ангелы прощают грешников и говорят им: «Оставь это».
– И влюбленные женщины…
– Они и есть ангелы.
Я натянуто улыбнулась, погладив Стивена по колючей щеке. Какой я ангел, если именно он, подобно хранителю, спасает меня в который раз?
Он перевел взгляд на мою руку:
– Браслет? Тот самый, что я подарил?
Кивнув, позволила ему рассмотреть украшение.
– Почему не продала его?
Удивление обижало.
– Не смогла.
Стив резко выдохнул, снял очки, сжал переносицу. Вновь надел их и отвернулся. А я поспешила сменить тему: заговорила о творчестве Grape Dreams. Похвалила недавнее выступление с песней «Солнечный свет» и предложила записать «Цветочные облака», раз ему понравилась моя мелодия. Я больше не злилась, что он извлек выгоду из расставания. Для артиста лучшая терапия – написать песню. Ему тоже было больно.
Закончив с едой, мы переместились на кровать, удобно расположившись среди подушек, и Рэтбоун спросил:
– Ты веришь в «раз и навсегда», Ари? Когда я не смог забыть тебя, – он накрутил на палец мой локон, – поверил.
К горлу подкатила обжигающая волна. Выступили слезы. Я посмотрела на веселого Стивена, до боли прикусив губу. Думаю, в моем взгляде собралась невысказанная боль, потому что он замолк на полуслове.
Рэтбоун говорит про судьбоносную встречу мне? Девушке, которая надеялась на «раз и навсегда» с ним?! Позже, в Чикаго, страдания по вокалисту рок-группы показались глупостью. Но когда-то я верила! В любовь, в его слова, в счастье!
Лицо горело. Я отвернулась, выдохнула. Злость быстро отступила, а силы покинули. Чересчур много эмоций, истощенный организм перегрелся.
Смахнув слезы, я ровным тоном произнесла:
– Моя теория проста: человек остается в сердце, если мы его полюбили. Он может поменять роль: из любимого стать родным, из родного – воспоминанием. Выгнать кого-то из сердца невозможно, но перевести в другой ранг – вполне. Когда-нибудь и мы переведем друг друга: в бывших возлюбленных или родных людей.
Притянул к себе. Его уверенные руки, крепкое тело, горячее дыхание. Все твердило о безопасности и помогало понемногу отпускать боль.
– Ты родная мне, Ари.
– Родные – твои родители: они давно любят и ценят друг друга. Вечный союз. Почему ты так смотришь?
Стивен хмурился. Свечи отражались в стеклах его очков.
– Ты сказала: «Твои родители».
– Ну да, у тебя хорошие родители? – Я дернула плечами.
В солнечном сплетении закололо. Опасный оборот.
– Мои – да. Они фермеры в Техасе. А кто твои родители?
– Ты знаешь…
Ох, не порть вечер! Ладно, я испортила, незачем было откровенничать.
– В том-то и дело, я ничего не знаю! – Он повысил голос, но старался говорить мирно. Проворчал: – Таинственный бизнесмен… Он не ищет тебя! Разве это нормально?
– Я сменила имя.
Стивен тяжело вздохнул, будто говорил с неразумным ребенком.
– Мне казалось, мы начнем доверять друг другу…
– Что-что, казалось? – Извини, дорогой, но обещание, данное себе несколько лет назад, я нарушать не собиралась. – По твоей логике, я должна все рассказать. Должна. Просто так. Потому что ты, черт возьми, соизволил дать отношениям вторую попытку!
– Вторую попытку дала ты. Не заводись.
Его спокойный голос – куплет. Что ж, мой припев будет громким:
– И это дает право спрашивать?! Закрой навсегда тему о родителях! О моей прошлой жизни! Ты принял меня, так уважай мой выбор!
Стивен молчал. Я уставилась на свечи. Они плясали из-за легкого ветерка. Усмехались, словно шептали: «Испорченная. Отвратительная».
– Ари, прости. Мне хочется защитить тебя. Вижу твою хрупкость и забываю, какая сильная ты внутри.
Я стиснула зубы. Сильная! Тогда бы я все рассказала и не боялась остаться в его памяти жертвой. Назовет ли он меня сильной, если увидит в депрессивном эпизоде, в ломке, в… Нужно догнаться. Вернуть легкость. Я вскочила. Он здесь… Как я могу? Нет…
Забыть. Забыть-забыть-забыть!
Я кинулась к Стивену и поцеловала. Достаточно разговоров. Отвыкнув от нежности, я была напориста: прикусывала его шею, расстегивала пуговицы, дергала ремень.
– Мы не съели десерт, Ари.
– Я твой десерт…
Стивен мягко отстранился. Я упала на простыни, сжав лепестки роз. Какого черта?! Он отнес на кухню пустые тарелки и принес новые – с чизкейком. Сел на ковер, а я осталась на кровати, не притронувшись к еде.
– Мы не договорили. Я не все тебе сказал.
– Не надо…
– Выслушай, пожалуйста, – сдавленно попросил он, и я волнами испытала тревогу – за него. – Ари, мне невыносимо, что наша первая за долгие годы близость случилась не в романтичной обстановке. Я очень… сожалею… – В голосе звенело раскаяние. – Стереть бы эту ошибку, как и ту, что я совершил три года назад. И плевать мне, почему ты сбежала из дома. Главное, ты рядом. – Он сел ко мне и погладил запястье. Я накрыла его ладонь своей. – Мне бы хотелось исправить то, что случилось. Но единственное, что я могу – это любить тебя. – Прошептал: – Всю тебя. Ты теперь не девчонка, Ари, ты изумительная женщина. – Он замолчал, мягко улыбаясь. – Ты повзрослела…
Не выдержав, я фыркнула.
– Сохранила свет…
Я фыркнула громче.
– Мы перешагнем через преграды вместе. Так мы должны были перешагнуть мой контракт и твои секреты. – Он посадил меня на свои колени и добавил: – Верю, ты расскажешь мне правду, когда-нибудь.
Никогда, Стивен. Никогда.
Ему не надо терзаться. В то время мы и обстоятельства были другие.
– Не упрекай себя, Стив. На твоем месте я бы поступила так же.
– Ангел, не оправдывай грешника.
СТИВЕН
Лепестки роз запутались в ее волосах. Я сдержался от идеи скорее избавить Аристель от платья. Сегодня ее ждет ночь любви.
Я надел очки, чтобы видеть идеально даже в полумраке, и любовался румяными щеками Ари, рассматривал каждую родинку и шрамик. Словно пытался восполнить в памяти пробелы. Тяжелые вздохи один за другим вырывались из ее груди. Ари устала лежать: выдернула мою рубашку из брюк, расстегнула ремень.
Аристель и раньше хотела всего, сразу и скорее, по неопытности. Теперь торопилась из-за привычки – чужое удовольствие на первом месте.
– Стив… – простонала она.
– Не торопись.
Ловила губами воздух, терлась бедрами о мои, гладила торс – все, чтобы заставить действовать решительнее. Так ничего и не поняла… Успела привыкнуть: мужчины ни во что ее не ставят. Она не более чем игрушка для удовольствия. И позволяет, забыв, как это – иначе. Я покажу, вернее, напомню: иначе – когда любят, ценят, думают о партнере.
Я помнил, с какой нежностью она позволяла мне овладевать ею снова и снова: мы занимались любовью в самом чистом и порочном смысле. А на полу в коридоре она давала трахать себя. Я испугался, что потерял ее навсегда. И решил возвращать.
