дерьмовым приемным семьям?
Хейли упрямо молчала, и я тоже, хотя это было почти так же сложно, как наблюдать за саморазрушением моей собственной матери.
– Тебе стоит и теперь поступить с умом.
Хейли слегка дернулась, но я удержал ее на месте.
– О чем это ты?
Ее мать прикусила губу гниющими зубами, а потом устремила на Хейли взгляд налитых кровью глаз.
– Я пришла не только за деньгами. Ты ведь знаешь, что они за тобой вернутся, да? Тебе почти восемнадцать. Они хотят вернуть долг.
У меня по спине пробежал холодок.
– Тебе стоит поехать со мной и Тангом. – Ее мать повернулась и послала воздушный поцелуй водителю грузовика. – Он меня защищает.
Хейли рассмеялась.
– И какой ценой? Имеет неограниченный доступ к твоей киске? Или ты теперь еще и проституцией занимаешься? Зарабатываешь ему деньжат?
Я едва не рассмеялся вслух. Срань господня. Что именно успела повидать Хейли, через что успела пройти за те пять лет, что мы не виделись? Она стала острой на язык, и с этим надо было считаться, а о жизни знала куда больше трастовых детишек из «Инглиш-Преп», привыкших к вечной роскоши.
Румянец на щеках матери Хейли разгорелся ярче.
– Уж лучше так, чем достаться тем мужикам. Они и за тобой придут и сделают то же самое. Сначала получат деньги, а потом превратят тебя в свою персональную куколку, и будешь делать, доченька, что они захотят.
Теперь уже я сжал руку Хейли так крепко, что она тихо зашипела. Я медленно разжал пальцы и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
Голос Хейли чуть не сорвался.
– Ты знаешь, кто они?
Глаза у ее матери зажглись не хуже фейерверков в День независимости.
– Да. Только дай мне денег, и я кое-что тебе расскажу, то, что тебе пригодится, если не поедешь со мной и с Танком.
Она что, серьезно, на хрен? Хейли, будто прочитав мои мысли, стиснула мою руку.
– У меня есть три доллара. Больше нет.
У нее было три доллара? И все? Я искренне надеялся, что это неправда. Хейли отпустила мою руку, стянула рюкзак. Порывшись в карманах, наскребла три доллара, и, черт бы меня побрал, сплошь четвертаками и монетками по десять центов.
Пока я оглядывался, проверяя, нет ли случайных свидетелей у этой сцены (уроки уже закончились, так что никого не было видно, но нам и без того хватало сплетен), мать Хейли выхватила у нее мелочь.
– Все, говори, что знаешь, и проваливай. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.
Мать Хейли закатила глаза и перекинула спутанные волосы через плечо.
– Твой папочка погряз в долгах, сделал несколько неудачных вложений, а потом стал отмывать деньги через свою компанию, чтобы прикрыть себе задницу. – Она переступила с ноги на ногу, а Танг заорал в окно: «Поехали уже!» Она подпрыгнула от неожиданности, голубые глаза впились в Хейли. – Копы знали, кто это сделал, но у них не было никаких доказательств, кроме моих слов. Смотри по сторонам. Это плохие люди. По сравнению с ними те, с кем я провожу время, кажутся ангелами.
Она развернулась и побежала к грузовику. Запрыгнула на сиденье, хлопнула дверью. Хейли, отпустив меня, обхватила себя обеими руками и закричала ей вслед:
– О каком долге ты говорила?
Мать взглянула на нее, но Танк уже завел двигатель, машина задымила и понеслась прочь. Когда грузовик исчез из виду, Хейли тяжело вздохнула. Я сделал шаг назад. Меня совершенно потряс ее разговор с матерью, но еще больше потрясло то, что я умудрился сдержаться.
– Иди и жди меня в машине, – велел я, все еще глядя на дорогу. Грузовик давно исчез, но болезненное ощущение от встречи с матерью Хейли не проходило. Мне хотелось кого-нибудь ударить, или сбежать, или заорать. Накопившаяся злость отчаянно требовала выхода, иначе я мог попросту взорваться.
– Я поеду на автобусе, – голос ее был не громче шепота.
– Хейли, черт побери, – процедил я сквозь зубы. – Не смей играть со мной. – Я смерил ее мрачным взглядом, но сделал только хуже. Глаза ее заблестели, а щеки побледнели так, что сравнялись по цвету со школьной блузкой. – Я ни слова не проронил, пока кусок дерьма, с которым ты по недоразумению имеешь общую ДНК, забивала тебе голову сплошными загадками. – Я подошел ближе, отчаянно пытаясь сдержаться. Я очень боялся вконец озвереть, броситься вслед за грузовиком и потребовать еще информации. Вместо этого я коснулся подбородка Хейли, и она неохотно посмотрела на меня. В моем голосе по-прежнему слышались отголоски резкости, хоть я и старался говорить поласковее. – Иди и сядь ко мне в машину. Я приду через несколько минут и отвезу тебя домой. – Она сжала зубы, подвигала челюстью. Глаза у нее были на мокром месте, но она не смела даже плакать. – А потом буду ночевать в твоей комнате и вообще стану твоей тенью до тех пор, пока все не прояснится.
– Почему? – срывающимся голосом спросила она. – Почему ты никак не остановишься? Я не хочу, чтобы ты в это ввязывался. Не хочу, чтобы хоть кто-то ввязывался.
Я постарался говорить спокойно:
– Потому что я не могу остановиться, Хейли. Не могу, черт возьми, и все. А теперь иди и закройся в машине.
Она нахмурилась, но в итоге вздохнула, подобрала рюкзак и направилась прочь, а я еще несколько секунд наблюдал, как покачиваются ее бедра под школьной юбкой.
Я чуть не зарычал от злости. Меня сердило, что я на все готов ради Хейли. Сердило, что не могу отвести глаз от ее задницы, пока она идет к моей машине.
Когда она наконец закрыла дверь, я помчался прямиком в раздевалку. До конца тренировки оставалось еще сорок минут, а потом мне предстояло отвезти Хейли домой и позвонить Джиму.
К черту отцовские предостережения. Кто-то охотился на Хейли, и надо было узнать кто.
* * *
Я был уверен, что решетка сейчас сломается. Пока я карабкался по ней, она трещала и сгибалась под моим весом. Свет в доме не горел, и казалось, все спали, но я знал, что Хейли, скорее всего, бодрствует. За все то время, что я забирался к ней через окно, она не спала ни разу, хотя иногда притворялась, что спит – на боку, свернувшись калачиком, лицом к стене. И как можно дальше от меня.
Олли ухмылялся каждый раз, когда я уходил из дома, но ничего не говорил. И каждое утро, когда я тащился домой, чтобы принять душ, меня стараниями брата ждал горячий кофейник. Я полагал, так он дает понять, что поддерживает меня
