Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он исполнял свою роль много лет. Эти годы делились на две неравные части той неделей, когда он сформулировал для себя, что проиграл. Его административная карьера оказалась псевдокарьерой в науке или карьерой в псевдонауке. До этой недели он исполнял роль потому, что она приносила удовлетворение, а после — потому, что теперь уж выбора у него не было. Новое отношение к своей роли не мешало Свирскому все сильнее включаться в нее. Наоборот: он хорошо понимал, что теперь это единственно возможная для него роль из всех, какие он считал для себя приемлемыми; ему оставалось дорожить ею и держаться за нее.
По мере включения в роль Свирский терял свои модели. Чем сильнее Свирский в нее вживался — все меньше значила модель того, каким он должен быть, и даже та, в которой он себя видел самим собой. Все чаще его поступки определялись тем, каков, он считал, его стереотип в глазах других; это стало происходить автоматически, как бы независимо от его сознания и — на любых уровнях, общался ли он с вице-президентом или с младшими научными сотрудниками…
К концу недели, когда Свирский сформулировал свое поражение, он перестал сопротивляться.
Так ему было проще, удобнее, это позволяло находить свою позицию и принимать решения более быстро и легко. Свирский имел теперь дело не с тремя моделями, а с одной; к тому же она оказалась, из всех из них, самой определенной, самой ясной и самой удобной в употреблении. Знать, что должно, и держаться этого — требует особого и непрерывного труда; не меньшая сложность в постоянном исследовании, каков ты есть на самом деле; зато всегда вполне посильная задача — при наличии некоторого навыка взаимоотношений в своей среде, установить для себя, каким тебя видят, — исходя из того, каким ты видишь людей, — и руководствоваться этим.
Так было и гораздо эффективнее. Третья модель оказалась также самой практичной. Постепенно она незаметным образом трансформировалась и стала являть собою Свирскому не столько то, каким его видят, сколько — каким хотят его видеть, вернее, чего от него хотят… Это была значительная ценность при нынешней ситуации в жизни Свирского. Постоянное обладание таким представлением о себе помогало ему сохранять прочность своего положения, давало наибольшую возможную безопасность…
Он привык к этому своему Свирскому, к созданному им стереотипу; а затем отдал себя ему, поручил ему себя. Это его словно освободило. Он передоверил свою судьбу, дела, ответственность другому; сложил на него свою жизненную ношу; запрограммировал его играть себя и — шел за ним. Его сработанный им Свирский функционировал в реальности — слушал, говорил, решал, указывал, принимал к сведению, ездил, заседал, выступал, делал все, что требовалось; а сам Свирский лишь присутствовал при этом; вызванный им дух вселился в его плоть и завладел ею, а сам Свирский внутри себя дематериализовался.
Это важно — знать, что думает о нем человек с длинными, совершенно седыми волосами…
Следующий вопрос:
— Ответственно ли было сделано заключение?
Свирский рассказал: заключение дано на основе имеющихся научных данных…
Он устал.
Он давно уже устал…
Он все-таки порядочно уже был стар, черт возьми! — хотя и не все соглашались это понять.
Временами на него находило отчаяние.
Да, он знал, что выглядит прекрасно, сохранился, — каждому, разумеется, завидно, на последних фотографиях он такой же, как на прежних, ну да что с того? Он был стар, многое уже было тяжело для него. Он искал сочувствия к себе, ждал от людей понимания его старости, желал облегчения в своей судьбе; но все это непросто найти при том, как включен он в сотни связей с людьми, как сложно его функционирование в этой системе связей и как остро он это чувствует.
Всем он был нужен, все от него чего-то хотели…
Давай навались! Всё на Свирского! Никакого ему покоя! Все на него нагружай — советы, комитеты, защиты…
С годами он пришел к пониманию счастья как возможности сохранять, стабильное состояние.
Это также совпадало с тем, что вносила в его жизнь третья модель.
Только всегда что-то мешало: Старик со своим Элэл, Савчук со своим Яконуром…
Старик, заводной попрыгунчик, и это в его-то возрасте, беспрерывно раздражал Свирского своей неуемностью, своим несносным нравом, просто своим бесконечным существованием, наконец, — человек, который никак не может ни устать, ни сообразить, что пора бы уже угомониться!
Да, эта усталость…
Еще и то, что он на кого-то похож, на какого-то режиссера, — это тоже раздражало его.
И мало ли что еще!
В свое время Свирского взял к себе Путинцев; это было еще до того, как Путинцев заинтересовался Яконуром. У него Свирский стал крупнейшим авторитетом в своей области, он и до сих пор им является. Считал ли он себя продолжением Путинцева? Нельзя забывать, что Путинцев был человеком особенным, люди к нему тянулись, а потом, случалось, отходили от него и даже делались антагонистами. Свирский знал: одни называют его полноправным наследником, а другие — да, другие…
Еще вопрос:
— А по существу дела? Выдержит ли Яконур?
Свирский привел несколько цифр из материалов Кудрявцева.
Он готов и к этому вопросу.
Да, так все и было, — руководство главка обратилось к нему, он распорядился подготовить ответ… Задал этому сразу необходимое направление. Дело было для промышленности, по-видимому, важное; да и министерство из мощных; благоразумно избежать конфликта с ним, предпочтительнее уж ссориться с этим выскочкой Савчуком, которого никто не поддерживает, разве Старик, но его любовь к экстравагантности общеизвестна, — и, что существенно, не лишиться поддержки официальных лиц. И вообще следовало как можно быстрее и аккуратнее уклониться от этого шума, приобретающего скандальный характер. Шум обычно опасен… Включение в него не входило в замыслы Свирского, скандал не нужен был ему. Свое участие в этом деле он рассматривал как незначительный эпизод среди крупных своих игр; а Яконур был далеко.
И это также оказывалось связано с той моделью Свирского, коей он теперь твердо придерживался.
Люди, которым было направлено его распоряжение изучить вопрос, не имели отношения ко всей этой истории. Яконур оставался для них одним из водоемов, специально они Яконуром не занимались. Они добросовестно и беспристрастно сделали обычный общий анализ на основе имеющихся материалов.
После редактирования в аппарате Свирского получился вполне обтекаемый отчет. Все было выдержано в академическом стиле, как его здесь понимали.
Свирский завизировал отчет, не придавая этому особого значения.
Отчет ушел в министерство, оброс там ссылками на него, все двинулось дальше… Когда Свирский понял, что влип в скандал, уже ничего нельзя было поделать: его подпись жила теперь самостоятельной жизнью; его имя, среди других, стояло под решением судьбы Яконура.
Он, собственно, по-прежнему не видел причин для шума; задача состояла в том, чтобы найти выход из ненужной для него ситуации…
Вопрос:
— Нет ли разумных доводов у Савчука? Точнее… Я хочу сказать — вы знакомились с его аргументами?
Свирский улыбнулся и пожал плечами. Все знают, Савчук — без году неделю в проблеме Яконура, он прибежал на крик… Но сказал, что дополнительно посмотрит эти материалы.
Мальчишеское поведение Савчука раздражало Свирского и мешало ему.
Впрочем, он уважал в Савчуке настоящего противника. Он наблюдал за тем, как разворачивается Савчук, какие силы привлекает на свою сторону; Савчук все более заставлял считаться с собой, и это вызывало у Свирского искреннее уважение.
Но что было нелепо, так это постоянное приплетание Путинцева к яконурской проблеме — едва ли не главное оружие Савчука против Свирского. Конечно, Савчук действовал сознательно: стоило ему упомянуть, что Яконуру отдал жизнь Путинцев, — и Свирскому приходилось становиться в нейтральную позицию…
К увлечению Путинцева Яконуром Свирский относился, пожалуй, снисходительно. Когда ученый с мировым именем уезжает за тысячи километров от центра, чтобы умереть из-за переутомления от тяжелой работы в плохих условиях, — и не видно никаких причин, что делали бы его поступок необходимым, — тут уж надо искать объяснения в чудаковатости типа той, которой страдает Старик.
Но и не в том еще была нелепость ссылок на Путинцева. Разумеется, Свирский хорошо знал работы Путинцева, в том числе и по Яконуру. Так вот, был среди них текст доклада на конференции по развитию экономики Сибири. «Мы не можем допустить, — говорилось там, — чтобы неисчерпаемые природные ресурсы этого озера, такие, как запасы чистой воды и многое другое, были исключены из использования в народном хозяйстве в то время, как оно нуждается в них, и прежде всего наша промышленность. Яконур должен отдать человеку все, чем он богат». И так далее, цитата, выписанная еще давно, хранилась у Свирского.
- На войне как на войне - Виктор Курочкин - Советская классическая проза
- Слово о Родине (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- О теории прозы - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Рай в шалаше - Галина Башкирова - Советская классическая проза
- Повести и рассказы - Олесь Гончар - Советская классическая проза
- Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар - Борис Пильняк - Советская классическая проза
- Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов - Советская классическая проза
- Любостай - Владимир Личутин - Советская классическая проза
- Лесная свадьба - Александр Степанович Мичурин-Азмекей - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза