class="p1">Я знала этот грузовик.
Я знала, кому принадлежит костлявая рука, виднеющаяся в окне переднего сиденья.
О господи.
Я повернулась к Кристиану, и вся моя решимость окончательно испарилась. У меня по всему телу бежали мурашки.
– Я солгала, – мой голос звучал резко и отрывисто, как хруст стекла под ногами. Надломленно.
– Что? – Кристиан остановился и встал руки в боки.
Я сглотнула и встала рядом с ним. Еще раз глянула на парковку и встретила взгляд знакомых глаз, того же цвета, что у меня.
– Я солгала. – Изогнув шею, я взглянула на Кристиана, и на долю секунды меня согрело тепло его тела. – Солгала, когда сказала, что ничего не боюсь.
Кристиан склонил голову и внимательно посмотрел на меня.
Я смотрела, как из старого, ржавого грузовика выбирается моя мать, и мне казалось, что я не могу дышать.
– Я солгала.
Глава 27
Кристиан
Страх пробуждает в людях худшее.
Вот почему я повел себя совершенно не свойственным мне образом. Я был сбит с толку, зол, смущен и попросту отчаянно хотел, чтобы Хейли призналась, что хочет на кого-то положиться. Иными словами, повел я себя как полный идиот, чего никогда прежде не случалось – по крайней мере, не из-за девчонки.
А теперь она воззрилась на меня голубыми глазищами, полными незамутненного, бесконечного страха, и я понял, что попал. Меня это убивало. При мысли о том, что Хейли боится кого-то, боится, что ей причинят боль, перед глазами все застилало алое марево. У меня в груди будто открывалась кровоточащая рана, полыхало пламя, усмирить которое могла только Хейли.
– Чего ты боишься? – спросил я, чувствуя, как она мертвой хваткой вцепилась в мое предплечье. Она, не отрываясь, смотрела мне за спину, и я уже собирался повернуться и посмотреть, что же там такое, но не успел. Хейли сжала мою руку, и все мое внимание тут же переключилось на нее.
– Моей матери.
Да ради всего святого.
– Твоей матери? – Я резко развернулся. Хейли как приклеенная держала меня за руку. Мы наблюдали, как женщина, которую я не видел много лет (и ни за что не признал бы в нынешнем ее состоянии), вылезает из старого, потрепанного «Шевроле».
– Кристиан. – Голос у Хейли дрожал, и я невольно стиснул зубы. Она взглянула на меня, и я вдруг будто перенесся в прошлое. Точно с таким же выражением лица моя подруга рассказывала мне, что родители ругаются каждый вечер. – Пожалуйста, держи рот на замке, но не отходи от меня.
– Почему? Она уже причиняла тебе боль? – Сердце у меня стучало так, что пульсировало в ушах.
Хейли покачала головой, и румянец у нее на щеках стремительно таял.
– Физически – нет, но вот мужчина, с которым она приехала… – Я тут же уставился на мужика за рулем. Нас разделяло приличное расстояние, но даже так было видно, что передо мной сраный ублюдок. – Он сулит неприятности. Не глупи.
Не могу ничего обещать.
Хейли снова сжала мою руку, мгновенно вернув на землю.
– Кристиан. Пожалуйста. Пообещай мне. – Мольба в ее голосе чуть не сломала меня. – Я сделаю что угодно. Можешь каждую ночь проводить в моей комнате. Можешь даже занять половину кровати. Мне все равно. Главное, не говори ни слова. Я все улажу.
– Ладно, – наконец согласился я. Как только она попыталась отодвинуться, я схватил ее за руку, сплетая пальцы. Хейли помедлила, взглянула на наши сомкнутые руки и судорожно выдохнула.
А потом повела меня вперед, и я ей позволил.
Выглядела ее мать дерьмово. Абсолютно, бесконечно дерьмово. Если посмотреть в словаре определение слова «смерть», рядом наверняка окажется фотография матери Хейли. От нее несло сигаретным дымом, все лицо было в морщинах, а глубокие впадины на щеках были покрыты густым слоем румян, слишком темных для ее цвета лица. Под глазами у нее были мешки, и я был уверен, что, если задрать ей футболку, можно было бы пересчитать ребра. На ней был розовый топ, завязанный на шее, и шорты, каким позавидовала бы сама Дейзи Дьюк[11]. Вот только ноги у матери Хейли были тонкие, как макаронины.
Мы были в нескольких ярдах от грузовика, нас скрывала стена «Инглиш-Преп», а я крепко сжимал руку Хейли, и все равно чувствовал, как она нервничает.
– Как ты меня нашла? – с места в карьер начала она, остановившись в нескольких футах от матери. Я перевел взгляд с матери Хейли на человека за рулем. Взгляд у него был мрачный, и он не сводил с нас глаз. Он был так же потрепан, как и мама Хейли, во фланелевой рубашке с обрезанными рукавами, с банданой на голове.
– Это неважно, – ответила мать и, потянувшись, коснулась банта на шее Хейли. Та резко дернулась и отступила, сжав мою руку. Я сжал ее пальцы в ответ, пытаясь подбодрить, пытаясь заверить, что я до сих пор здесь.
Хейли смерила мать тяжелым взглядом.
– Чего тебе надо? Денег? Их у меня нет.
Ее мать улыбнулась, продемонстрировав желтоватые зубы. От розовой помады меня тошнило. Неужели настолько отчаялась? Она выглядела как прокуренная шлюха.
– Может, и нет, но у него есть. – Она скользнула по мне взглядом, и я понадеялся, что она сумеет прочесть мои мысли. Да ни за что на свете, ты, кусок дерьма.
Я не знал, как именно Хейли оказалась в системе, но понимал, что ситуация, должно быть, стала чрезвычайной, раз органы опеки забрали ее после первого же звонка, и, судя по виду ее матери, правильно сделали.
– Ты так отчаялась, что пришла умолять меня и моего… – Хейли на мгновение взглянула на меня, – …друга о деньгах, после того как отказалась от меня? Я тебя три года не видела, и помнишь, что я сказала, когда ты пришла просить денег в прошлый раз? – Мать Хейли вздохнула и начала заламывать руки. – Я сказала тебе отвалить на хрен и никогда больше меня не трогать.
Ты моя умница.
Казалось, ее мать на слышала ни слова из этой обличительной речи. Она снова протянула руку, пытаясь коснуться школьной формы Хейли (безуспешно), а потом взглянула на здание школы за нашей спиной.
– Посмотри на себя. Вся такая взрослая, в крутой школе. Ты всегда была умной.
Ага, но не благодаря тебе.
Чем дольше я таращился на маму Хейли, тем больше злился. Как? Как это случилось? Хейли была обычной семиклассницей, а потом раз! И на следующий день у нее убивают отца, а мать тащит ее жить в трейлерный парк.
А потом она пять лет таскалась по
