специальные познания — в данном случае чисто военные, —он терялся. На этот раз апатия овладела им с середины сентября после того, как пятидневный шторм разметал русскую эскадру Войновича, посланную из Севастополя к Варне: один корабль затонул, другой был отнесен бурей к Константинополю и попал в плен, остальные получили значительные повреждения. Это несчастье повергло Потемкина в уныние. Он совершенно пал духом, писал императрице, что следует временно оставить Крым для сосредоточения сил, что он хочет сдать дела Румянцеву и приехать в Петербург и т. д. Екатерина II успокаивала своего любимца с замечательным терпением и тактом: «Не унывай и береги свои силы, Бог тебе поможет, а Царь тебе друг и подкрепитель; и ведомо, как ты пишешь и по твоим словам проклятое оборонительное состояние; и я его не люблю; старайся его быстрее оборотить в наступательное, тогда тебе, да и всем легче будет… Оставь унылую мысль, ободри свой дух, подкрепи ум и душу… Ничто не пропало; сколько буря была вредна нам, авось либо столько же была вредна и неприятелю; неужели ветер дул лишь на нас?» Но Потемкину нужен был более сильный толчок, чем слова, и таким толчком стало известие о Кинбурнском сражении.
С раннего утра 1 октября бомбардировка Кинбурна турками многократно усилилась. В девять часов утра на восточной стороне косы показались отряды запорожцев, из числа бежавших в Турцию после перехода Сечи в 1775 году под монаршую руку. Аванпосты донских казаков вначале приняли их за русских беглецов, но быстро обнаружили свою ошибку и отогнали их. Однако наступление запорожцев было лишь демонстрацией. В это же время на западной стороне началась высадка турок под руководством французских офицеров. Одновременно с высадкой турки вбивали в морское дно сваи для прикрытия кораблей.
Суворов спокойно слушал обедню вместе с офицерами. Когда ему доложили о десанте, он распорядился не мешать туркам:
— Пусть все вылезут.
Пять с половиной тысяч янычар высадились на Кинбурнской косе и начали неторопливо продвигаться вперед, копая по мере продвижения ложементы (траншеи) поперек косы. Французские офицеры отлично использовали характер местности. К полудню 14 или 15 ложементов укрепили турецкие позиции. В полдень турки на глазах у русских помолились, совершили омовение и двинулись вперед. Им не мешали, и они остановились в полуверсте от форта.
Поскольку у турок не было конницы, то Суворов построил войска не в каре, а в линию; кавалерия разместилась на берегу. К трем часам дня к русским подошли последние подкрепления, и Суворов подал знак к бою: залп из всех орудий. Казаки быстро перекололи турецкий авангард, пехота погнала янычар к ложементам, невзирая на огонь 600 пушек турецкого флота. Гренадеры генерала Река с ходу взяли 10 ложементов, но затем коса сузилась, и упорство турок возросло. Орловский полк, стоявший в первой линии, сильно поредел. Суворов ввел в бой вторую линию и резерв, однако турки не только удержались, но и взяли назад все ложементы.
Теперь губительный огонь турецких кораблей во фланг русским ощущался гораздо сильнее. Пехота, отстреливаясь и отбиваясь штыками от наседавших янычар, пятилась назад к Кинбурну. Под Суворовым ранило лошадь, и он отступал пешим, находясь в первых рядах арьергарда. Был момент, когда он отстал от солдат и оказался один. На него бросились сразу три янычара. Суворову грозила неминуемая гибель, но мушкетер Новиков подоспел на его зов о помощи, застрелил одного турка, заколол другого и бросился на третьего, который в ужасе бежал. Опасность, грозившую командиру, заметили и остальные гренадеры. С криком: «Братцы: генерал остался позади!» — они ударили на турок в штыки и вновь забрали несколько ложементов. Но здесь, как на беду, у русских кончились патроны, а турки вели огонь двойными пулями. Их флот совсем приблизился к берегу и осыпал русских бомбами, ядрами и даже картечью. Пехоту вновь выручил Ломбард: безумной атакой он заставил отойти 17 турецких судов, да и крепостная артиллерия потопила четыре лодки. Все же русским пришлось отступить почти до Кинбурна, бросив несколько орудий.
Солнце клонилось к закату, а положение русских не улучшалось. Генерал Рек был ранен и вынесен из боя еще в начале сражения; теперь тяжелую картечную рану в бок, ниже сердца, получил и Суворов. Он поминутно терял сознание, но запретил говорить ему о эвакуации. Приходя в себя, Александр Васильевич видел необычную картину: быстрое отступление русских, бешеные атаки турок на штыках («с такими молодцами я еще не дрался», — заметит он после боя), возбужденных дервишей, беснующихся между шеренгами янычар и призывающих гнев Аллаха на головы неверных… Казалось, он один еще не считал дело потерянным. С помощью казака Александр Васильевич сел на лошадь и отъехал на пригорок, откуда его белая, с кровавым пятном на боку рубашка была хорошо видна всем. Солдаты, увидев его, приободрились, хотя Суворов после нескольких слов и взмахов рукой падал без чувств на руки казака. «Бог дал мне крепость, я не сомневался», — вспоминал Александр Васильевич.
В Кинбурн было послано за теми, кого еще можно было собрать: набрались батальон и легкоконная бригада. Эти 300 человек решили исход дела. Батальон ударил с фронта, казаки — с флангов, погнав турок на оконечность косы. Гассан-паша приказал отвести корабли в море, чтобы вдохнуть мужество в десант, но это только усилило отчаяние янычар, потерявших всякую надежду на спасение. Русская картечь производила страшные опустошения в их рядах. Турки бросались в море и гибли сотнями. С наступлением темноты турецкая эскадра прекратила огонь. Почти все оставшиеся на косе турки были переколоты, лишь немногие добрались до свай и, коченея в воде, дождались утра, когда были подобраны подошедшими к берегу турецкими кораблями (одно судно утонуло от перегрузки).
Суворов под конец боя получил еще одну рану — в руку навылет. Есаул Кутейников промыл рану морской водой и перевязал галстуком. До конца боя Александр Васильевич держался в седле.
Турецкий десант был полностью уничтожен. На косе осталось 1500 янычар. Еще больше их утонуло. Потом море долго выкидывало на берег посиневшие, раздутые тела в шароварах. Корабли Гассан-паши подобрали 600 или 700 человек, большей частью раненых; в живых из них осталось 130 человек, остальные умерли от ран и горячки.
Победа была бы еще более полной, если бы русская эскадра поддержала сухопутные силы хотя бы под конец боя. Но за исключением лодки Ломбарда русские корабли в сражении не участвовали.
Русские потеряли убитыми и умершими от ран 250 человек, ранеными — около 800.
2 октября Суворов построил войска на благодарственный молебен. Большинство раненых было в строю. Вслед за молебном раздались победные залпы орудий. Очаковские турки, высыпавшие на берег,
