Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он только кивнул.
– …принимаете весьма активное участие в деятельности политической партии, ставящей своей целью избрание на российский престол человека – не буду сейчас касаться его юридических прав на такое избрание, но человека, который, не являясь, конечно, врагом православия, тем не менее никак не может быть назван его горячим сторонником, мало того: который пользуется очень сильной поддержкой людей, исповедующих ислам – и наверняка имеющих основания для такой поддержки. Конечно, нельзя смешивать политику с религией, но в чем причина того, что ваши религиозные убеждения оказываются в таком противоречии с убеждениями политическими?
Протоиерей помолчал еще секунду-другую, словно желая убедиться, что я закончил свой вопрос. И ответил:
– Причина – в моей вере в Бога.
Мысленно я зааплодировал: ответ был хорош хотя бы своей непредсказуемостью. Обычно, беседуя с политиками, ответы их знаешь заранее.
– Не могли бы вы объяснить несколько подробнее?..
– С охотой. Православие, католицизм, иудаизм, ислам – все это формы поклонения единому Богу. Одному и тому же. Потому что если бы мы представили, что мы поклоняемся своему, православному Богу, католики – своему, а мусульмане – Аллаху, являющемуся опять-таки другим богом – представив это, мы впали бы в грех язычества, то есть признания более чем одного бога, многобожия. Но человек истинно верующий никак не может быть многобожцем, политеистом, если угодно. Бог – один, разъединяет же нас обрядовая сторона и ряд богословских проблем. Однако теологические проблемы – это проблемы людей, а никак не Господа: у него нет проблем. Вот вам еще одно сравнение. Существуют страны с правосторонним дорожным движением, и другие – с левосторонним. Соответственно руль в автомобиле расположен у первых – слева, у вторых – справа. Разница существенная, и никак нельзя, оказавшись в левосторонней стране, продолжать ездить по ее дорогам по правосторонним правилам: катастрофа неизбежна. Однако же наши водители далеки от мысли считать, что только их автомобили являются истинными, а, допустим, английские, австралийские или японские машины – ложны. Что же касается, скажем, того города, в который вы намерены попасть, и дороги, по которой движетесь, – то к городу этому могут вести с одной стороны дороги правосторонние, с другой – левосторонние, но город достижим и для тех, и для других; дороги же сами по себе ничем не отличаются друг от друга – разве что разметкой. Теперь предположим, что в какой-то стране по некоторым причинам – ну, скажем, туда навезли так много автомобилей с противоположным расположением руля, что уже нельзя не принимать их во внимание, – в этой стране возникает необходимость пользоваться обеими формами движения. Это возможно? Да, но только при одном условии: необходимо существование двух дорожных систем, которые нигде не будут соединяться или пересекаться, что при наличии туннелей и эстакад вовсе не так трудно.
У него широкие рукава, – подумал я, – и в рукавах этих, похоже, упрятано великое множество доходчивых сравнений. Надо думать, он произносит интересные проповеди своим прихожанам.
– Так вот, – продолжал он тем временем. – Вам, конечно, ясно, каков тот Город, куда мы все стремимся, и Кто в нем правит. Теперь, чтобы закончить это сопоставление, предположим, что я живу в доме, рядом с которым проложили левостороннюю дорогу. До сих пор я, как и все, ездил на правосторонней машине, но сейчас левосторонняя дорога пролегла между моим домом и той, старой трассой. Правда, у меня все та же машина с рулем слева; но ко мне приходят и предлагают машину для новой дороги – новую, совершенную и на крайне льготных условиях. Меня даже не уговаривают отдать старую, наоборот, обещают расширить гараж, чтобы в нем умещались обе. Разве, если я соглашусь на эти условия, я как-то нарушу интересы города, которому нужно только одно: чтобы я в конце концов туда доехал. Разумеется, убежденные сторонники правосторонней езды станут утверждать – и некоторое время кто-то даже будет им верить, – что вторая дорожная сеть на самом деле ведет вовсе не к тому Городу, в котором царит Добро, но к другому, где обитает Зло. Почему им поверят на время? Потому что описания города в путеводителях одной дорожной компании и другой не вполне совпадают. Однако они и не могут совпадать в деталях, потому что дороги впадают в город с разных сторон, а ни один город не выглядит со всех сторон одинаково. Но добравшись до центра Столицы бытия, они убедятся, что центр для всех один. Вот как я могу это представить.
– Вы мастер метафоры, – не удержался я от похвалы. – Однако дело происходит не в воображаемой стране, но в России, в которой и пристрастия, и антипатии всегда стремятся к крайним значениям. Православная Россия…
Я удивился: мое возражение он встретил – не с улыбкой, но скорее с гримасой, которая могла бы сойти за улыбку.
– Православная Россия… – повторил он с расстановкой. – А вы уверены в точности такой характеристики?
– Принято думать так.
– Мало ли как принято думать. Да, собственно, так не думают; так считают. А если думать… – Он помолчал. – Ладно, скажу, рискуя впасть в ересь, не богословскую, но политическую: Россия как была тысячу с лишним лет назад языческой, так и осталась. Христианство, по сути, не вошло в кровь, не стало основой мышления. Даже основой веры не стало. Разве что на словах, но ведь от слова, как известно, не станется… Религия органичная, растворенная в крови, всегда идет от мироощущения человека – идет от человека к организации, то есть снизу – вверх. Как христианство в Риме. Из катакомб – в храмы. А не из храмов в землянки. Потому христианство так органично в Италии: наследники Рима, они его выстрадали. В катакомбах. Кровью на аренах. В России же все вводилось сверху, приказным порядком: и христианство, и – позже – его реформа, и еще позже – коммунизм. Конечно, у России были шансы стать христианской страной, и она стала бы ею, если бы не никонианская реформа. Все, искренне верившее, ушло в раскол – и погибло, как Аввакум, человек уровня апостола Павла. А Церковь превратилась в государственную институцию – и так утратила всякую возможность стать народной. Вспомните: реформа на Западе – протестантство – тоже ведь шло снизу вверх, от внутренней потребности; но у нас и реформа – от властей. И с коммунизмом повторилось то же самое – не говоря уже о том, что он нередко взывал к самым темным сторонам природы человеческой… Да, безусловно, сохранилась форма, и храмы, и купола, обрядность… И организация… Но ведь сие – не вера, а лишь изображение ее. А в Бога надо верить, а не изображать веру. Нет, господин журналист, вы серьезно подумайте перед тем, как утверждать, что Россия – страна христианская. Если начальство приходит в храм и обедню отстаивает со свечкой в руках – это еще никак не факт веры, это факт политики. Но политика – стихия изменчивая, и нельзя на ее фундаменте строить вечное здание!
Священник умолк; он смотрел на меня серьезно и печально, и я подумал, что говорил он совершенно искренне.
– Ну а ислам?
Он кивнул.
– Логичный вопрос. Ислам… Прежде всего он – религия снизу.
– Но разве он во многих местах не насаждался мечом?
– Да, наверное… не без того. Однако в этом, пожалуй, только буддизм нельзя упрекнуть – да и то не уверен. Но сейчас не это важно. Во-первых, ислам интернационален. Порой приходится слышать, что русские его не могут усвоить. Факты свидетельствуют об ином. Если бы вы интересовались историей…
– Я интересуюсь.
– В таком случае вы, возможно, помните, что еще в последние десятилетия минувшего века, когда нам приходилось скрещивать оружие с исламскими народами – и за пределами страны, и внутри нее – некоторое число наших воинов, попав в плен, стали исповедовать ислам. Одни из них потом вернулись домой, другие отказались, не желая порвать с исламской средой, с которой сроднились. Но и те, кто возвратился в свои дома, не изменил своей новой религии. А между тем были они русскими. Вообще не бывает веры, принципиально чуждой для какого угодно народа, как нет народа, неспособного усвоить какое угодно вероучение. Далее: ислам синтетичен. Он объединяет всех: и ветхозаветных, и новозаветных, и иудаистских, и христианских святых. Изложение его основ не столь зашифровано и намного доступнее пониманию рядового верующего, чем, скажем, Писание. Это важно. Что еще? Вы и сами наверняка заметили, что ислам динамичен. Потому ли, что он моложе? Вряд ли только по этой причине. Он энергичен. И главное – силен верой. Они – мусульмане – верят, понимаете? А это мне представляется самым главным. Для них Бог – не деталь жизненной декорации, но – основа основ. А народ, чтобы совершать великие дела, должен верить, иного выхода нет, это непременное условие, хотя, быть может, и не достаточное.
– И вы полагаете, он может восторжествовать в России?
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Тело угрозы - Владимир Михайлов - Социально-психологическая
- КРИСТАЛЛ ЖЕЛАНИЙ - Алексис Алкастэн - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Клан Идиотов - Валерий Быков - Социально-психологическая
- Назад в юность - Александр Сапаров - Социально-психологическая
- Кто платит за переправу? - Танассис Вембос - Социально-психологическая
- ПереКРЕСТок одиночества 4: Часть вторая - Руслан Алексеевич Михайлов - Детективная фантастика / Социально-психологическая / Разная фантастика
- Разрушительная сила - Харлан Эллисон - Социально-психологическая
- Страна мечты - Ричард Маккенна - Социально-психологическая