Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он закричал. Громко и надрывно. Этот жуткий крик разлился по всему зданию, наполнив его ужасом, страданием и болью.
Именно так когда-то кричала овечка по имени Лола.Борис плохо соображал, что происходит. Он бежал, задыхаясь, по ночному городу, и чей-то печальный голос, похожий на голос Циклопа, глухо звучал в самой глубине его сердца, отражаясь от его стенок, как в каменном мешке:
– Что ты наделал, Боря… Что ты наделал…
На безлюдном перекрестке Бориса вырвало прямо на мокрый тротуар. Он ткнулся лицом в водосток и еще долго так стоял, дрожа на ветру то ли от холода, то ли от омерзения и презрения к самому к себе и к собственному бессилию. Он больше не хотел бороться со своей, написанной кем-то судьбой, не желал опять догадываться о том, о чем давно знал. Он устал. Жизнь разворачивала перед ним десяток разных дорог, и он выбирал одну, надеясь, что она приведет его совсем не туда, куда могли бы привести остальные девять. Но он всегда шел в одном и том же направлении. Он неизменно оказывался там, где ему суждено было оказаться, и делал то, что ему было предписано сделать. Сейчас ночной Ташкент раскатывал под его ногами десяток похожих друг на друга улиц, и ему уже не нужно было утруждать себя выбором. Любая приведет его туда, куда и должна привести – на кладбище.
Сейчас, как и в тот странный вечер, лепивший из беспамятства и отчаяния новый поворот в его судьбе, Борис не понимал, какая сила управляет его телом и поступками. Тот странный, необъяснимый путь из архива со старухой-уборщицей – к больнице с воскресшей Галинкой был как две капли воды похож на эту ночную дорогу сквозь редкие огни и пустынные переулки – к погосту.Боря сумел отдышаться и немного прийти в себя, только когда уже очутился среди настороженно застывших надгробий, утопающих в тишине этой скорбной ночи. Он стоял, в растерянности и страхе озираясь по сторонам, ежась от тяжелого, укоризненного дыхания могильных плит, силясь понять, зачем нарушил их сырой и мрачный покой. Теперь, когда ноги принесли его туда, куда он и должен был попасть по предсказанности событий, он вдруг растерялся: «Зачем? И что дальше?»
Борис почувствовал, что разом пришел в себя. Вмиг свалился с его плеч груз безумия и обреченности. Ухнул вниз ледяной волной, остудив голову, грудь, колени, ушел ручьем в мокрый песок и уступил место животному страху.
«Что я наделал?.. Что я наделал?!.»
У него перед глазами корчился в агонии сторож, в ушах звенел иезуитским набатом упавший на пол металлический прут, а над всей этой картиной мучительной смерти дрожал и рассыпался в зловонном, сыром воздухе смех проклятой старухи.
«Зачем я сюда пришел? Что теперь будет со мной? Что станется с Галинкой, с Циклопом и с моим маленьким сыном?»
Борис упал на колени посреди угрюмых могил и зарыдал. Слезы хлынули из глаз неудержимым потоком и тяжело падали на одежду, на простертые руки, на землю. Их накопилось очень много с тех пор, как он плакал в крохотном лазарете детского дома почти четверть века назад.
И тут Борис сделал то, что никогда не предполагал сделать и даже не мог представить, что способен на такое. Он подставил лицо моросящему, жестокому небу и закричал:– Господи! Сжалься надо мной! Прости меня за то, что я так и не нашел правильного пути, не увидел его! А ведь он скорее всего был самым заметным! Порви этот проклятый круг, Господи! Потому что только ты можешь сделать это!..
В тот же миг земля вспыхнула слабым фосфорицирующим сиянием, задрожала тусклыми языками пламени, похожими на равнодушные горящие язычки газовой конфорки.
Через мгновение тягучий неяркий свет уже стелился по всей земле вокруг Бориса как туман. Он окутывал его колени, заползал в ладони, норовил нырнуть под рубашку. Этот странный свет клубился над могилами, лизал основания надгробий, выдергивая из сырой мглы имена и даты.
Прямо перед Борисом, в полуметре от его лица появилась из тьмы, как на фотоснимке в лотке с проявителем, мрачная поверхность плиты. Открыв рот, словно задыхаясь в агонии, едва сдерживая рыдание, клокочущее в горле, Боря застыл в ледяном ужасе.
На возникшей из темноты плите клубящийся свет равнодушно облизывал черные острые буквы: «ГРИГОРЬЕВ БОРИС МАКСУДОВИЧ»… и дату: 1939–1948.
Поблескивая глянцем, на Бориса смотрела с плиты маленькая фотография, сделанная примерно через месяц после того, как он обрел такую долгожданную и родную семью Максуда Хаитова.
– Трагически погиб… – прочитал Боря, шевеля онемевшими губами, и застонал.
Клубы холодного света поднимались все выше и выше, окутывая надгробие со всех сторон и распадаясь на тысячи рваных хлопьев.
В этом жутком фосфоресцирующем сиянии Борис стоял на коленях на собственной могиле и подвывал от отчаяния и страха.
Через пять минут к нему вернулась способность соображать. Он лихорадочно провел ладонью по плите и убедился, что надгробие с его именем и фотографией не мираж и не плод его больного воображения.
«Вот и ответ! – стукнуло в голове. – Вот и ответ на все загадочные и неразрешимые вопросы! Мое место – на кладбище! «А того не знает, дурачок, что он давно уж – там!» От меня нет нужды избавляться ни Циклопу, ни Матвею, ни Галинке, ни кому бы то ни было еще, потому что меня уже похоронили ! Все честь по чести – и могила, и надгробие, и даже фотография! Когда же это произошло?..»
Борис наклонился к плите, вглядываясь в дату.
«Это – тот самый день землетрясения! Кому-то было очень нужно считать меня погибшим вместе с настоящей Галинкой! Но Циклоп говорит, что землетрясения не было и настоящая Галинка – жива! Тогда откуда взялась эта могила с холодным пояснением – «Трагически погиб…»?»
И еще одно зловещее пророчество вспомнилось ему сейчас:...«В твоем круге жизни все будет – дважды. Тебя даже похоронят – дважды. В первый раз все узнают о том, что ты не умер, а во второй ты сам не узнаешь о том, что умер…»
Борис тяжело поднялся с земли. Он стоял, покачиваясь, среди ледяного безмолвия и силился понять, какие нелепые и жуткие катаклизмы загнали его судьбу в этот крохотный угол на старом ташкентском кладбище.
Только сейчас, при всплывающем свечении, похожем на испарения пролившейся на землю луны, он увидел знаки памяти , оставленные возле его собственного надгробия, разглядел пожухлые венки – один большой и массивный, другой – поменьше, похожий на подкову волшебной лошади, обронившей ее в какой-то таинственной, торопливой скачке. Что-то неуместное и странное было в этих траурных атрибутах. То, что должно было хоть как-то объяснить происхождение этой таинственной могилы, на деле покрывало его еще более жуткой тайной. Выцветшая, грязная лента на маленьком венке сохранила надпись:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров - Екатерина Неволина - Ужасы и Мистика
- Серебряный крест - Елена Садыкова - Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Черная книга смерти - Гордон Далквист - Ужасы и Мистика
- Моё! - Роберт МакКаммон - Ужасы и Мистика
- Тонкий Человек - Дубинина Александровна - Ужасы и Мистика
- Король в Желтом - Роберт Уильям Чамберс - Разное / Ужасы и Мистика
- Твои карие глаза - Валерий Цвет - Короткие любовные романы / Любовно-фантастические романы / Ужасы и Мистика
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Вкус заката - Елена Логунова - Ужасы и Мистика