крышами, крутились карусели и мигали огнями увеселительные заведения. Тихон заметил на улице группу странных мужчин в полосатых рубашка и с радостью узнал в них политзаключённых, пропавших с их станции полгода назад. 
Всё это неожиданно показалось таким родным и близким, что Тихон стал вспоминать своё детство — короткие обрывки и кадры
 — А почему это мне туда нельзя? Им, понимаешь, можно, а мне…
 — Акклиматизация. Инкубационный период. Ты так сильно привык к медвежатине и сибирской водке, что сразу просто так вернуться в рай не сможешь. У вас же там одни вегетарианцы!
 — Веге… что? — переспросил Тихон.
 — Мясное у вас там не едят, — почесал бороду зелёный. — Закон такой.
 Тихон задумался. Стоит ли менять Сибирь на мир, в котором не едят мясного и не пьют водку? А может, так и нужно — не есть и не пить, может, к этому его, Тихона, сущность и лежит?
 — И куда вы меня теперь?
 Инопланетяне переглянулись.
 — А давайте мы его на пару с тем гавриком очкастым? — предложил рыжий, с дредами. — В Центральное. Мне кажется, там вместе они неплохо справятся. А через пару лет — на Самоа.
  9. Вместо эпилога
 — Забыл, как эта фигня называется? С яблоком такая. У того, который последний подал.
 — «Айфон», — Иероним Дермидонтыч поправил очки. — Предположительно пятый, возможно, четвёртый.
 — Мощный?
 — А то! Уж помощнее твоего «Филипса».
 Тихон обиженно достал из кармана свой сотовый и посмотрел время.
 — Да ну, мне его хватает. Ну что, до дому? Пока метро работает.
 — Пожалуй, пора. Неплохо сегодня поработали… Девушка, подайте нищим прогрессив-металлистам!
 Девушка, неуклюже перебегавшая на высоких каблуках подземный переход, сначала скривила напомаженные губки в презрительной усмешке, потом посмотрела на бородатого негра в рубахе-косоворотке и улыбнулась. Но денег не дала.
 — Гордая, — шепнул Иероним Демидонтыч, снимая со спины чехол-рюкзак для балалайки. Тихон же возился с комбиком, отцепляя шнуры электрогитары. — Тихон, я тут, это самое… Не хотел сразу говорить, но, в общем… Любку снова на ночь позвал. Ты не против?
 Тихон нахмурился.
 — А мне опять на вокзале ночевать? Сними уже отдельную комнату, или к ней переберись. Я спать хочу!
 Иероним грустно потупил взор.
 — Ну любит она меня, что поделать…
 — Любит… Любка… — усмехнулся Тихон. — Конечно — наплёл ей с три короба про анти-водку свою, да про чтение мыслей. Мы же тут временно! А когда зелёные через полгода обратно прилетят, что скажешь? Без бабы — никуда?
 — Ага! Так и скажу! — с запалом сказал бывший учёный. — Может, она тут тоже своё испытание проходит, и ей вместе со мной в Самоа надо. А не возьмут — так и пусть не возьмут, здесь останусь, мне тут нравится.
 — Шут с тобой, — Тихон вручил балалаечнику комбик с аккумуляторами и закинул гитару в чехле за спину. — Приводи свою Любку. Пойду на вокзал спать.
 Они прошагали до входа в метро, остановились и попрощались.
 — Ты только это, Дермидонтыч… Ты с ней не пей, ладно?
 — Да за кого ты меня принимаешь⁈ Я что, думаешь, не помню?
 — Не пей. Терпи, — сказал Тихон и зашагал по лестнице наверх, навстречу огням вечернего Новосибирска.
 Потом он шёл к вокзалу мимо шумного потока машин, тихо насвистывая мелодию из «Эх, дубинушка, ухнем», и думал — какая, всё же, хорошая тут Сибирь.
 Хорошая. Только ненастоящая.
   БОНУС — Минус Сорок
  Дополнительный рассказ во вселенной «Сибирской Рапсодии», написанный в 2009 году.
  1. Проблема
 Главный начальник Сибири был разбужен звонком в полвторого ночи. Ерофей Ерофеич, подняв трубку большого дискового телефона на письменном столе, приготовился гневно высказаться в адрес звонящего, но услышал голос главы сибирского КГБ Хвостова и потому лениво отозвался:
 — А, это ты… Что такое?
 — Беда, Ерофеич. Кризис, не иначе.
 Начальник Сибири присел на край кровати, налил свободной рукой водки в стакан, выпил, и спросил:
 — Опять китайцы?
 — Нет, Ерофеич, с китайцами все в порядке. Сидят себе за границей, никого не трогают. Тут дело, пожалуй, посерьезнее будет. Настоящая катастрофа. Надо Совет Большого Начальства созывать.
 — Ну ты хоть скажи, что за проблема? — Ерофеич почесал подбородок.
 — Проблема национального масштаба. Это не телефонный разговор, нас могут подслушать западные шпионы.
 Сибирский начальник поморщился.
 — Опять твои шпионы, да кто нас подслушает в два часа ночи?.. Приезжай тогда, раз по телефону не хочешь, да и рассказывай все как есть.
 — Не могу, Ерофеич — сани в ремонте, давай уж лучше ты ко мне.
 Начальник Сибири бросил трубку, выругался, но делать было нечего. Надел дорогую норковую шубу, шапку-ушанку и валенки, разбудил хромого извозчика и пошел вместе с ним к сараю, где жили ездовые собаки. Спустя десять минут собачья повозка мчалась от особняка по заснеженным просторам в направлении столицы, города Сибирска. Ерофей Ерофеич ёжился от холода и периодически пил припасенную водку из горла, для согреву.
 Миновав постовых, повозка въехала в город и помчалась по безлюдным улицам. В столь раннее время и мужики, и городские медведи мирно спали. Сибирский начальник с извозчиком беспрепятственно доехали до мрачного двухэтажного здания, украшенного гербом — двуглавым медведем с балалайкой и бутылкой водки в лапах. Это были КГБ-шные Застенки, оплот военной диктатуры и сибирского тоталитаризма. Оставив извозчика с собаками мерзнуть на морозе, Ерофей Ерофеич поздоровался с двумя охранниками в круглых фуражках и поднялся по лестнице в кабинет главы сибирского КГБ.
 — Плохо дело, Ерофеич, — сказал Хвостов. — Водка кончается.
 — Так пошли кого-нибудь на склад, — пробурчал главный начальник Сибири. — Проблем то. И ради этого ты меня разбудил?
 — Ты не понял. Водка СОВСЕМ кончается. Через две недели все население Сибири рискует остаться без главного национального ресурса. Я же сказал — кризис наступает!
 Ерофей Ерофеич остолбенел, затем схватился за голову и стал в панике бегать по кабинету.
 — Срочно! Собирай Совет! Начальников всех городов! Чтобы послезавтра все были!
  2. Перспективы
 — Коллеги! — объявил Ерофей Ерофеич с трибуны. — Для нашей дорогой и горячо любимой Сибири наступают тяжелые времена.
 В зале столичного Горсовета находилось семьдесят человек. Многие из городских начальников были пьяны и не слушали своего шефа, в зале царили шум и неразбериха.
 — Ну, мужики! — крикнул Ерофеич, пытаясь добиться хотя бы какого-то порядка