мягкие стулья с гнутыми ножками, и лишь у задней стены несколько рядов простых стульев, потерявшихся в этом звучащем и сверкающем великолепии. Я перебежала зал по диагонали и пригнулась за спинкой, чтобы с укрепленной позиции рассмотреть все не торопясь. И нескоро еще я поняла, что зал только кажется двусветным. На самом деле окна дублировали зеркала — высокие зеркала, разрисованные по краю невиданными белыми цветами на вьющихся стеблях. Цветы обвивали стекло, убегали и прятались за ним, возникали вновь и сникали внизу, у пола. Вальс сменился танго, но никто не танцевал на опасно оголенной площадке посередине зала, а все либо жались по стенам, либо изображали крайнюю степень занятости и незаинтересованности в таких пустяках, как танцы. Нас, младших, немного было среди училищных и их гостей.

И тут, от множества густых и резких запахов, от искусительных мелодий, я потеряла голову. Зал медленно пошел хороводом вокруг меня, для меня играл этот далекий оркестр на пластинке, обо мне пел певец на незнакомом языке, и все, топтавшиеся на дубовом паркете, все, проносившиеся мимо меня, думали обо мне и хотели б приблизиться ко мне, очерченной волшебной палочкой. Сердце медленно и тяжко билось, я отдавала приказ: а теперь музыка! — и наплывали новые облака, они катились к моим ногам, и бал, то опадая и затихая, то взмывая с новой силой, плыл вокруг меня. Час моего торжества пробил — не узнанная никем, я была тайной хозяйкой блестящего праздника, с лепного неба слетали конфетти, и по мановению моей руки принцы и китайцы, маги и царицы ночи застывали, а тишина бесшумно шагала между их рядов… И засыпала я в ту ночь не на продавленной кроватной сетке, а на листьях лотоса, — но меня разбудили звуки пения, донесшегося с улицы, я проснулась и заплакала, сама себя не понимая.

В четверг я снова повесила пальто на крючок, пробежала мимо зеркала и на бегу подергала дверь двусветного зала — она не шевельнулась. Но использованные декорации долго не убирали из коридора, мы натыкались на них в полумраке и ругались. Голубые и кофейные египтяне с лотосами в руках потерлись, сквозь коричневые плечи проступила кое-где фанера, от нее несло клеем и пылью, но шествие совершалось так же торжественно, египтяне сурово утекали в свои древние века, и иногда я путала: не заляпанной до бровей шестиклашкой, а принцессой в кружевах возвращалась по вечерней улице, и насмешливые окрики мальчишек таяли в апрельском тумане, больше не касались меня.

За оградой деревья, привстав на цыпочки, прислушивались. Они ждали. И тишина подалась понемногу, первые порывы ветра продрали ее в нескольких местах, заскребли по асфальту неудержавшиеся листья, облачко пыли побежало по кромке тротуара, мусор заплясал над люком. И стоило мне вбежать в парадное, как небо упало на землю с упругим звуком. Землю встряхнуло. Я стояла в сыроватой тьме парадного, а тучи сосредоточенно переливались на мостовую, и небо светлело, а мостовая наливалась черным блеском. А деревья за оградой — они прямо-таки ходуном ходили от счастья! Они встряхивали зелеными гривами, топали копытцами, задрав голову в небо, и тоненько звенели их серебряные удила.

Я забралась в пустой класс. Дождь кончился, и с быстро голубевшего неба пролился последний яркий свет. Из угла выступила фигура неизвестной мне богини — она незряче указывала на рояль, и я присела на вертящуюся табуретку и опустила пальцы на холодные, взявшиеся прожелтью клавиши. За перегородкой раздались шаги, и я узнала голос нашей Нины Львовны. Другой голос был незнакомый.

— «И никаких импрес-си-онис-тов, уважаемая Нина Львовна! Не то нам придется принять меры чисто административного характера. Существуют признанные и непоколебимые, не-поколе-бимые! Да! Авторитеты! И вам никто не позволит возводить свое личное мнение в закон. Есть программа, в конце концов, и будьте любезны с ней согласовывать свое препо-давание!»

— Ой, какой ужас! Ну, и что дальше?

— Представляете? Это значит, останешься без места, а как раз сейчас я не могу себе этого позволить.

— Ой, какой ужас, Ниночка! А ведь он по-настоящему верит в свои авторитеты и сердится, вот горе! И что вы ему ответили? Хотя что тут ответишь…

— Действительно, что тут ответишь? Сказала: по-моему, меня еще никто не мог обвинить в недобросовестном отношении к своим обязанностям, и мои ученики, мне кажется, делают не меньшие успехи, чем ученики Николаевского.

— А он что на это?

— Ах, да о чем тут говорить! А мастерской у меня как не было, так и нет, и теперь уже не стоит поднимать этот вопрос. Хорошо еще, я ребятишек всегда любила. Когда своих двое, как-то легче переходишь из одной детской в другую. Я люблю им помогать. Так нет — и здесь влезут! Господи, если б хоть не мешали работать!

Полукруглая внешняя стена комнаты нестерпимо блестела от солнца: два высоких окна разделялись тонкой перемычкой, массивные подоконники отражали свет белой краской, а внизу полоскались деревья. Оказывается, и в этом заколдованном замке не все так прекрасно! Белая богиня отвернулась от меня, когда я вышла на звонок. Она показала мне задрапированную мраморную спину, указала на окно, ей дела не было до меня и смутных чувств, которые меня тревожили. В нашем классе было пусто и темновато, и Нина Львовна возилась со своим стареньким портфелем. Она не сразу обратила на меня внимание, и какое-то время я разглядывала ее светловолосую голову: прядки стояли вокруг лица, словно на ветру, а у пробора уже поблескивало. Сильные плечи обтягивала поношенная жакеточка, а туфли — я заметила это впервые — потрескались и расшлепались, как мои, и было нелегко решить, какого же они цвета. Она рассеянно взглянула на меня.

— А-а, здравствуй. Сегодня мы в шестой аудитории. Знаешь где?

Когда мы туда вошли, оказалось, что первый час мы будем работать бок о бок со старшими, — с теми, кто не успел закончить до нашего прихода, и Нина Львовна, бурно покраснев, убежала выяснять отношения. Старших было всего человек пять, но они занимали куда больше места, чем мы все. Они чувствовали себя хозяевами: бродили между мольбертов, разглядывали работы и отпускали замечания. Особенно надоел длинный парень с разболтанными движениями — руки и ноги у него качались на ходу, задевали за предметы, болтались, как у тряпичной куклы. В конце концов правая зацепилась за мой мольберт. Я зашипела:

— А поосторожней нельзя?

Но вместо того чтобы огрызнуться не глядя, он повернулся всем своим узким телом и застыл в проходе, изучая меня. Рассеянность на его вытянутом лице сменилась интересом, бесцветный рот раскрылся, губы

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 91

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу «Блажен незлобивый поэт…» - Инна Владимировна Пруссакова бесплатно.

Похожие на «Блажен незлобивый поэт…» - Инна Владимировна Пруссакова книги

Говорит Ленинград - Ольга Берггольц - Поэзия
Стихи - Станислав Куняев - Поэзия
Стихотворения - Семен Надсон - Поэзия
Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
Всемирный следопыт, 1926 № 07 - Александр Беляев - Публицистика
Всемирный следопыт, 1926 № 06 - Александр Беляев - Публицистика
Время Бояна - Лидия Сычёва - Публицистика
Стихотворения - Вера Лурье - Поэзия
Первая книга автора - Андрей Георгиевич Битов - Русская классическая проза
Русские символисты - Валерий Брюсов - Критика

Оставить комментарий