бурку.
Молчун полил водой из бурдюка на тряпку, которую я взял в руку. Мне хотелось отдать последний долг князю. Стал отмывать его прекрасное лицо с одним уцелевшим глазом. Прекрасное, когда тряпка прикрывала пустую глазницу. И ужасное — когда я отводил тряпку в сторону, чтобы прополоскать.
— Почему князь преследовал Спенсера? — прервал я тягостное молчание.
Джанхот, стараясь не смотреть на обезображенное лицо Бейзруко, покопался в газырях на его черкеске. Вытащил один из пенальчиков. Вытряхнул оттуда две пули. Я все понял. Два характерных выступа, которые направляли патрон в канале штуцера, неопровержимо свидетельствовали: это пули от винтовки Спенсера. Ни у кого в Черкесии не было такого оружия.
— Одна пуля — из мишени, которую мы ставили, когда соревновались с инглезом на дальность выстрела. Вторая — из сердца Джамбулата, — расставил все по полочкам Молчун и добавил. — Хакким — хороший стрелок.
— Кто об этом знает?
— Вожди знают! Но они будут молчать. Им нужна помощь англичан. А еще Джамбулат им мешал. Не хотел с русскими воевать.
— Политика! — сказал я, как выплюнул.
— Она самая, — согласился Джанхот.
Мы снова замолчали. «Турок» стреножил лошадей, подошел поближе и присел на корточки.
— Вы специально гнались за нами? — снова прервал я тишину.
— Нет! Случайно вышло. Ехали в Стамбул к Сефер-бею. Давно запланировали. Услышали о вас, когда ждали корабль у Гассан-бея. Все только про тебя и говорят. Тогда и решили за вами погнаться. У реки встретили абадзинца. Ругался на тебя. Чем-то ты его напугал. Переждали бурю под скалой и с рассветом помчались в горы.
Я вернул кинжал в ножны на поясе князя. Мы завернули мертвеца в бурку. Туго перевязали верёвкой. «Турок» активно помогал. Помалкивал. Потом не выдержал и спросил:
— Почему не забрал оружие? Оно твое по праву. И конь — тоже твой.
— Приторачивайте тело к Черноглазу! — приказал я вместо ответа.
Черкесы вылупились на меня, словно привидение увидели.
— Коня не заберешь? Такого коня⁈
Я не стал комментировать. Лишь снова махнул рукой: привязывайте!
— Странный ты, урум! О тебе уже много говорят в горах. Теперь начнут еще больше!
— Еще страннее, — усмехнулся я, — слышать разговоры про досужую болтовню от человека, которого зовут Молчун!
Джанхот расхохотался.
— Давайте присядем! — предложил я. Нам было что еще обсудить.
Уселись полукругом на корточки прямо на тропе.
— У вас есть вопросы к Спенсеру? — без обиняков спросил я черкесов.
— У меня остался, — кивнул Джанхот. — До Джамбулата мне дела нет. Мой князь — Мансур. И я не Темиргой. Натухай! Но хакким меня отравил.
— А я тебя спас! — возразил я.
— Я знаю! — кивнул Молчун.
— Давай закроем эту тему, а? Инглез уедет. Больше ты его не увидишь. Отвезешь князя к сестре? Или к другой родне?
— Отвезу! — согласился Джанхот. — Решено! Если инглез уезжает, между нами нет вражды. Но если вернется, пусть знает: я буду ждать!
— А ты? — спросил я «турка».
— С вами поеду, если возьмете. Мне в Трабзон нужно.
— Поклянись, что не задумал недоброго!
— Клянусь!
— Хорошо! Иди к лошадям, готовься. Мне еще пару слов Джанхоту нужно сказать.
«Турок» отошел к коням, стал поправлять упряжь. Отвязал свой мешок от единственной вьючной лошади. Ему она была нужна меньше, чем Молчуну.
Мы с Джанхотом сидели рядом. Смотрели на горы. Может ли их вид когда-нибудь надоесть? Их первозданная мощь меня всегда поражала. Но горы Кавказского хребта — это нечто особенное. Все разные. И такие неприступные! Сколько народу их будет штурмовать без устали, считая достойным противником?
— Послушай, Джанхот! Тут вот, какое дело… Наш бой с князем… С ним не все гладко!
— Кровной мести боишься? — понял мой интерес Молчун.
— Не в мести дело! Хотя и в ней тоже. Скажи, Бейзруко чтил кодекс «уорк хабзэ»?
— Больше, чем мать с отцом! — без запинки выпалил Джанхот.
— Как ты считаешь, в нашем бою все было по чести?
Молчун задумался. У него затекли ноги. Он встал, походил и снова уселся рядом.
— Наверное, у тебя есть что сказать. Я не понимаю! Объясни!
— Бейзруко гнался за Спенсером, но напал на меня. Так? — Джанхот кивнул. — Он напал на меня, крича, что хочет завладеть моими револьверами, которые ему приглянулись. Так?
Джанхот снова кивнул:
— Он про эти револьверы всем уши прожужжал! Но в чем подвох? Ты стоял у него на пути. Он хотел заполучить добычу. Какой черкес откажется от своей мечты⁈ — он задумался и повторил. — Не пойму, в чем подвох. Куда ты клонишь?
— А еще он крикнул, что я — слабак. Так?
Джанхот снова кивнул. Его лицо озарила искра догадки. Я не стал дожидаться, пока он сам ее озвучит. Сказал, как припечатал:
— Князь, который предложил в ауле мне свою дружбу, которому я не сделал ничего плохого и который, вроде как, жил по рыцарскому кодексу, напал на слабого врага, чтобы завладеть его имуществом. Как пропащий абрек! Как шакал!
Джанхот вскочил на ноги и зашипел. Прозвучало страшное оскорбление! И некому было на него ответить. Он схватился за свой кинжал и с угрозой уставился на меня. Я не сдвинулся с места. Так и сидел на корточках, глядя на горца снизу вверх.
— Не спеши доставать кинжал, воин! Я все хочу устроить по чести!
Молчун сверлил меня взглядом. Потом успокоился и присел на корточки рядом.
— Что предлагаешь? — спросил хрипло.
— Всем скажем, что был поединок. Я вызвал. Не он. Нет урона чести в таком вызове. Он меня уважил, и мы бились на бурке. Я победил. Есть только одна загвоздка. Рана. Она не рубящая, а колющая. А в поединке положено рубить.
— Так бывает! — задумчиво заметил Джанхот. — В поединке всякое бывает. Мог случайно напороться. В крайнем случае, я подтвержу.
Он хлопнул себя по колену.
— Ну и хитрый же ты, урум! Если был поединок, нет основания для кровной мести!
Я согласно кивнул. Все слова сказаны. Более задерживаться не стоило.
Мы уселись на коней. Пришла пора разъезжаться: «турок» со мной — к леднику, Джанхот с телом Бейзруко — обратно в Черкесию.
Прежде чем разъехаться, Молчун спросил:
— Как теперь тебя называть? Ты больше не безымянный урум. Ты — победитель
