пространство.
– А теперь ложись на спину. Я хочу посмотреть, как ты будешь извиваться, когда я впервые попробую тебя на вкус.
22
Кейд
– Значит, тебе говорить можно, а мне – нет? – она скрещивает руки на груди, но на лице появляется легкая улыбка. Именно такой вид мне и нравится, а не подавленный, с которым она ушла несколько минут назад.
Для девушки с таким характером у нее серьезный случай неуверенности в себя. И я намерен прояснить для нее это вопрос.
– Мне нравится слушать тебя, Ред. – Я прокрадываюсь к ней в комнату, не упуская из виду, как она сжимает бедра. Я ухмыляюсь, потому что знаю, что она получила удовольствие от минета. Лучший минет в моей жизни, потому что ни одна девушка еще настолько не увлекалась.
– Но когда ты говоришь о том, что не соответствует действительности, я злюсь. Ты что-то придумываешь в своей хорошенькой головке и вертишь это там достаточно долго, чтобы поверить.
Она отступает, и ее глаза вспыхивают, когда я прохожу за ней в комнату.
– Думаешь, сам ты так не делаешь?
Я игнорирую вопрос. Делаю шаг. Разница в том, что я осознаю это.
– Ты даже не представляешь, насколько ты особенна. Насколько безумным я с тобой становлюсь. Я не перестаю думать о тебе с нашей первой встречи. – Она закатывает глаза, и я показываю на нее: – Вот так. Не делай этого. Единственный правильный ответ – «спасибо».
Ее ноги натыкаются на кровать, и она садится, прикусывая губу самым отвлекающим образом. Я встаю у нее между ног, вздыхая от близости и тепла ее тела, прижатого к моему. После стольких лет так чертовски приятно ощутить близость к кому-то.
Особенно к ней.
– Дай мне услышать это, детка. Скажи «спасибо».
Она откашливается, отводит взгляд:
– Спасибо.
– Умница. – Я беру ее за подбородок и поворачиваю к себе. – Так ты и будешь говорить мне весь вечер. Каждый раз, когда я тебя хвалю. Договорились?
По ее телу пробегает дрожь, хотя в глазах видна искра неповиновения. То, что меня восхищает. Я хочу разжечь из искры целый пожар, чтобы эта девушка ушла и сделала со своей жизнью то, что действительно хочет.
– Отлично.
Я позволяю себе улыбнуться, когда смотрю на нее сверху вниз.
– Хорошо.
– Почему ты улыбаешься? Это жутко. Ты не улыбался раньше.
Я качаю головой:
– Улыбался. Ты просто не замечала, потому что в такие моменты я пялился на твою задницу. А сейчас улыбаюсь в предвкушении.
Одна из ее бровей изгибается, взгляд скользит ниже по моему торсу, к промежности.
– Да. Вижу.
– Думаю, ты хотела сказать «спасибо». – Я провожу рукой по ее щеке и зарываюсь в волосы на затылке, затем наклоняюсь и целую. Из моей груди вырывается глубокий стон от ее послушания. Мне нравится, когда она такая безотказная. Такая жаждущая.
Ее мягкие губы податливы, а теплые руки неуверенно возвращаются к моему торсу и исследуют его.
От ее прикосновений по коже бегут мурашки, и я наслаждаюсь. За годы воздержания я и представить себе не мог, что когда-нибудь снова почувствую возбуждение, такое глубоко необходимое мне и так легко охватывающее мое тело. Просто есть искра. Мы ее не видим, но она вспыхнула между нами в самый первый день.
– Спасибо, – шепчет она мне в губы, и я не упускаю возможность проскользнуть языком к ней в рот. Заявить на нее права и не спешить. Не так, как с неистовым поцелуем на снопах сена, закончившийся конфузом. И не с минетом, пропитанным разочарованием.
Только отдельная комната и целая ночь впереди. Именно то, что мне нужно. То, что нужно нам.
Наши поцелуи неторопливы. Не стукаемся зубами, не возимся. Я давно никого не целовал, но помню, что первые поцелуи были неловкими, приходилось выстраивать ритм, не всегда возникала гармония.
Но с Уиллой иначе.
Все кажется правильным. За исключением…
– Детка, на тебе слишком много одежды, – говорю я, отстраняясь и прижимаясь лбом к ее лбу, после чего рукой тянусь к поясу ее джинсов и задираю заправленную в них хлопковую рубашку.
В ответ она откидывается назад и поднимает руки над головой, глядя мне в глаза, словно это какой-то вызов. Я улыбаюсь ей уголком рта, мне нравится, как она выглядит с пухлыми влажными губками. Порозовевшими щеками. Растрепанными от моих прикосновений волосами.
Черт, вспомнилось, что сегодня вечером другой мужчина прикасался к ее волосам. Не знаю, почему я зациклился на образе незнакомых пальцев, перебирающих ее блестящие медные пряди. На образе кого-то с более нежными ухоженными руками. На образе кого-то, у кого больше денег. На образе кого-то, кто может предложить ей больше.
Я опускаю взгляд на свои руки, где они касаются ее, где обвивают ее талию и молочную кожу, которой я любовался, стоило Уилле переступить порог моего дома.
– Все в порядке? – спрашиваю я, желая убедиться, что не делаю глупостей.
– Да, – почти отчаянно шепчет она.
Я провожу руками по ее торсу, и рубашка задирается. Это все равно, что разворачивать подарок: шелковистая кожа, а выше – простой бюстгальтер телесного цвета с кружевной накладкой и округлая упругая грудь над линией чашечек. Я снимаю футболку через голову и опускаю руку, чтобы расстегнуть застежку на ее бра, затем снимаю его и бросаю на пол рядом.
И отступаю на шаг, чтобы оценить Уиллу. Она опирается на кровать и смотрит на меня широко распахнутыми зелеными глазами, слегка опьяненными – но не от алкоголя. Ее грудь полная и тяжелая, темно-розовые соски стоят и направлены прямо на меня. Их украшают крошечные серебряные штанги, сверкающие на свету, и мне, черт возьми, хочется с ними поиграть.
Хочется поиграть со всем.
Если Уилла – игровая площадка, то я хочу на ней играть. И точка.
– Ты бесподобна. – Мои глаза обследуют ее фигуру, освещенную только теплым светом маленького ночника у кровати. – Чертовски идеальна. Я знал, что так и будет. Но, черт возьми, Уилла. Это слишком.
Румянец на ее щеках разливается по шее и груди. То, что она стоит передо мной обнаженная, не вызывает у нее дискомфорта, но вот то, что она то, что она слышит, вызывает. Я цокаю языком, а когда она поворачивается в мою сторону, бросаю на нее сердитый взгляд.
– Спасибо. – Ее голос дрожит, но во взгляде все же пылает огонь, грудь вздымается от ее чуть затрудненного дыхания.
Я ухмыляюсь, а она закатывает глаза, но губы ее подрагивают.
Посмеиваясь, я опускаюсь перед ней на колени и тянусь к ремню-цепочке на ее джинсах:
