ставит меня в тупик.
— А на кого же ещё? Конечно, на него!
— Подумайте получше. На что вы злитесь больше всего?
Я закрываю глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. На что я злюсь? На Максима за измену? На грабителя, который на меня напал? На себя за то, что не смогла защитить ребёнка? На врачей, которые не смогли его спасти?
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — говорю я медленно. — Я злюсь не только на Максима. Я злюсь на… на всё. На то, что так получилось. На несправедливость.
— Именно, — кивает Владимир Сергеевич. — Вы злитесь на ситуацию. На то, что мир оказался не таким безопасным и справедливым, каким вы его себе представляли. На то, что вы потеряли ребёнка и веру в любовь одновременно.
Слёзы снова подступают к глазам. Но теперь я понимаю, откуда они берутся.
— Да, — шепчу я. — Я думала, что если любить честно и искренно, то и в ответ получишь то же самое. Я думала, что если очень хотеть ребёнка, то с ним ничего плохого не случится. А оказалось, что мир совсем не такой.
— И это нормально — злиться на несправедливость, — говорит психолог мягко. — Ненормально было бы не злиться. Но важно отделять эту справедливую злость от ваших чувств к конкретным людям.
Я всхлипываю, беру салфетку.
— Знаете что самое страшное? — говорю я сквозь слёзы. — Я всё ещё его люблю. Несмотря ни на что, я всё ещё люблю Максима. И ненавижу себя за это.
— Почему ненавидите?
— Потому что он не заслужил моей любви! Потому что он предал меня, когда я больше всего в нём нуждалась!
— Ксения, любовь — это не награда за хорошее поведение. Любовь просто есть или её нет.
Я плачу, уткнувшись лицом в салфетки. Всё это время я думала, что если люблю, то должна простить. Или, наоборот, если не могу простить, значит, не люблю. А оказывается, всё сложнее.
— Тогда что мне делать? — спрашиваю я. — Как жить с этим?
— Главное — понять, чего хотите вы сами, — отвечает Владимир Сергеевич. — Не что правильно, не что от вас ждут другие, не что полагается делать хорошим жёнам. А чего хочет именно Ксения. Чего хочет ваше сердце, когда вы убираете в сторону обиды, долженствования и чужие ожидания.
Вопрос кажется одновременно простым и невероятно сложным. Чего хочу я сама?
— Я не знаю, — честно признаюсь я. — Наверное, нужно подумать.
— Конечно. Подумайте. Времени у вас достаточно.
Глава 34
Максим
Виктория подходит еще ближе, ее голос становится вкрадчивым:
— Подумай, Максим. Ты получаешь обратно свой бизнес, плюс женщину, которая тебя любит. Которая не устроит истерик из-за твоих задержек на работе. Которая не будет плакать, если ты проведешь ночь в офисе. Мы отлично подходим друг другу.
Я смотрю на нее и чувствую отвращение. Отвращение к ней и к самому себе. Как я мог изменять Ксении с этой женщиной? Как мог даже прикасаться к ней?
— Убирайся, — говорю я тихо.
— Что? — Виктория моргает, не понимая.
— Убирайся из моего офиса. Немедленно.
— Максим, ты не понял. Если откажешься, я все передам «Инфотеку».
— МНЕ ПЛЕВАТЬ! — кричу я так громко, что она вздрагивает. — Забирай все! Передавай кому хочешь! Но убирайся из моей жизни!
Виктория бледнеет. Она явно не ожидала такой реакции.
— Ты с ума сошел, — шепчет она. — Из-за этой… Ты готов потерять миллионы?
— Да, — отвечаю я без колебаний. — Готов.
Я подхожу к ней вплотную. Виктория делает шаг назад.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Вика? Ты думаешь, что все мужчины такие же пустые, как ты сама. Что для нас важны только деньги и секс. Но ты ошибаешься.
Я открываю дверь кабинета:
— Моя жена стоит больше, чем все деньги мира. И если ты думаешь, что сможешь шантажировать меня, угрожая тем, что я потеряю бизнес, то сильно заблуждаешься. Я уже потерял главное в своей жизни. А все остальное — просто бумажки.
Виктория проходит мимо меня, но у двери оборачивается:
— Ты пожалеешь, Максим. Когда потеряешь все и останешься ни с чем, вспомнишь мои слова.
Она уходит, стуча каблуками по коридору. Я закрываю за ней дверь и прислоняюсь к ней спиной.
Все. Теперь Виктория точно постарается уничтожить компанию. У нее есть все данные, все контакты. «Инфотек» получит огромное преимущество.
Но мне все равно. Я сделал правильный выбор.
Звоню Андрею. Рассказываю ему, что случилось.
— Максим, ты понимаешь, что наделал? — голос заместителя полон ужаса.
— Понимаю. Теперь нам нужно работать в десять раз усерднее, чтобы спасти то, что можно спасти.
Следующие несколько суток проходят в сплошной работе. Я не выхожу из офиса, сплю на диване в кабинете, питаюсь кофе и бутербродами. Это, кстати, удобнее, чем спать в машине. Звоню клиентам, объясняю ситуацию, предлагаю новые условия. Некоторые остаются с нами, другие переходят к конкурентам.
Разрабатываю новую стратегию развития, ищу инвесторов, договариваюсь о кредитах. Работаю как проклятый, потому что знаю: каждый час, проведенный здесь, — это час вдали от Ксении.
На пятые сутки удается стабилизировать ситуацию. Не полностью — мы потеряли примерно треть клиентов и понесли серьезные убытки. Но компания выжила. Более того, кризис заставил нас пересмотреть стратегию, найти новые направления развития.
Я смотрю на финансовые отчеты и понимаю: да, мы пострадали. Но не критично. Компания устоит. И это все, что мне нужно знать.
Собираю документы, передаю все текущие дела Андрею. Он смотрит на меня удивленно:
— Максим, но ситуация еще не полностью под контролем…
— Справишься, — говорю я, хлопая его по плечу. — Ты умный парень. А мне нужно ехать.
— Надолго?
Я задумываюсь. Сколько времени потребуется, чтобы Ксения меня простила? Неделя? Месяц? Год? А может, никогда?
— Не знаю, — отвечаю честно.
По дороге заезжаю к нотариусу. Это решение созрело у меня за эти пять дней. Пока я боролся за компанию, в голове крутилась одна мысль: а что, если Ксения никогда меня не простит? Что, если я потрачу всю жизнь на попытки вернуть ее, а она так и не поверит в искренность моих чувств?
Нотариус — пожилая женщина в строгом костюме — внимательно изучает документы.
