Форма входа
Читем онлайн Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица - Сьюзен Эйшейд
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
для вас задание. Немецким женщинам нужны ножницы, чтобы стричь ногти. Я не могу оставлять их наедине с опасными предметами. Поэтому ты должна быть там и присматривать за ними.
Данута помнит, что ей было жутко и что сама ее натура восставала против мысли о встрече с этими женщинами. Надзирательница Кунда укоряла ее, смеясь:
– Не бойся, дурочка! Они уже не кусаются. Разве тебе не любопытно посмотреть на них? Если увидишь что-нибудь подозрительное, просто постучи в дверь.
Данута, писавшая после войны об этой встрече в качестве упражнения по изучению английского языка, рассказала, что произошло дальше. Четыре женщины сидели в камере, Мандель – на сложенной соломенной сумке. Мария выглядела худощавой, ожесточенной, но все еще красивой, со светлыми волнистыми волосами. Брандль выглядела молодой и нежной, с большими темными и печальными глазами, а у Алисы Орловски было «лицо злого тролля».
Данута представилась и сказала, что принесла им ножницы.
– Доброе утро. Очень приятно. Очень приятно, что вы говорите по-немецки, – голос Мандель был невыразительным, но вежливым. – Вы… – она замешкалась, – рейхсдойче или фольксдойче? [11]
Данута ответила:
– Ни то ни другое. Я политическая заключенная, которая случайно знает немецкий язык.
Последовало неловкое молчание, которое наконец нарушила Данута, обратившись к Мандель:
– Откуда вы?
– Ich bin aus Wien [Я из Вены], – ответила Мандель, не упоминая Мюнцкирхен.
Данута была разочарована. Это не было похоже на ее представление о Вене – Штраус, вальсы, шарм, элегантность. Действительно ли Мандель была австрийкой? Как тогда она оказалась связана с СС? Но Данута не стала задавать эти вопросы. Вместо этого она ответила:
– Я тоже из WiN! (Антикоммунистическая организация, произносится так же, как немецкое Wien).
Мандель вопросительно посмотрела на нее, а затем разразилась звонким смехом, и остальные женщины засмеялись вместе с ней.
Данута не удержалась и сказала Мандель:
– Знаете, вы такая, какой я вас себе представляла.
– Вы, я полагаю, много обо мне слышали и читали, – ответила Мария.
Последовал неловкий разговор, проходивший на фоне щелканья ножниц. Орловски пренебрежительно отзывалась о евреях, Мандель защищала Брандль, которая смирно сидела, а затем критиковала подлость американцев во время экстрадиции в Польшу.
Мандель упомянула, что встретила в Монтелюпихе женщину, которую знала в Аушвице.
– Рахвалова? – спросила Данута.
– Да, ее так зовут. Каждый раз, когда она проходит мимо нашей камеры, она смотрит в глазок и говорит мне что-то обидное. Скажите, почему она такая несносная? Разве мы обе сейчас не в одинаковом положении?
Данута резко возразила ей:
– Ты когда-нибудь пыталась поставить себя на ее место? Она четыре года была в Аушвице!
– Ну и что? – фыркнула Мандель. – Мы все были в Аушвице! И нам тоже приходилось подчиняться приказам. Я никогда не делала ничего плохого!
Данута упомянула Ганса Мюнха, врача в Аушвице, и рассказала о его попытках спасти заключенных и следовать своей совести. Она спросила Марию, знает ли она его.
– О да, я его знаю, – перебила Мандель. – А кто не знает? – Ее лицо стало жестче. – Этот предатель! Он всегда был таким. Разве можно уважать такого человека, как он? Неблагонадежный, несправедливый, не заслуживающий доверия – как его уважать?
Данута завершила разговор, забрала у заключенных ножницы и, прежде чем уйти, отчеканила:
– Мы смотрим на вещи по-разному; я уважаю этого человека и восхищаюсь им. На протяжении всей своей службы в Аушвице он подвергал опасности собственную жизнь, потому что решил остаться человеком4.
Глава 75
Грязнули
Она [Мандель] постоянно суетилась, постоянно имела какие-то претензии или выражала недовольство.
Ханна Высоцкая1
Другие заключенные, в том числе Ханна Высоцкая, вспоминают, что одним из трудовых заданий Марии была уборка камер случайных заключенных. Вскоре после того, как Ханну перевели в третью камеру, Мандель и Брандль еженедельно приходили убирать ее камеру. Ханна отметила, что Мандель носила простую тюремную одежду, юбку и блузку, и когда завершала уборку, говорила: Już?, что означает «сделано» или «закончено».
Однажды Мандель вызвали очистить камеру Ханны от «грязи» – рвоты, после того как ту стошнило. В то время Высоцкая сидела в одной камере с пожилой полькой, которая получила посылку с типичной польской колбасой «метка» – сырым и слегка подкопченным мясом. Когда Мандель снова пришла, пани Высоцкая поблагодарила ее за уборку камеры и поделилась с ней колбасой.
– Мандель ушла с колбасой, а потом в ярости вернулась! Если бы не охрана, она бы на меня набросилась, потому что в той колбасе были черви!
Позже Ханна добавила:
– Это лишь показывает, как мало ей было нужно, чтобы набрасываться на людей. Она думала, что это месть, трюк, который я с ней разыгрывала2.
Несмотря на то что Мандель как нацистская преступница пользовалась льготами и теоретически ей разрешалось читать посторонние материалы, в тюремной описи ее имущества, составленной в мае 1947 года, указаны только четыре письма от ее семьи; записная книжка из двадцати двух страниц, исписанная химическим карандашом на немецком языке; несколько листов бумаги со скорописью; календарь за 1944 год со стенографическими пометками на отдельных страницах; и удостоверение, связанное с работой3.
Хотя после смерти Марии клерк зафиксировал в ее вещах экземпляр «Фауста» Гете, Маргит утверждает, что в камере у них не было никаких книг для чтения.
Одним из немногих разрешенных видов деятельности в Монтелюпихе были визиты к тюремному врачу Эрику Дормицкому, католику и политически подкованному человеку, который «играл в эту игру»4. Ганс Мюнх довольно восхищенно описывал Дормицкого: «Этот мнимый врач, пробывший в лагере много лет, был тем еще ловким субчиком; он знал все трюки, и даже я мог кое-чему у него научиться»5.
Ханна Высоцкая вспоминает Дормицкого как очень доброго и уважительного человека, «однако, когда присылали лекарства, они каким-то образом исчезали. Он приходил, проверял нас и уходил»6.
Мария несколько раз обращалась к доктору Дормицкому во время своего пребывания в Монтелюпихе. Вскоре после поступления она обратилась к доктору с жалобой на ревматизм. В мае и июне 1947 года она обращалась к врачу с жалобами на зрение: «Не видит, не может читать с момента визитов к прокурору», хотя «до сих пор могла прекрасно шить»7. Ей выдали аспирин от головной боли. В мае 1947 года ей также сделали прививку от брюшного тифа8.
Глава 76
«Богородица, Матерь Бога моего, прими же меня»
Жизнь я с тех пор влачил во мраке, в горе и скорби, гнев питая в душе.
Вергилий, «Энеида» [12]1
С приближением суда над
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица - Сьюзен Эйшейд бесплатно.
Похожие на Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица - Сьюзен Эйшейд книги
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста - Лев Троцкий - Публицистика
- Загадки, тайны, память, восхищенье… - Борис Мандель - Биографии и Мемуары
- 22 июня. Черный день календаря - Алексей Исаев - Биографии и Мемуары
- Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Мано Зиглер - Биографии и Мемуары
- Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий - Прочая документальная литература
- Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ - Николай Симановский - Биографии и Мемуары
- Газета Завтра 221 (60 1998) - Газета Завтра - Публицистика
- Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) - Кеннет Голдсмит - Публицистика
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
