Форма входа
Читем онлайн Деревня на голгофе летопись коммунистической эпохи: от 1917 до 1967 г. - Тихон Козьмич Чугунов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
втроём тогда жили: я, мать–старушка да сестра–подлёток. А теперь мы четверо в колхозе, не зная отдыха, работаем, но хлеба себе не заработали… Прежде мой хозяин, у которого я в батрачках жила, нам дров на всю зиму бесплатно со своего хутора привозил. А теперь мы без дров бедствуем… Прежде мы были обуты–одеты. А Теперь — вишь, в чем хожу…
Она была босиком. Одета только в ветхой холщевой рубашке, которую донашивала ещё с доколхозных времён. Ни платка, ни юбки на ней не было…
— Да что тут и говорить, — продолжала она. — Прежде, известное дело, мы жили бедно. Но ни холода, ни голода мы не знали. А теперь?!.
Она сердито отмахнулась рукой от этого «теперь» й поспешила в поле…
* * *
После этого разговора с батрачкой захотелось мне встретиться со слепым–нищим. Прежде, до революции, этот слепой жил с матерью и нищенствовал. Потом, в годы нэпа, он женился, обзавёлся семьёй. Теперь он жил в колхозе с женой и двумя детьми–подростками. Зашёл я к нему в хату: любопытно было с ним побеседовать.
— Ну, как живёте, Митрофаныч? — спросил я его.
— Хотел было я Вам ответить по–старому, — начал степенно слепой: «Живём да хлеб жуём». А потом во–время спохватился: зачем же говорить неправду? Ведь, хлеб мы теперь в колхозе редко жуём… Заработала моя жена с двумя детьми за год 10 пудов хлеба, давно-давно его поели… А из колхоза мне помощи никакой. Родным, собутыльникам, молодым вдовушкам председатель даёт иной раз помощь, а мне, слепому, нет…
— Ну, а прежде разве Вам лучше жилось? — спросил я.
— Нельзя Бога гневить: хлеб всегда был. Как только хлеб выводился, надевал я сумку на плечи, брал свою лиру, приглашал какого–нибудь паренька поводырём и шёл в одну из соседних деревень. Обойдёшь деревню — худо-бедно пуд хлеба в сумке есть. Попросишь, чтобы не печёным хлебом, а мукою давали, — слепому не отказывали: давали мукою. Находились добрые люди, которые для слепого даже небольшой шматок сальца отрежут. А в большой праздник обойдёшь деревню, — то принесёшь пирогов, мяса, яичек…
Слепой замолчал: ушёл в воспоминания…
— Ну, а теперь милостыню собираете?
— Нет, теперь, при колхозах, баста!.. Больше уже за милостыней по колхозам не хожу. Никто не подаёт: сами колхозники ничего не имеют. Все стали нищими… Правда, картошки подадут. Но картошку я, слава Богу, сам на своей усадьбе имею. Теперь только иногда в базарный день в город сходишь: на базаре с лирой посидишь, поиграешь. Не перевелись ещё добрые люди: несколько монет в шапку горожане бросят, на килограмм хлеба соберёшь. Да и то милиционеры часто прогоняют. «Уходи, — говррят, — отсюда: нищенствовать советская власть запрещает…» — «Да я не нищенствую, — скажешь им. — Я ничего не прошу. Я просто любитель–музыкант: старинные стихи пою и играю. Разве я кому-нибудь мешаю?!»… Ну, отстанут… А на иного мильтона ничего не действует: все же прогонит…
— Да, так вот и живу теперь, как и прочие колхозники, — закончил свой рассказ слепой. — Хлеб редко жевать приходится, а все на картошку налегаем…
Он усмехнулся и протянул руку к миске: там был картофель в «мундирах».
* * *
Нищий–слепой и батрачка — это были самые бедные люди в дореволюционном селе. И они колхозом недовольны. По собственному опыту судят: прежде даже им жилось лучше…
Предсмертные желания
В колхозе я видел, двух умирающих старух.
Одной из них очень хотелось покушать перед смертью селёдки.
— Хоть бы пососать теперь селёдочный хвостик! — приставала она к своим родным с ноющей просьбой. — Я потом умерла бы спокойно…
Родные сходили в город. Ни селёдки и никакой другой рыбы там найти не могли.
Написали письмо знакомым в областной город. С таким же успехом: нигде не было ни рыбьего хвоста. Россия, страна океанов, морей, озёр и бесконечного количества рек, стала безрыбной страной… А в газетах люди читали: «Из–за недостатка тары и соли рыбозаготовительные организации не принимают привезённую рыбаками рыбу. И рыбаки вынуждены выбрасывать целые лодки наловленной рыбы в море…»
* * *
Другая старуха, жена того конюха–колхозника, который «помер от лошадиного корма», лежала «на смертном одре»: на припечке, на куче тряпок. Лежала, раскрывала запёкшийся рот, словно рыба, выброшенная на берег. И стонала:
— Хочу испить сладенькой водички… Дайте мне водички с сахарком!..
Дочь её металась в поисках сахару или меду. Но ни крошки сладостей нигде найти не могла…
Так и умерла эта бедная старуха, не испив «сладенькой водички». Даже перед смертью не могла она подсластить горький роковой конец своей горькой жизни…
Так люди в нищете горько живут и в муках умирают в советско-колхозном селе, некрасовском Терпигореве…
Колоски и лагерь
У смертного одра этой старухи я встретил одного из её сыновей: он недавно возвратился из «исправительно-трудового лагеря». Там он отбывал семилетнее заключение за то, что в самые голодные годы колхозной жизни накопал для детей корзинку картофеля на колхозном поле…
Встретил я также колхозницу, которая провела пять лет в. лагерях, за колоски. Она во время жнива набрала с колхозного поля карман колосков для своих голодных детишек…
Я осведомился у этих пострадавших людей, знали ли они раньше тот советский закон, который так жестоко карает за кражу колхозной, государственной собственности.
— Вестимо, знали, — ответил колхозник. — Нам все уши прожужжали об этом законе, о «священной и неприкосновенной социалистической собственности»…
— Да, ведь, когда дети от голода плачут, — на все пойдёшь, — добавила баба. — Голод — не тётка… Где же материнскому сердцу вытерпеть такую муку?!
— Колоски!.. Боже мой!.. — воскликнул сосед умирающей старухи. — Прежде, бывало, ребятишки любили полакомиться поджаренными колосками ржи. Нарвут пучки колосков, поджарят их на огоньке и с удовольствием жуют поджаренные зёрна: вкусно!.. Рвали везде, на любых полосках, как грибы в лесу. Прохожие тоже, бывало, рвали колоски и дорогою жевали их. Рвали их и сами мужики и бабы. Все рвали в полях колоски, когда захочется и где вздумается. И в святом Евангелии рассказано, что сам Христос и святые апостолы, проходя по полям, тоже колоски рвали и кушали их. И никто не ругался за это, не осуждал людей за колоски. Ни в Палестине, ни в России. Ни в старину, ни в наше время, перед колхозом. А теперь?! За колоски — в Сибирь!.. За колоски — в лагерь!.. За колоски — на каторгу, на десять лет!.. И
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Деревня на голгофе летопись коммунистической эпохи: от 1917 до 1967 г. - Тихон Козьмич Чугунов бесплатно.
Похожие на Деревня на голгофе летопись коммунистической эпохи: от 1917 до 1967 г. - Тихон Козьмич Чугунов книги
- Почему Путин боится Сталина - Юрий Мухин - Прочая документальная литература
- Летопись мужества - Илья Эренбург - Прочая документальная литература
- Сергей Фудель - Николай Балашов - Прочая документальная литература
- Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. - Кирилл Назаренко - Прочая документальная литература
- Летопись театра кукол в России XV–XVIII веков - Борис Голдовский - Прочая документальная литература
- Революция полов, или Тайная миссия Клары Цеткин - Ольга Грейгъ - Прочая документальная литература
- От разорения к достатку - Александр Нечволодов - Прочая документальная литература
- Николай II: две войны и революции - Борис Романов - Прочая документальная литература
- Энциклопедия русской жизни. Моя летопись: 1999-2007 - Татьяна Москвина - Прочая документальная литература
- Русская литература первой трети XX века - Николай Богомолов - Прочая документальная литература
