сердца маго… ладо моя… лакота ма!»
И ушёл, оставив меня в полной растерянности.
Я быстро переоделась и побежала в кабинет профессора. У дверей замедлила шаг, услышав громкую речь Этернеля. Дверь в кабинет была приоткрыта, и мне было слышно каждое слово. Речь шла обо мне. Я на цыпочках подошла к двери. В небольшую щель мне была видна нога профессора, развалившегося в любимом кресле от Эйлин Грей, и спина Инкуба, сидевшего напротив.
Профессор спросил Инкуба, как бы невзначай:
– Как тебе приглянулась моя гостья, мой бард?
– Очень милая девушка, – ответил помощник сухо и бесстрастно.
– Красавица, не правда ли? Спелый, сочный плод. Так и хочется попробовать.
Инкуб молчал.
– Инкуб, ты встречался с Василисой раньше? Мне показалось, что вы уже были знакомы. – Этернель смотрел на помощника, подозрительно щурясь.
– Нет, мы познакомились здесь, в усадьбе.
– Ты больше не смотри на неё так. – Профессор взял в руки кинжал и задумчиво повертел в руках. – Понимаю, трудно удержаться, когда рядом такая красота…
– Вы правы, государь. Я прошу прощения за дерзость. Истинная красота девы не снаружи, а внутри.
Этернель вышел из-за стола и внимательно взглянул на Инкуба:
– Даже так? Значит, смотреть тебе не обязательно, чтобы видеть красоту её?
Но Инкуб промолчал, опустив сверкающий взор.
– Ты знай своё место, Острый, – процедил сквозь зубы Этернель. – Я ведь не посмотрю, что ты Великий бард! И другим скажи, чтобы не пялились. Не то мой меч – твоя голова с плеч! Сила во мне ещё осталась!
Этернель неожиданно стремительно для его худого тела метнул кинжал, и колонна в углу комнаты раскололась надвое и по потолку пошла глубокая трещина.
Я влетела в комнату:
– Что? Что случилось?
Вокруг на ковре валялось то, что осталось от колонны. В воздухе висела пыль. Инкуб продолжал как ни в чём не бывало сидеть в кресле.
Этернель взглянул на меня. Я попятилась. Никогда я ещё не видела у людей такого страшного, ледяного, беспощадного взгляда.
Я выбежала в дверь и вернулась в свои покои, дожидаясь, когда профессор сам позовёт меня.
С того дня я старалась избегать встреч с Инкубом. Я была уверена, что профессор Этернель способен выполнить свою угрозу.
На прошлой неделе Инкуб нагнал меня на дорожке в парке и спросил:
– Вы избегаете меня, Василиса Михайловна! Чем я провинился перед вами?
– Ничем. Просто не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности.
– Ну да… что может быть неприятней смерти… Думаете, я боюсь?
– Я боюсь.
Зазвонил мобильник. Профессор глухо проговорил в трубку:
– Вы нужны мне, Василиса Михайловна, немедленно, – и добавил: – Если увидите Инкуба, попросите его зайти.
Я оглянулась на окна дома. В одном из освещённых окон чернел силуэт Этернеля. Он смотрел на нас.
– Он наблюдает за нами, – ответила я Инкубу. – Прошу вас, если я действительно вам дорога, не ищите впредь встреч со мной.
* * *
– Вам не мешало бы отдохнуть, дитя моё, – сказал мне как-то профессор.
Он снял белый халат и бросил в урну резиновые перчатки. Руки, белые, будто накрахмаленные, намылил густой пеной и подставил под струю воды.
Я нехотя последовала его примеру и, убрав штативы и колбы в шкафы, тоже сняла перчатки.
– Мне нравится работать.
– Это похвально, конечно, но вы работаете с утра до вечера, Василиса. Возьмите отпуск на несколько дней и развлекитесь как следует, как и положено в вашем юном возрасте.
– А как же вы?
– Три-четыре дня я продержусь без вас, дочь моя. Позвоните подругам или… молодому человеку. Если желаете, я могу достать билеты в любой театр. Хотите поехать на премьеру в Ла Скала? Я знаком с Риккардо Мути, художественным руководителем театра.
– Это же в Милане!
– У меня есть частный самолёт. Полчаса, и вы во Внуково. Ещё три часа, и вы в Милане. Поехать можно хоть сейчас. Забронировать отель через интернет – пять минут. А лучше поселиться в Милане в моих апартаментах в «Эксельсиоре». Сегодня уже поздно, но завтра можно пойти на «Макбет» Верди… Вы ничего не имеете против Верди?
– Ничего не имею против…
– Прекрасно! Звоните вашему молодому человеку и сообщите, чтобы подготовил костюм, а лучше смокинг – в Ла Скала ходят только в вечерних туалетах…
– Боюсь, я не смогу ему сообщить.
– Почему? – Этернель удивлённо поднял брови и вытер насухо руки вафельным полотенцем.
– У меня нет молодого человека. А если бы и был, то точно без смокинга… и без загранпаспорта, кстати.
– Загранпаспорт сделаем за день. Смокинг – тоже пустяки, можно взять напрокат. Но всё это действительно теряет смысл без… того, кто собирается его надеть… м-да. Я не знал… гм… простите.
– Не извиняйтесь, Орэт Дёнуарович. В этом нет вашей вины.
– Однако я чувствую себя виноватым. Вы уделяете мне всё свободное время. Наверняка на биологическом факультете учится замечательный парень, не равнодушный к вашей красоте.
– Вы же прекрасно понимаете, Орэт Дёнуарович, дело вовсе не в красоте. Для большинства сокурсников я – девушка без московской прописки, родителей, денег и квартиры. Они смотрят на меня как на крысу, сбежавшую с корабля за коркой хлеба. А «замечательные парни» на биологическом нынче очень разборчивы или слишком инфантильны и не самостоятельны. Большинство сидит на родительских шеях лет до двадцати пяти.
Этернель посмотрел с чувством плохо скрытой жалости:
– Что же за мужики пошли… Куда их глаза глядят…
– Их глаза глядят на машину, что вы мне купили, например. Весь курс только и говорит, что я завела богатого любовника…
– Боже правый!
– Вы огорчились? Не надо! Сейчас я это исправлю! Не так уж всё и плохо. У меня будет парень! Правда, не скоро, лет через пять-шесть, но это точно, – сказала я убеждённо.
– Интересно, откуда такая уверенность?
– Когда я приехала в Москву, поселилась у дальних родственников в Кунцево. Тётя (так уж вышло) оказалась прорицательницей в третьем поколении. Она мне предсказала.
Этернель широко улыбнулся:
– Вот уж не думал, что вера в науку у вас идёт рука об руку с верой в мистическое. Откуда вы знаете, что тётка сказала правду? Может, она шарлатанка, каких сейчас пруд пруди…
– Она предсказала мне встречу с вами.
– Вот как? Расскажите, это интересно! Как её зовут?
– Жива, её зовут Жива. Не удивляйтесь, в нашем роду принято называть детей древними, языческими именами. Тётя Жива предсказала, что через три года я встречу «тридцать три». Вообще, предсказание было таким непонятным и сумбурным, что на какое-то время я совсем забыла о нём. Но незадолго до того, как я поступила на работу к вам, приехал Арий, её сын, и спросил, встретила ли я «тридцать три»? Я ответила, что нет, не
