,скуленье на мелочность высмей.Сейчас коммуне ценен гвоздь,как тезисы о коммунизме.Над пивом нашим юношам лисклонять свои мысли ракитовые?Нам пить в грядущем все соки земли,как чашу, мир запрокидывая.
ВМЕСТО ОДЫ
Мне б хотелось вас воспеть во вдохновенной оде,только ода что-то не выходит.
Скольким идеаламсмерть на кухне и под одеялом!
Моя знакомая — женщина как женщина,оглохшая от примусов пыхтения и ухания,баба советская, в загсе ве́нчанная,самая передовая на общей кухне.Хранит она в складах лучших датзамужество с парнем среднего ростца;еще не партиец, но уже кандидат,самый красивый из местных письмоносцев.Баба сердитая, видно сразу,потому что сожитель ейныйогромный синяк в дополнение к глазуприставил, придя из питейной.И шипит она, выгнав мужа вон:— Я ему покажу советский закон!Вымою только последнюю из посуд —и прямо в милицию, прямо в суд…—Домыла. Перед взятием последнего рубежазвонок по кухне рассыпался, дребезжа.Открыла. Расцвели миллионы почек,высохла по-весеннему слезная лужа…— Его почерк!письмо от мужа.—Письмо раскаленное — не пишет, а пышет.«Вы моя душка, и ангел вы.Простите великодушно! Я буду тишеводы и ниже травы».Рассиялся глаз, оплывший набок.Слово ласковое — мастер дивных див.И опять за примусами баба,все поняв и все простив.А уже циркуля письмоносцаза новой юбкой по улицам носятся;раскручивая язык витиеватой лентой,шепчет какой-то охаживаемой Вере:— Я за положительность и против инцидентов,которые вредят служебной карьере.—Неделя покоя, но больше никакне прожить без мата и синяка.Неделя — и снова счастья нету,задрались, едва в пивнушке по́были…Вот оно — семейное «перпетууммобиле».И вновь разговоры, и суд, и трескна много часов и недель,и нет решимости пересмотретьсемейственную канитель.
Я напыщенным словам всегдашний враг,и, не растекаясь одами к 8 марта,я хочу, чтоб кончилась такая помесь драк,пьянства, лжи, романтики и мата.
ФЕВРАЛЬ
- Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Том первый. Стихотворения (1912-1917) - Владимир Маяковский - Поэзия
- Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 - Владимир Маяковский - Поэзия
- Том 2. Стихотворения и пьесы 1917-1921 - Владимир Маяковский - Поэзия
- "Окна" Роста 1919-1922 - Владимир Маяковский - Поэзия
- Агитлубки (1923) - Владимир Маяковский - Поэзия
- Маяковский начинается - Николай Асеев - Поэзия
- Стихи и поэмы - Константин Фофанов - Поэзия
- Владимир Ильич Ленин - Владимир Маяковский - Поэзия
- Поэмы и стихотворения - Уильям Шекспир - Поэзия
- Стихи - Владимир Маяковский - Поэзия