Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчера после обеда Виктору позвонили, что в Алеппо застрелили двенадцатилетнего мальчика, которого мама отправила в лавку за хлебом. На войне, вообще-то, стреляют, так что экстраординарного в этой трагедии не было, если бы не одно «но»: мальчик был христианином. И застрелили его именно поэтому.
Нас привезли к дому, где жила его семья. Я сразу сказал Марату, что никаких репортажей вести не буду и что вообще зря он меня взял с собою. Мне до физической боли было жаль и погибшего мальчишку, и его заламывающую руки маму, время от времени поднимающую взор к небу и спрашивающую Господа, почему же он не уберёг её сына. Смотреть на всё это было выше моих сил, поэтому максимум, на что согласился, так это тупо водить видеокамерой, снимая всё подряд: пусть потом Марат сам выбирает то, что ему нужно.
Христианский квартал не был отгорожен стеной, блоками или мешками с песком. Это только местные знали, где он начинается и где заканчивается и что вот эта лавка, куда он шел за лепёшками, уже мусульманская. Но хозяин не делил приходивших к нему за хлебом в зависимости от того, в храм ты ходишь, в мечеть или синагогу. И сейчас он стоял у гроба мальчика, сложив на груди руки и опустив взгляд на стоптанные сандалии.
Он не знал, что жить ему отпущено всего сутки и что снайпер застрелит его на пороге лавки потому, что он продавал хлеб неверным. Если бы только продавал – он давал его им бесплатно, когда им нечем было расплатиться. Мусульманин помогал христианам, а это недопустимо по понятиям «бармалеев».
Едва вернулись в юго-западный район города, контролируемый правительственными войсками, как Марату до зарезу потребовалось в штаб. Зачем? Нам бы выбираться скорее за город на аэродром, где нас ждёт «борт», а он не нагулялся ещё. Разобраться в этой чересполосице трудно, а порою просто невозможно: час назад этот квартал занимала армия, а теперь боевики, и наоборот.
Проходим в какой-то офис, где расположился штаб. Сидящий полковник с красными воспалёнными от бессонницы глазами тупо смотрит на вошедших, потом улыбка растягивает рот и он встаёт, протягивая руки:
– Доктор Мурад!
Боже мой, его и здесь знают! У меня сложилось впечатление, что он второе лицо по популярности после президента. Кстати, пленные боевики говорили, что когда идёт выпуск «ANNA-NEWS» по сирийским каналам, то даже война прекращается. Все уважают этих корреспондентов, и захват их или уничтожение – дело чести.
Марат был польщён его словами и поднимал палец вверх, торжественно изрекая, что услышать такое – это выше всяких званий и наград.
Полковник сказал, что в канале на границе с районом Бустан аль-Каср найдены тела погибших. Около сотни, но, скорее всего, их убили в другом месте, а сюда их сбросили либо течением реки принесло. Все погибшие – молодые парни и даже дети.
Он говорит, что Бустан аль-Каср – район, занятый мятежниками. Сейчас за него завязались упорные бои. Кто эти казнённые и какой группировкой – трудно сказать, надо ещё разбираться. На съемки он не пустит – хватит и того, что там уже работали ребята из SANA. Они успели заснять погибших, но потом началась атака и они отступили. Теперь район опять под контролем «бармалеев». Вечером попытаются контратаковать, сейчас ждут танки. Жаль только, что не успели вывезти тела погибших, – боевики обвинят в этом армию.
Вечером мы улетели обратно в Дамаск. На следующий день по арабским каналам показали эти обнаруженные тела, сказав, что их убила армия.
Эпилог
1
Завтра вылет, завтра буду в Москве, если не задержат рейс, а я так и не увидел по-настоящему ни страну, ни даже Дамаск, самый древний город планеты. Марат улетает со мною, но через неделю-другую вернётся. Я по-хорошему завидовал остающимся Виктору и Васе Павлову. Хотя бы потому, что они остаются сами, а я оставляю частичку своего сердца. Это же надо: всего ничего и пробыл здесь, а прикипел на всю оставшуюся…
Ирреальность, сюр, иной мир, о котором мы уже успели забыть. Совсем рядом шла война, а здесь какая-то отрешённость от действительности, уличные торговцы, снующие машины, люди без тревоги на лицах. И вообще нет нищих, этого непременного лакмуса войны. Бездомных полно – разрушены целые города, а вот нищих и попрошаек нет. Гордые сирийцы, просить милостыню не в чести у них.
Мы шли с Виктором узкими улочками старого Дамаска от церкви Святого Павла к Большой мечети Омейядов. Православный грешник, не знающий многих канонов, которого однажды привела дорога с войны в храм для покаяния, да так и оставшийся душою в нем, и мусульманин, который сутки назад с упоением рассказывал мне историю христианства, а сегодня с раннего утра потащил меня в храм, чтобы помолиться за души наших сирийских друзей, погибших накануне в Дарайе.
Уже после возвращения домой как-то в разговоре со священником обмолвился об этой нашей молитве и споткнулся на осуждающем взгляде. Как ты мог вместе с мусульманином быть в одном храме, да еще молиться? Я смотрел на него с недоумением: а почему нельзя? Ведь ещё вчера смерть могла быть одна на всех, так почему же сегодня молитва не может быть тоже одна на всех? Мне было жаль батюшку в его непонимании, что Господь примет молитву от праведника и грешника, от иудея и мусульманина, от христианина и буддиста – да неважно, какого ты цвета и веры, была бы только молитва твоя искренняя, от сердца. Да и на войне не спрашивают, какой ты веры, когда делят один окоп, один кусок хлеба, один глоток воды и подрывают себя одной гранатой.
Виктор вместе со мною стоял на коленях перед иконами, молился по-своему, что-то шепча, в поклонах касался лбом каменных плит, за века истертых ногами верующих, ставил свечу и с надеждой устремлял взгляд вверх в надежде, что Господь услышит, примет души погибших и даст мир этой земле.
Нет, не прав батюшка, совсем не грех молиться вместе с мусульманином за души иноверцев, павших в бою за Сирию: суннита и шиита, друза и алавита, и за брата своего по вере христианина Павла, совсем юного, с русым волнистым чубом и пронзительной синевы глазами. Конечно же, он и не Павел вовсе, да только сам же, смеясь, просил называть его именно так:
– Ты русский, тебе не запомнить имя моё, так что зови, как звали первого христианина на земле сирийской. Я же ведь здесь, среди них, –
- Сотворение мира: Российская армия на Кавказе и Балканах глазами военного корреспондента - Виктор Литовкин - Военное
- Воспоминания комиссара-танкиста - Николай Андреевич Колосов - Биографии и Мемуары / Военное / Исторические приключения
- Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский - Военное
- Войска специального назначения Организации Варшавского договора (1917-2000) - Жак Бо - Прочая документальная литература
- Отряд специального назначения «Русь» - Александр Лебедев - Прочая документальная литература
- КГБ в Англии - Олег Царев - Военное
- Off-line интервью на Лаборатории Фантастики - Ник Горькавый - Прочая документальная литература
- Горький дым костров - Лев Квин - Прочая документальная литература
- Мозаика малых дел - Леонид Гиршович - Прочая документальная литература
- Снайпер в Афгане. Порванные души - Глеб Бобров - Прочая документальная литература