могло быть нужно… Именно для того, чтобы… Люди не поднялись на уровень Богов! Ну, действительно… Если подходить к делу с этой стороны… То всё сходилось! Тем более, что и сами Боги, после создания этих существ, банально исчезли из этого мира. А эти монстры были всего лишь своеобразными “предохранителями”. Которые пробуждаются именно тогда, когда в мире появляется кто-то, кто может представлять из себя подобную “угрозу”.
Да. Парень помнил о том, что сам разделался с Нефритовым пауком всего лишь потому, что заранее подготовил кучу ловушек – печатей, и у него на подхвате была духовная змея достаточно сильного уровня культивации Дао Цзы. В одиночку с такой тварью он точно никак не справился бы. А в этих легендах упоминались существа, которым даже этот самый Нефритовый паук был бы всего лишь на один укус. И именно поэтому Андрей сейчас собирал информацию. Так как понимал, что уже перешёл на тот уровень, что мог привлечь внимание нового духовного монстра, что явно начнёт охоту на того, кто мог перейти определённую ступень силы. И единственный вариант защититься сейчас заключался именно в информации и подготовке. Чем он и занимался всё это время… Особенно после очередного шага по лестнице культивации Дао Цзы…
Шепчущие Рога Джи-Лунь
Ночь над восточными склонами была тиха, как затянутая вуаль старинной книги, которую никто не открывал веками. Не было ветра, не шумела листва, даже духи гор казались смолкшими, будто сам мир затаил дыхание в предчувствии чего-то древнего и немыслимого. Под слоем пепельных облаков, среди поросших мхом каменных колец, лежал запечатанный алтарь, упрятанный в складки забытых гор. Множество печатей – старых, новых, варварских, сектантских, алхимических и даже нанесённых кровью давно исчезнувших Богов – сковывали пространство, формируя слоистую вязь из рун, узлов, времени и боли. Они пульсировали в унисон, как нервная ткань спящего зверя, каждый миг балансируя между сном и ужасом пробуждения.
И вот – первая капля… На изогнутом роге, кому-то возможно напоминающем бивень слона, торчащем из самой сердцевины древнего замкнутого круга, медленно, но неумолимо, выступила вязкая, густая капля чернильной субстанции. Она переливалась тусклым фиолетовым светом. В её глубине прятались символы, смыслы, отголоски не произнесённых мыслей. Этот процесс формирования капли занимал сотни лет. Но вот пришло время. Капля дрогнула… И… Упала…
Пол под алтарём, веками немой, резко вздрогнул, словно получил известие из глубин мира. Тонкие линии первичных печатей начали медленно отслаиваться, как мёртвая кожа с тела, что больше не желает быть мёртвым. Равнодушные к большинству форм магии, эти узоры начали исчезать сами собой, не горя, не вспыхивая – а растворяясь в густом, липком ощущении взгляда, обращённого внутрь тебя самого. Ведь пробуждение того, кого они так долго удерживали, всё-таки началось.
Внутри запечатанного зала, будто за тысячью занавесей, начала дрожать тень. Но не как дрожит зверь, пробуждаясь от сна. А как дрожит мысль, зреющая в уме мудреца. Плавно… Осознанно… Холодно…
Медленно, почти неощутимо, древние стены начали "думать". Это ощущалось не ушами и не кожей. Просто разум тех, кто даже случайно оказался вблизи от этого места, вдруг начинал “спотыкаться”. Мысли путались… Логика сдвигалась в непредсказуемую сторону. Память начинала выдавать образы, которых никогда не было в жизни этих несчастных. И лишь одно имя вставало перед внутренним взором – Джи-Лунь. И оно отзывалось эхом в самых глубоких слоях сознания, будто кто-то положил тебе на плечо лапу, покрытую перьями и чернилами.
Одна из внутренних печатей, та самая, что держала когти разума этого существа взаперти, всё же дрогнула. Она не треснула… Не взорвалась… Её структура начала отрицать саму себя. Сам смысл этой печати подвергся сомнению – не логическому, а философскому. И когда сам символ веры в свою прочность был подточен, она просто рассыпалась, как пересохшие в труху листья под взглядом учёного. А потом случилось это…
Из тьмы вышел силуэт. Изящный… Высокий… Олень, у которого вместо шерсти струились перья – мягкие, грациозные, шелестящие, будто каждый был написан каллиграфией по шелку. Его копыта ступали не по земле, а по плотной ткани из умирающих мыслей, и с каждым шагом он оставлял за собой чернильные знаки, скользящие по воздуху и впитывающиеся в пространство.
На его голове возвышалась пара великолепных, словно слепленных из слоновой кости рогов, выгнутых назад, будто изломанные временные линии. С их кончиков медленно стекала та самая чернильная субстанция – сгустки смысла, плотно спрессованные догмы, что таяли, соприкасаясь с реальностью.
А потом Джи-Лунь открыл глаза. Но не физически. Это был мысленный зевок – первый глубокий вдох пробуждённого древнего и жуткого разума. Все остаточные магические слои, все заключённые в цепи печати начали “дрожать”, словно слабые аргументы перед учёным. А потом они, одна за другой, сдавались. Не потому, что Джи-Лунь прилагал силу. Он просто не верил в необходимость их существования.
А вдалеке, в обители одной из мудрых сект, юная наставница, занятая медитацией, внезапно вздрогнула. Линии разума, к которым она прикасалась, пошли рябью. Внутри сознания, среди мантр и пустоты, вдруг появился образ пера. Словно оно, спланировав откуда-то сверху, легло между мыслями. И начало писать её заново. Отчего она упала без сознания, оставив на полу из рисовой бумаги один-единственный знак, выцарапанный в бессознательном трансе:
“Джи-Лунь. Обретающий форму Мудрости.”
Тем временем, в центре разрушенных печатей, пробуждающееся существо подняло голову. Его взгляд не был взглядом зверя. Это был взгляд Учителя. Того, кто знает, что ты лжёшь себе. Того, кто понимает, что печати – это не стены, а зеркала.
Он шагнул – и пространство отозвалось искажением… Где было одно – стало два… Где было время – стало воля… Где была печать – стало вопрос… И это было только начало… Ведь пробуждение Джи-Лунь – это не рёв и не разрушение. Это наступление Истины, капля за каплей, смысл за смыслом. Это нечто древнее, что смотрит не вовне, а вовнутрь. И всё, что не выдерживает этого взгляда – просто перестаёт существовать…
Пробуждение не было мгновенным. Это было разворачивание идеи, древней и неизбежной, словно круг жизни или притяжение между вопросом и ответом. Джи-Лунь не рвал границы – он просто переставал признавать их существование. И мир, как потревоженный в медитации ученик, начинал трещать, расползаясь шепчущими линиями.
Ветер, прежде спокойный, начал приносить не запахи трав, а вопросы. Невидимые, без слов, но грызущие самые основы рассудка. Во многих уголках Поднебесной Империи звери духовного происхождения приподнимали головы – их уши дрожали, глаза покрывались плёнкой страха. И первыми, кто
