Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждого заключенного сфотографировали в трех позах: в анфас, в профиль справа и в профиль слева. Затем эти фотографии выставили во всех крупных населенных пунктах Польши.
На фото Мандель запечатлена со стальным взглядом; сильная женщина, которая уже начинает потихоньку сдавать. На лице нет видимых следов побоев, полученных три месяца назад в Чехословакии, но под глазами мешки. Ее волосы убраны назад и уложены в традиционную прическу. Волосы волнистые, тонкие, но густые, над ушами свисают пряди. Челюсть поджата, губы и нос красивой формы, подбородок сильный, но не ярко выраженный. Над глазами нависают брови. На табличке, которую она держит в руках, ее имя написано с ошибкой (Mandel вместо Mandl). На ней белая рубашка в обтяжку, застегнутая на все пуговицы. Голову держит крепкая шея. Мария выглядит не толстой, но мускулистой. Она смотрит в камеру в упор, словно бросая вызов фотографу.
На снимке в профиль ее подбородок и брови выглядят более выразительными. Скулы кажутся высокими, на носу небольшая горбинка. Брови у Марии густые, а мочки ушей под этим углом кажутся непропорционально большими. Белая блузка с короткими рукавами (где-то пятнадцать сантиметров выше локтя) застегнута на крупные пуговицы, расположенные далеко друг от друга. Одежда немного помята. На ней также надета темная юбка с квадратным узором. Волосы выглядят темнее, чем на предыдущих фотографиях; видно, что Мария давно не пользовалась перекисью.
Сегодня оригиналы этих записей о приеме заключенных хранятся в городском архиве Кракова. Душное здание, расположенное за ржавым забором на небольшой парковке на одной из городских улиц, заполнено людьми разного возраста. Пожилой мужчина в читальном зале упорно держится за свои бумаги, делясь непрошеными советами и информацией. Сам архив охраняет Цербер – служитель, который одновременно и многословен, и категоричен.
Оригиналы документов осыпаются, желтеют и на ощупь слегка маслянистые. Автор осторожно проводит рукой по подлинникам отпечатков пальцев Марии, не потускневших спустя столько лет. В отношении имени Марии переводчик замечает: «Счастливый человек так не расписывается!» Подпись сделана специальной ручкой, чернила которой фиолетовые и не стираются – как будто тонким фломастером.
В документе о поступлении, составленном американцами, указано следующее: «Мария, 34 года, рост 5 футов 4,5 дюйма (164 см), имеет русые волосы, голубые глаза, русые брови, здоровые зубы и среднестатистические черты лица. Весит 132 фунта (59 кг), может нормально ходить, нарушения речи отсутствуют. Отпечаток большого пальца взят с ее правой руки»2.
Отслаивающиеся по краям документы, кажется, ветшают с каждой секундой. Не верится, что они просуществуют еще шестьдесят лет, не обратившись в прах.
Глава 68
Сурово, но получше
Теснота была неописуемой. У каждого было одеяло; еды едва хватало, но никто не голодал.
Ганс Мюнх1
В декабре 2004 года начальник тюрьмы в Монтелюпихе организовал встречу бывших заключенных2. Двадцать четыре человека, возраста лет восьмидесяти, пришли пообщаться – часто перебивая друг друга – и очень подробно описали условия содержания в Монтелюпихе в период заключения Марии. Многие отметили, что, хотя заключенным условия казались суровыми, содержание было гораздо лучше, чем в других польских тюрьмах того времени.
Каждый помнил, что отопление было минимальным: одна кирпичная печь с очагом в коридоре на каждые две камеры. Печи были сделаны из жести и «исцарапаны по всей поверхности»3. Каждый заключенный что-то писал, царапал или вырезал надписи «чем под руку попадется». Зима 1946–1947 годов была очень суровой, поэтому в камерах тоже было холодно. Из-за того что окна были незастекленные, температура внутри часто была такой же, как и снаружи4.
На завтрак обычно давали черный кофе с тремястами граммами хлеба. В полдень подавали суп, где была «черная UNRRA [пюре из кукурузных отходов], гороховый суп. Брюква, капуста, крупа [ячмень или пшено] двух цветов: синяя или зеленая [из-за дезинфицирующих средств], а иногда и вонючая треска»5. Вечером заключенные получали порцию Wasser zupka, водяного супа из брюквы.
Одна из польских политзаключенных, Ханна Высоцкая, вспоминала, что в 1947 году этим супом массово отравились заключенные, после чего его убрали из меню. «Тогда по приказу доктора Дормицкого стали в больших количествах подавать квашеную капусту высокого качества и свежую морковь. К сожалению, этих деликатесов хватило только на двенадцать или около того дней»6.
Зофия Москала также вспоминала об ужасном состоянии пищи, которую давали заключенным:
– В супе были черви, но мы закрывали глаза и ели его, нам хотелось плакать, но мы были голодны. Хлеб был маленький и черный, смешанный с овсяными отрубями, иногда крошечными древесными опилками – есть его было невозможно. Мы выковыривали опилки из зубов, это было ужасно7.
Бывшие заключенные описали распорядок дня: шесть утра – подъем и сбор «кубиков». (Заключенные оставляли свою одежду вне камер, сложив ее в кубики). Завтрак. Между завтраком и обедом – безделье. С часу до двух – обед. Между обедом и ужином – безделье. С четырех до пяти – ужин. Шесть вечера – перекличка.
Каждый день охранники проверяли камеры, ударяя по прутьям каким-нибудь предметом, чтобы услышать звуки. По словам директора, они и сегодня так делают8.
Охранники не были вооружены. Немецким заключенным разрешалось получать посылки и спать на соломенных матрасах, полякам – нет, и они спали на голых досках. В камерах не было туалетов, и заключенным разрешалось мыться только раз в неделю.
С нацистскими заключенными было велено обращаться получше. «Всем военным преступникам, при получении пищи, следует добавлять порцию сырой капусты. Их прогулки на свежем воздухе должны быть увеличены по времени, и [мы должны] приложить максимум усилий, чтобы их внешний вид и здоровье были в порядке для суда»9. Ядя, бывшая тюремная надзирательница, заявляла: «Нам ни в коем случае нельзя было поднимать на них руку»10.
Маргит отмечает, что в первые недели после прибытия в Монтелюпих их распределили по пять человек в камеру и что три другие женщины с ней и Марией были бывшими надзирательницами из Аушвица.
– У меня было ощущение, – говорит она, – что тюрьма была заполнена до отказа11.
Глава 69
Побег Йоханны Лангефельд
Йоханну Лангефельд, предшественницу Марии в лагерях Равенсбрюк и Биркенау, выдали Польше в том же транспорте. Маргит вспоминает о Лангефельд: «Она носила белые чулки и высокие туфли. Ни среди нацистов,
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста - Лев Троцкий - Публицистика
- Загадки, тайны, память, восхищенье… - Борис Мандель - Биографии и Мемуары
- 22 июня. Черный день календаря - Алексей Исаев - Биографии и Мемуары
- Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Мано Зиглер - Биографии и Мемуары
- Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий - Прочая документальная литература
- Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ - Николай Симановский - Биографии и Мемуары
- Газета Завтра 221 (60 1998) - Газета Завтра - Публицистика
- Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) - Кеннет Голдсмит - Публицистика
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика