Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не поняли ничего дураки. Посмотрели, посмотрели и разошлись по своим делам.
Простоял старый дьявол день на каланче, простоял другой – всё говорил. Захотелось ему есть. А дураки и не догадались хлебца ему на каланчу принесть. Они думали, что если он головой может лучше рук работать, так уж хлеба-то себе шутя головой добудет. Простоял и другой день старый дьявол на вышке – всё говорил. А народ подойдёт, посмотрит-посмотрит и разойдётся Спрашивает и Иван:
– Ну, что господин, начал ли головой работать?
– Нет ещё, – говорят, – всё ещё лопочет.
Простоял ещё день старый дьявол на вышке и стал слабеть; пошатнулся раз и стукнулся головой об столб. Увидал один дурак, сказал Ивановой жене, а Иванова жена прибежала к мужу на пашню.
– Пойдём, – говорит, – смотреть: говорят, господин зачинает головой работать.
Подивился Иван.
– Ну? – говорит.
Завернул лошадь, пошёл к каланче. Приходит к каланче, а старый дьявол уж вовсе с голоду ослабел, стал пошатываться, головой об столбы постукивать. Только подошёл Иван, спотыкнулся дьявол, упал и загремел под лестницу торчмя головой – все ступеньки пересчитал.
– Ну, – говорит Иван, – правду сказал господин чистый, что другой раз и голова затрещит. Это не то что мозоли, от такой работы желваки на голове будут.
Свалился старый дьявол под лестницу и уткнулся головой в землю. Хотел Иван подойти посмотреть, много ли он работал, вдруг расступилась земля, и провалился старый дьявол сквозь землю, только дыра осталась. Почесался Иван.
– Ишь ты, – говорит, – пакость какая! Это опять он! Должно, батька тем – здоровый какой!
Живёт Иван и до сих пор, и народ весь валит в его царство, и братья пришли к нему, и их он кормит. Кто придёт скажет:
– Корми нас.
– Ну что ж, – говорит, – живите – у нас всего много.
Только один обычай у него и есть в царстве: у кого мозоли на руках – полезай за стол, а у кого нет – тому объедки.
Много ли человеку земли нужно
I
Приехала из города старшая сестра к меньшей в деревню. Старшая за купцом была в городе, а меньшая за мужиком в деревне. Пьют чай сёстры, разговаривают. Стала старшая сестра чваниться – свою жизнь в городе выхвалять: как она в городе просторно и чисто живёт и ходит, как она детей наряжает, как она сладко ест и пьёт и как на катанья, гулянья и в театры ездит.
Обидно стало меньшей сестре, и стала она купеческую жизнь унижать, а свою крестьянскую возвышать.
– Не променяю я, – говорит, – своего житья на твоё. Даром что серо живём, да страху не знаем. Вы и почище живёте, да либо много наторгуете, либо вовсе проторгуетесь. И пословица живёт: барышу наклад – большой брат. Бывает и то: нынче богат, а завтра под окнами находишься. А наше мужицкое дело вернее: у мужика живот тонок, да долог, богаты не будем, да сыты будем.
Стала старшая сестра говорить:
– Сытость-то какая – со свиньями да с телятами! Ни убранства, ни обращенья! Как ни трудись твой хозяин, как живёте в навозе, так и помрёте, и детям то же будет.
– А что ж, – говорит меньшая, – наше дело такое. Зато твёрдо живём, никому не кланяемся, никого не боимся. А вы в городу все в соблазнах живёте; нынче хорошо, а завтра подвернётся нечистый – глядь, и соблазнит хозяина твоего либо на карты, либо на вино, либо на кралю какую. И пойдёт всё прахом. Разве не бывает?
Слушал Пахом – хозяин – на печи, что бабы балакают.
– Правда это, – говорит, – истинная. Как наш брат сызмальства её, землю-матушку, переворачивает, так дурь-то в голову и не пойдёт. Одно горе – земли мало! А будь земли вволю, так я никого, и самого чёрта, не боюсь!
Отпили бабы чай, побалакали ещё об нарядах, убрали посуду, полегли спать.
А чёрт за печкой сидел, всё слышал. Обрадовался он, что крестьянская жена, на похвальбу мужа навела: похваляется, что, была б у него земля, его и чёрт на возьмёт.
«Ладно, думает, поспорим мы с тобой; я тебе земли много дам. Землёй тебя и возьму».
II
Жила рядом с мужиками барынька небольшая. Было у ней сто двадцать десятин земли. И жила прежде с мужиками смирно – не обижала. Да нанялся к ней солдат отставной в приказчики и стал донимать мужиков штрафами. Как ни бережётся Пахом, а либо лошадь в овсы забежит, либо корова в сад забредёт, либо телята в луга уйдут – за всё штраф.
Расплачивается Пахом и домашних ругает и бьёт. И много греха от этого приказчика принял за лето Пахом. Уж и рад был, что скотина на двор стала, – хоть и жалко корму, да страху нет.
Прошёл зимой слух, что продаёт барыня землю и что ладит купить её дворник с большой дороги. Услыхали мужики, ахнули. «Ну, думают, достанется земля дворнику, замучает штрафами хуже барыни. Нам без этой земли жить нельзя, мы все у ней в кругу». Пришли мужики к барыне миром, стали просить, чтоб не продавала дворнику, а им отдала. Обещали дороже заплатить. Согласилась барыня. Стали мужики ладить миром всю землю купить; сбирались и раз и два на сходки – не сошлось дело. Разбивает их нечистый, никак не могут согласиться. И порешили мужики порознь покупать, сколько кто осилит. Согласилась и на это барыня. Услыхал Пахом, что купил у барыни двадцать десятин сосед и она ему половину денег на года рассрочила. Завидно стало Пахому: «Раскупят, думает, всю землю, останусь я ни при чём». Стал с женой советовать.
– Люди покупают, надо, – говорит, – и нам купить десятин десяток. А то жить нельзя: одолел приказчик штрафами.
Обдумали, как купить. Было у них отложено сто рублей, да жеребёнка продали, да пчёл половину, да сына заложили в работники, да ещё у свояка занял, и набралась половина денег.
Собрал Пахом деньги, облюбовал землю, пятнадцать десятин с лесочком, и пошёл к барыне торговаться. Выторговал пятнадцать десятин, ударил по рукам и задаток дал. Поехали в город, купчую закрепили, деньги половину отдал, остальные в два года обязался выплатить.
И стал Пахом с землёй. Занял Пахом семян, посеял покупную землю; родилось хорошо. В один год выплатил долг и барыне и свояку. И стал Пахом помещиком: свою землю пахал и сеял, на своей земле сено косил, со своей земли колья рубил и на своей земле скотину кормил. Выедет Пахом на свою вечную землю пахать или придёт всходы
- Ручей, ведущий в жизнь - Эмиль Олегович Абрамович - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза
- Севастопольские рассказы - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Сеть мирская - Федор Крюков - Русская классическая проза
- Благо Любви - Толстой Лев Николаевич - Русская классическая проза
- Фальшивый купон - Толстой Лев Николаевич - Русская классическая проза
- Ассирийский царь Асархадон - Толстой Лев Николаевич - Русская классическая проза
- Санчин ручей - Макс Казаков - Русская классическая проза
- Простая милость - Уильям Кент Крюгер - Русская классическая проза
- Басни - Крылов Иван Андреевич - Прочее
- Лучшие басни для детей - Иван Крылов - Русская классическая проза