горные тропинки. Это были замерзшие ручьи. Несколько таких, еще не скованных льдом, мы миновали. Они стекали в глубокую расселину, чтобы дать жизнь одной из быстрых рек, прорывавшихся через долины и скалы к Черному морю. Его еще можно было легко рассмотреть, если обернуться назад — ярко-синий сапфир в оправе из желто-красно-зеленых холмов. Отсюда, из этого безжизненного края, буйство осенних красок у побережья казалось каким-то абстракционистским полотном.
Подъехали к полноводной быстрой реке, от которой ощутимо тянуло холодом. От нее уже можно было рассмотреть подход к перевалу.
— До Сванетии отсюда километров пять, не больше. Вроде, недалеко, а неделю можно провозиться, — «обрадовал» нас Софыдж, сплевывая в воду.
— Здесь глубоко? — поинтересовался Спенсер.
— Переберемся, — легкомысленно ответил наш проводник.
Пастух привязал длинную веревку к седлу катера и криками загнал его в реку. Удивительно флегматичная лошадь зашлепала копытами к другому берегу. Вода порой доходила ей до брюха, но она не останавливалась. Инстинкт гнал ее вперед.
Когда лошадь вышла на сушу, пастух остановил ее, натянув веревку. Привязал ее к седлу своего коня. Махнул нам рукой: мол, шнель, шнель, вперед!
— Давай! — приказал я Софыджу.
— Почему я⁈ — вызверился проводник.
— Делай свою работу, абрек! — я наехал на его коня, твердо глядя в глаза. Рука опустилась на рукоять револьвера.
— Чертовы урумы! А этот самый бешеный! — ругался Софыдж, заводя свою лошадь в воду. — Чуть что, за пистолет хватается.
Катер не шелохнулся, пока проводник пересекал реку, придерживаясь за веревку, натянутую между двух берегов. Миновал стремнину, ног не замочив. Ловко задрал их на седло в самом глубоком месте. Но все равно был недоволен.
— Катера к седлу привяжи и веревку! — закричал пастух.
Софыдж неохотно повиновался.
Пришла очередь Спенсера. Он взял в руку поводья вьючной лошади и конной парой в колонну отправился в воду. Переправился легко, только ноги в ледяной воде искупал. Ему не удалось их поджать в глубоком месте, как сделал Софыдж. Я и не пытался проделать такой трюк. Не с моими навыками держаться в седле. Мне еще до наездника в цирке — как до Пекина раком. Хорошо хоть переправился на другой берег, не шлепнувшись в воду.
— Я не понимаю! — жалобно простонал Спенсер, стуча зубами от холода. — Клапрот в своей книге писал о сорокакилометровой долине с речушкой Теберда[3], вдоль которой можно проникнуть в Сванетию из Карачая.
— Как можно перейти Главный Кавказский Хребет, минуя перевалы? Взгляни, Эдмонд! Мы у подножия Эльбруса!
На скалах мелькнуло и пропало стадо горных козлов с длинной шерстью, ногами как у оленей и изогнутыми рогами. Спенсер назвал их «каменными козлами». Странное название!
Англичанин выглядел не воодушевлённым, а испуганным и уставшим. Его не радовали ни суровая красота скал, ни близость величественного Эльбруса с его двойным пиком, возвышавшимся над всей цепью гор. Предстоящее конное восхождение его пугало. Еще эти палки с железными наконечниками. Вымокшие ноги. И ненадежный проводник, испуганно косящийся на мои револьверы. Есть отчего прийти в отчаяние!
— Едем! — скомандовал я, помахав на прощание пастуху.
Он не торопился. Аккуратно вытягивал, скручивая в кольцо, отвязанную Софыджем веревку. Бесстрастно смотрел нам вслед, словно прикидывал: достанется ему штуцер Спенсера или нет через недельку-другую. Вдруг мы погибнем под камнепадом?
Мы надели, чтобы согреться, свои красные накидки на меху и тронулись в путь по каменным осыпям. По сторонам не глазели. Языки первых ледников никого не возбудили. Террасы сменяли одна другую. Нас окружало безмолвие. Утих даже ветер.
Вдруг тишину разорвал непонятный шум наверху. И тут же возле нас раздался громкий треск. Нас в одно мгновение поглотила белая мгла.
[1] У карачаевцев существует сложная процедура разделки и подачи мяса барашка. Оно делится на мужскую и женскую доли.
[2] Авторы впервые не уверены, что не вводят читателей в заблуждение. Описывая свой поход через горы в 1834 г., Ф. Ф. Торнау называл «катером» лошадь своего проводника, которая была приспособлена для поездок по крутым горным тропам и снежной целине. Предполагаем, что речь шла о карачаевской горной породе.
[3] Г.-Ю. Клапрот, действительно, писал, ссылаясь на труды предшественников, об этой долине, называя ее Куманскими воротами. Она, по его словам, располагалась между Эльбрусом и горой Джумантай.
Глава 16
Рождение Зелим-бея
В нескольких десятках метров от нас с вершины нависавшей над каменной осыпью скалы сорвалась часть снежной шапки. Слава Богу, не лавина. Но и этой кучи льда нам бы хватило за глаза. Мы избежали смертельной опасности.
Лошади тоже так считали. Они били копытами, хрипели, пятились назад. Даже привыкший к горам катер был возбужден и мотал головой, будто говорил: нет, дальше не пойду. Стоило немалых трудов успокоить коней.
— Это знак! — закричал Софыдж.
— Не ори! — я цыкнул на него, делая страшные глаза. — В горах нельзя кричать!
— Я не поеду дальше! Боги нас предупредили! — продолжил напряженным шепотом наш проводник. Абадзинец был перепуган не на шутку.
— Что он говорит? — так же шёпотом спросил Спенсер, наглаживая своего коня по шее. Видимо, вспомнил уроки тестя Аслан-Гирея.
— Не хочет ехать дальше! Испугался!
— Предложи ему золото! Без проводника мы пропали!
Я попробовал обойтись без этого. Напомнил Софыджу про обещание нас доставить до Сванетии, данное Гассан-бею. Прямо обвинил его в трусости, хотя, во избежание конфликта, не стал называть его женщиной. Но абадзинец был неумолим. Лишь хмыкнул на слова о будущей мести адлеровского князя.
— Черкесия большая! Перезимую на побережье рядом с русскими, а потом на Кубань подамся!
— Как же ты вернешься? Как реку один перейдешь?
— Как-нибудь переберусь. Я место переправы запомнил… И не вздумай хвататься за свои пистолеты. Меня ими сейчас не напугаешь! Выстрелишь — вас камнями накроет!
Он поворотил своего коня, не удосужившись попрощаться и стал спускаться.
Я не стал трогать револьверы. Этот мараз был прав, стрелять в горах себе дороже.
Недаром я его подозревал. Думал нападет, чтобы завладеть нашим добром. Но все оказалось проще. Эта двуличная скотина просто был трусом. При первом признаке опасности сбежал, не задумываясь. Возможные последствия его сейчас не волновали. Об этом он подумает, когда окажется в безопасности. А сейчас для него главное — это спасти свою шкуру. Странный выбор Гассан-бея. Быть может, он хотел, чтобы мы остались в горах?
— Что будем делать? — спросил я Эдмонда.
Англичанин стоял бледный, отчетливо