лес зашли — лыжу сломала и вернулась. Заика-заика, а вот, гляди, как свезло — сидит сейчас в тепле, мильтоны районные ее допрашивают. Правда, толком не говорит ничего, только про лыжу сломанную. Поди вовсе онемеет?
Наталья — любовница директора, из города привез. Жены два года как нет, а мужик видный — фигура регионального масштаба. Он на все педали нажал, людей с производства снял — всех на поиски. Надежда таяла, как свежий снег в алюминиевых чайниках на костре, около которого грелись поисковики.
— Че сказать… Бабы в доме директора не приживаются, — подытожил за всех Сашка-рыжий и получил тычок в печень от рослого бригадира.
— Рот закрой! Чего каркаешь?
Все притихли. Подъехал ЗиЛ-157 с будкой, из кабины выскочил серый, как зола, Дубравин.
— Щас все в кунг и по домам. Переодеться, поесть, отдохнуть. Через четыре часа жду у конторы добровольцев.
— Василь Максимыч, мы все как один!
— Спасибо, товарищи. В машину!
Осталось проверить нежилой сорок первый участок. Дубравин сел за рычаги трелевочника. Подъехал к самому кордону. Снегу-то сколько. Ни следа! Открыл дверку трактора и отчетливо уловил запах гари. Задрал голову, из трубы вьется еле заметный дымок! Спрыгнул и провалился до подбородка. С трудом выбрался, достал закрепленные за кабинкой охотничьи лыжи, снеговую лопату и пошел к избушке. Ввалился в дверь, у порога запнулся и грохнулся во весь рост. Полетели искры из глаз, и свет погас.
Первым вернулся слух.
— Папа, папа, очнись! — ревела в голос Тоня и отчаянно лупила по щекам.
«Слава богу, нашлись!» — подумал член КПСС Дубравин. Голова гудела, дочь двоилась в глазах. Заплаканная, с растрепанными волосами, испуганная, живая.
— Давай помогу встать.
— Я тяжелый, зови Наташу.
— Нет ее.
Дубравин мгновенно пришел в себя.
— Ты здесь одна?
— Буран налетел. Мы бросили лыжи, так пошли. Друг за другом. Я упала. Встаю — Наташи нет. Я испугалась. Кричала, звала. Наткнулась на дом. — Тоня закрыла лицо руками, сквозь пальцы текли слезы.
— Все позади, успокойся, — Дубравин обнял ее.
Ему нужно было собраться с мыслями. Два года назад он потерял жену. В том была и его вина, но мог ли он подумать, что Людмила так с ними поступит? Ну, гульнул. А она по пьяному делу Виталика чуть не заморозила, а потом возьми да и накинь петлю себе на шею. Когда все пошло не так? Когда увел Люду у Крючкова?
— Папочка, где тетя Наташа?
— Ищут ее. Поехали домой.
Наталью нашли утром в ста метрах от кордона. Стояла у разветвленного ствола березы, будто заглядывала в приоткрытую дверь. В волосах трепетал бант. Обессилела Наталья и замерзла.
2
Дубравин ушел в работу. Тоня в доме была за хозяйку, а Дуся помогала ей как сестре. Потом девочки поступили в пединститут. Через год Тоня перешла на заочный и вернулась в Лесное. Отец не справлялся один. Пошла работать в школу.
В прошлом году окончила институт Дуся. Учительских ставок не было, и Дубравин взял подругу дочери секретарем. Завязались отношения. Разница в возрасте — не помеха. Василий — мужчина видный, многие женщины хотели его заполучить в мужья, а он выбрал пигалицу Дусю. Причем она уже и не заикалась. Говорят, в городе вылечилась у профессора.
За Тоней ухаживал школьный военрук Коля Бойцов. Дело шло к свадьбе. А что? Виталик подрос. Можно и о себе подумать, бабий век короткий.
Поговаривают, что Дубравина в министерство заберут. Председатель райисполкома давно ему не указ. Забрали бы уже, если бы не истории с женой и любовницей. Остепенился Дубравин, в работе поднажал. Глазом моргнуть не успеешь — на такую высоту взлетит!
3
Дубравин закрыл лицо ладонями и задумался. «Вчера объявили домашним, что после Нового года пойдем с Дусей в ЗАГС. Коля и Тоня потупились и сознались, что тоже решили пожениться. Получилось неловко. Как же отец и дочь будут одновременно свадьбы праздновать? Слово за слово, про деньги ляпнул».
— Видеть тебя не хочу! — вспыхнула, как порох, дочь.
Рассорились так, что Тоня собрала вещи и ушла к Бойцову. Ладно, взрослая, и с Николаем знакомы со школы.
После работы поехал мириться и дать отцовское благословение. Заскочил домой, а в почтовом ящике записка: «ВСЕ НЕВЕСТЫ УМРУТ». Буквы вырезаны из газет и наклеены на тетрадный лист. Волосы встали дыбом, даже шапка съехала. «Что за чертовщина? Шутка? Или…»
Помчался к начальнику милиции, а тот руками развел: «Этим никто заниматься не будет. У тебя, то суицид, то несчастный случай, то дурит кто-то. Из-за твоей Натальи я всю милицию на уши поставил, а мне полковника задержали. Сейчас перевод на повышение — на подписи у министра. Рисковать не хочу. Сам разберись со своими бабами».
Подъехал к дому Бойцовых. Посигналил. Вышел Коля.
— Здорово, зять! Ну-ка читай.
— Дурацкая шутка?
— Непохоже. За Тоню головой отвечаешь.
Думал всю ночь. Сашка хоть и врач, но где-то в верхних эшелонах МВД обосновался. Нашел старую записную книжку и рано утром позвонил Крючкову.
4
«Командирские» показали шесть. Нашарил блокнот на тумбочке, хотел записать сон. Передумал. «Чего писать? Увел армейский друг Васька мою любовь, увел, но не сберег». Встал, пошел на кухню. Набрал в чайник воды и чуть не расплескал. Утреннюю вязкую тишину разорвал резкий звонок межгорода.
— Крючков, слушаю.
— Здравствуй, Саня. Это Дубравин.
— Чего тебе?
— Нужна помощь.
— Да пошел ты.
— Клятву напомнить?
— Нет.
— Адрес давай — «Волгу» пришлю.
— Не надо, я на колесах.
— Жду.
Я повесил трубку и посмотрел на календарь: шесть дней до нового, 1986 года. Девять лет, два месяца и пятнадцать дней, как не стало Люды. Сборы были недолгими. Хорошо, залил накануне полный бак и припарковался прямо у подъезда. Похвалил себя за интуицию. «Нива» плавно тронулась и покатила по заснеженным улицам столицы. На трассе увидел на обочине голосующего мужика. «Взять попутчика?» Тормознул.
— Шеф, до Рязани подкинешь?
— Не заезжаю в Рязань.
— Ну, че ты. Подкинь, заплачу! Баба у меня рожает, позарез надо.
— Деньги не нужны, да и нет у тебя их, как, впрочем, и бабы. Не подходишь ты мне.
— Да ты че, друг, — удавка жгла Лехе пальцы и просилась в дело.
— Твои друзья в овраге лошадь доедают. Держи билет на трамвай, как дождешься — уезжай.
— Благодарю, благодарю от души! Господин-товарищ-барин, прошу покорно извинить.
Леха, которого блатной мир знал как Попутчика, не верил ушам — язык его нес лютую дичь, а он ничего не мог поделать. Вместо того, чтобы оторвать автомобильное зеркало, с подобострастием прикрыл дверь легковушки, доверху набитой хабаром. Когда
