Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Циклоп напрягся и вопросительно посмотрел на Галинку. Та сделала испуганные глаза и пожала плечами.
– В этом году, – громко прочитал Борис, – выходит в свет новый альманах молодых писателей Узбекистана… Так… талантливые произведения… трудовые будни… литературная смена… вошли произведения десяти писателей… А! Вот: очень жаль, что нынешний сборник не открывает, как всегда, проза двадцатишестилетнего лауреата премии Хамзы Бориса Григорьева… Молодой писатель замолчал, в то время как ведущие литераторы Узбекистана прочили ему стать трибуном современной молодежи, ее вдохновенным лидером…
Он сложил газету и назидательно помахал ею перед носом Матвея.
– Интересно, – произнес тот, прищурившись и не сводя глаз с Галинки. – А как попала сюда эта… газетка?
Циклоп встал и протянул руку:
– Можно?
Борис вручил ему газетный лист, торжествующе сел на свое место за столом и придвинул к себе пиалу. Учитель быстро пробежал глазами содержимое статьи и осторожно поинтересовался:
– А еще в последнее время были какие-нибудь публикации? Ну, там, репортажи или рецензии…
Борис пожал плечами:
– Я не знаю. Может, и были где-нибудь. Мы выписываем только «Вечерний Ташкент» и «Медицинский вестник».
– «Медицинский вестник» – издание безопасное для литератора, – усмехнулся Матвей.
Циклоп повертел в руках газету и наклонился к Борису:
– Можно я возьму ее себе? Для коллекции.
Тот пожал плечами:
– Конечно… У вас уже целый архив таких…
Галинка, которая на протяжении всего разговора с беспокойством поглядывала то на Циклопа, то на Матвея, вдруг решительно встала из-за стола:
– Ну вот что, Борис… Я должна тебе кое-что сказать.
Боря испуганно поднял на нее глаза и отставил пиалу.
– Теперь, когда ты знаешь, что я жива, – продолжала Галинка звонким голосом, – когда понял, что не было никаких катаклизмов, катастроф и трагедий, что ты никогда и никому не сделал ничего плохого, когда у тебя началась совсем другая жизнь… – Она перевела дыхание и закончила с чувством: – Ты должен узнать всю правду до конца!
– Одну минуточку! – перебил ее Матвей и постучал по столу костяшками пальцев. – Для медика, Галя, ты слишком нетерпелива…
– Да, я нетерпелива! – вдруг закричала Галинка, и в глазах ее блеснули слезы. – Когда-то я потеряла брата, и не хочу, чтобы теперь у меня отняли мужа! Я не хочу снова рыдать на его могиле!
– Ну, до могилы, я надеюсь, дело не дойдет, – успокоил ее Матвей. – А вот отнять тебя, Боря, у нас все время кое-кому не терпится. Отнять навсегда…
Борис ошарашенно моргал.
– И уже давно отняли бы, – закончил Матвей, – если бы не твой учитель и верный друг Николай Давыдович. Он борется за тебя, пытаясь разорвать замкнутый круг…
– Отнять? Меня? – Борис почувствовал, что начинает задыхаться.
– Мы все боремся за тебя, – подтвердил Циклоп. – Мы – самые близкие тебе люди. И хотим, чтобы ты нам помог в нашей борьбе.
– В борьбе с кем? – шепотом спросил Борис.
Циклоп, казалось, задумался. Он встал, подошел к окну и некоторое время смотрел в одну точку за стеклом, где медленно расползалось марево угасающего дня.
– С обстоятельствами, – ответил он, передернув плечами. – С твоей судьбой, которую взяли и написали за тебя на куцем бумажном листе.
– Откуда вы знаете про обрывок салфетки? – выдохнул Борис.
Циклоп отвернулся от окна и непонимающе покачал головой:
– Какой обрывок?
– Когда-то, очень давно, мою судьбу нарисовали на бумажной салфетке, – пояснил Борис. – Вы об этом говорите?
Циклоп открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил Матвей.
– Похоже, парень, – сказал он, вставая и потягиваясь, – твою судьбу постоянно кто-то за тебя переписывает. А ты не хочешь нам помочь…
– Я хочу! – возразил Боря. – Но не знаю – как… Что я должен делать?
Матвей медленно обошел стол, встал за спиной у Бориса и положил руки ему на плечи:
– Тебе нужно кое-что не делать…
– Что же?
Матвей ждал этого вопроса. Он наклонился к самому Бориному уху и произнес с расстановкой:
– Никогда… ничего… никому… не рассказывай про будущее ! Забудь про него! Живи только настоящим…
– А настоящее – это я, – улыбнулась Галинка.
«Твое прошлое встретится с твоим будущим , – вспомнил Борис, – и круг замкнется…»
– Ты ведь сам говоришь, что давно уже ничего не писал в свою заветную тетрадь, – вставил Циклоп. – Вот и не пиши больше…
Боря в задумчивости поднял на него глаза.
– Вы боитесь, что я напишу в ней будущее?
Циклоп замялся.
– А вы не подумали о том, – улыбнулся Борис, – что будущее в этой тетрадке уже написано?
За столом повисло молчание.
– Хорошо, – хрипло сказал он. – Я уберу подальше свою тетрадь в клеенчатом переплете… Но это ничего не изменит, ничего. – Он помолчал, водя пальцем по краю пиалы, и закончил почти шепотом: – Мое прошлое – это родители, которых я не знал, а мое будущее – это мой сын.
На следующее утро, подметая содержимое рассыпанной урны возле самого дома, Борис поднял с земли скомканный газетный лист. Он разгладил его на колене и сам подивился тому, что не испытал ни обиды, ни горечи, ни удивления, когда из-под ладони выплыли знакомые заголовки «Вечернего Ташкента», подаренного им вчера Циклопу «для коллекции».
Между тем жизнь Бориса с его новой Галинкой складывалась вполне удачно. Их добротный деревянный дом на правом берегу канала Анхор, в районе Кашгарки, утопал в тени роскошных абрикосовых деревьев.
Боря впервые за много лет ощутил заботу и ласку. Он стал мужем .
Каждое утро, собирая его на работу, Галинка ухаживала за ним, как за маленьким. Она выдавала Борису чистую накрахмаленную рубашку, отутюженные брюки и аккуратно сложенный вчетверо носовой платок. Она подсовывала ему в портфель бутерброды, завернутые в газету, и персик в бумажном кульке. У самых дверей она причесывала его «на дорожку» большим деревянным гребнем, целовала в щеку и потом еще долго провожала взглядом, стоя на крыльце босиком.
Борис купался в этой трогательной заботе и чувствовал себя абсолютно счастливым.
Вот уже два месяца он вел литературные кружки во Дворце пионеров, с удовольствием рассказывал ребятам про Пушкина и Чехова, Хайяма и Низами. Как и мечтал, он учил детей делать первые шаги в литературе и сочинительстве, но сам при этом не притрагивался ни к перу, ни к заветной тетради. Впрочем, это вынужденное творческое воздержание не потребовало от него серьезных усилий над собой. Борису уже давно не писалось. Быть может, воспоминания о строчках, втиснутых в клеенчатый переплет, причиняли боль его теперь почти умиротворенной душе, а может, действительно в этой тетрадке уже было написано все, что должно было быть написанным.(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров - Екатерина Неволина - Ужасы и Мистика
- Серебряный крест - Елена Садыкова - Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Черная книга смерти - Гордон Далквист - Ужасы и Мистика
- Моё! - Роберт МакКаммон - Ужасы и Мистика
- Тонкий Человек - Дубинина Александровна - Ужасы и Мистика
- Король в Желтом - Роберт Уильям Чамберс - Разное / Ужасы и Мистика
- Твои карие глаза - Валерий Цвет - Короткие любовные романы / Любовно-фантастические романы / Ужасы и Мистика
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Вкус заката - Елена Логунова - Ужасы и Мистика