Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, они посетили и Метрополитен-музей и всласть налюбовались полотнами Добиньи, Милле, Тернера и Ван Дейка. В зале, где выставлялась огромная ваза в греческом стиле, которую почитатели поэта Брайанта заказали в честь дня его рождения у Тиффани, лилипутка отступила на пару шагов и встала на цыпочки, чтобы получше разглядеть экспонат. Рустика осталась ждать на улице, и Чикита едва не попросила Кринигана поднять ее на руки, но вовремя опомнилась. Такое поведение — удел детей, а ей сейчас, как никогда, хочется, чтобы в ней видели женщину.
В другой раз ирландец захотел показать ей Бруклин, и, кое-как успокоив Рустику, они направились к мосту из камня и стали, перекинутому через Ист-Ривер. Кучер заплатил за право проезда, и экипаж тронулся вдоль по чуду инженерии. Чикита захлопала в ладоши. «Вот это истинное произведение искусства!» — заявила она, наблюдая, как ландо и брогамы, телеги, груженные молочными бидонами, и красные почтовые повозки, железнодорожные вагоны и пешеходы снуют в безупречном порядке по пяти полосам моста.
Раз уж Рустика согласилась пересечь висячий мост, Криниган решился и на более дерзкое приключение. Они сели на паром до острова Эллис и на лифте поднялись к венцу статуи Свободы.
— Я и не думала, что она полая, — протянула Чикита.
— Это вам урок, — пошутил ее приятель, с трудом удерживая на ветру шляпу. — Свобода не так крепка, как кажется.
Во время прогулок Криниган успевал беседовать с Чикитой и одновременно заботиться, чтобы никто не наступил на нее и не толкнул. Если он замечал чей-то нескромный взгляд, то делал зверское лицо, и зевака — будь то господин, дама или малое дитя — тут же отворачивался.
Чикита была немало удивлена, узнав, что в «Уорлд» Криниган пишет в основном о внешней политике, и, дабы не выглядеть легкомысленной и уметь поддержать беседу, впервые в жизни стала читать новости. Оказалось, планета переживала сложные времена: турки резали армян, эфиопы воевали против итальянцев, британцы подавляли африканские восстания, индусы вели религиозные войны, китайцы и японцы враждовали, филиппинцы поднимали мятежи против испанцев, а анархисты куда ни глянь подсовывали бомбы. Как наивно с ее стороны было полагать, будто Куба — пуп земли!
Криниган рассказал ей о сложном положении на Гавайях, где три года назад при сообщничестве американского посла и поддержке морской пехоты белые жители Гонолулу свергли королеву Лилиуокалани и назначили временное правительство. Должны ли Соединенные Штаты включить острова в свою территорию или лучше оставить их на откуп алчным японцам? Президент Кливленд не спешит подписывать договор об аннексии, но, к счастью, вскоре он покинет Белый дом, и все изменится. Республиканцы только что выбрали Уильяма Мак-Кинли, губернатора Огайо, кандидатом в президенты. Криниган не в восторге от его скучных речей, в которых он непременно нудит о «руце Божией», но, как истинный республиканец, конечно, за него проголосует.
— Все лучше, чем очередной демократ, при котором японский император наложит лапу на Гавайи.
— А гавайцы сами не могут разобраться в своих делах? — осмелилась высказаться Чикита.
— Исключено, пусть даже и не мечтают, — отрезал Криниган. — Такие мелкие острова не выживут в огромном прожорливом мире. Кто-то должен о них позаботиться.
Чикита раскраснелась. Разве она сама не такая же малютка? — с жаром возразила она. Да, она гораздо ниже ростом большинства людей, но это вовсе не значит, что остальным позволено порабощать ее или за нее решать.
— Мы говорим о Гавайях, а не о вас, — отшутился Криниган и не преминул заметить, какая Чикита красавица, когда сердится.
Но больше всего журналист любил поговорить о войне на Кубе. Он уже написал не одну статью о противоборстве испанцев и партизан и собирался писать еще, потому что читатели проявляли к этому огромный интерес. Каждый день «Уорлд» печатала новости о крупнейшем карибском острове и обсуждала, как действовать Соединенным Штатам в свете конфликта. Точки зрения сильно разнились; даже сторонники вмешательства в войну на стороне Кубы руководствовались самыми непохожими мотивами: обычные люди просто сочувствовали кубинцам или считали, что пора бы Испании прекратить изображать великую метрополию, бизнесмены предвкушали новые рынки, а религиозные деятели спали и видели, как обратят тысячи и тысячи кубинских католиков и безбожников в протестантство. Но, как и в случае с Гавайями, Кливленд умывал руки и не хотел оказывать повстанцам даже моральную поддержку. Отчасти, чтобы не портить отношения с Испанией, отчасти, поскольку считал, что с обеих сторон воюют настоящие варвары, убивающие и выжигающие остров без зазрения совести.
Политические разговоры очень пригодились Чиките, когда на вечернем сеансе водевиля у Костера и Биэла она впервые увидела чудесный витаскоп Эдисона. Вот уже три месяца кряду движущиеся фигуры на белом экране потрясали воображение ньюйоркцев. Вначале Чикита увидела, как две белокурые сестрички — Эдна и Стелла Ли — пляшут с зонтиком. Потом показали боксерский матч. Поцелуй знаменитых актеров вызвал неудовольствие публики, и кто-то даже выкрикнул: «Срам!» Чикита зарделась. Поцелуй любви — не грех, высказался Криниган, но, увеличенный до размеров экрана, несколько шокирует. Последняя картина под названием «Доктрина Монро» являла собой фарс, намекающий на спор Британии и Венесуэлы из-за границы Британской Гвианы. Криниган уже рассказывал, как Соединенные Штаты вмешались в этот конфликт и навязали свою волю, и Чикита понимала, почему зрители приходили в ярость при виде Джона Булла, тучного господина в галстуке, который символизировал англичан и нападал на Венесуэлу, а когда тощий долговязый Дядя Сэм в цилиндре и с козлиной бородкой ухватывал Булла за шею и заставлял просить прощения, смеялись и патриотично аплодировали.
Чиките так понравились живые картины, что сразу после представления она попросила Кринигана сводить ее посмотреть на синематограф Люмьеров, привезенный Китом из Парижа для конкуренции витаскопу. В синематографе картинки были многообразнее, представляли происходящее в разных странах — полк французской пехоты на параде, коронацию русского императора Николая II, лондонский Гайд-парк и занятых стиркой швейцарских крестьянок — и тряслись меньше эдисоновских.
Однажды утром, раздраженно выпроводив нарядную сестру на очередную прогулку с ирландцем, Румальдо признался Мундо, что ему опротивело биться в закрытые двери. Скрепя сердце придется принять любое предложение, даже от самого захудалого кабака. И в ту же минуту постучался коридорный с письмом, которое разом все перевернуло.
Проктор желал заполучить Чикиту на главную роль в своем водевиле. Нельзя ли им встретиться как можно скорее и обсудить контракт? Узнав новость, месье Дюран обзвонил знакомых и выведал причину столь внезапного интереса. Накануне вечером Проктор получил телеграмму, извещавшую, что лилипуты-эскимосы не хотят покидать Гренландию. Они наотрез
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Маскарад - Николай Павлов - Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 4 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Тунисские напевы - Егор Уланов - Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- От солянки до хот-дога. Истории о еде и не только - Мария Метлицкая - Русская классическая проза
- Поймём ли мы когда-нибудь друг друга? - Вера Георгиевна Синельникова - Русская классическая проза
- Кровавый пуф. Книга 2. Две силы - Всеволод Крестовский - Русская классическая проза
- Только правда и ничего кроме вымысла - Джим Керри - Русская классическая проза